Сделай сам. История одного убийства

…Остаток лица скрывали массивные темные очки. Худощавый, невидный, то есть небольшой такой сикх, если его, допустим, сравнить с большим таким сикхом.

Сикх аккуратно оглянулся вокруг – не видать ли поблизости других каких сикхов – и приступил к газетному киоску. Молча показал на «Известия». Для этого пришлось ткнуть пальцем вниз, прямо в окошко. Девушка при газетах заметила перстень, большой с очень большим голубым камнем – в жизни она такого не видела (и не увидит), но не удивилась. Сикх выложил деньги, взял газету и вернулся в свой автомобиль. Уже когда Лексус тронулся, девушке пришли в голову три риторических вопроса в такой последовательности: «Зачем ему русская газета? Разве он читает по-русски? Разве газеты покупают только для чтения?». После чего ее внимание отвлек следующий покупатель – несомненно, русский, или возможно, этнический белорус.

Сикх в отъезжающей машине, в свою очередь, думал о девушке. Только это были не обычные мужские мысли вовсе. Прямо скажем, девушка ошибалась. Сикх не только умел читать по-русски. Он и в мыслях своих пользовался родным русским языком, ибо сикхом (самым натуральным) выглядел только внешне. «Выраженный монголоидный тип. Скорее всего – тувинка. Сколько их всяких – разных – такая большая страна, уже не одна шестая, но все же. В правительстве имеется министр – тувинец. Правда, мать – русская. Россия – она же мать. Тувинец, может, один дельный человек в этой веселой компании», – фамилии министра сикх не вспомнил ни разу. По давней привычке даже в мыслях соблюдал строгую конспирацию. Оговоримся – некоторые, практически все без исключения мысли сикха составляют государственную тайну Российской Федерации – конспирации будет придерживаться и Повествователь по понятным причинам.

«Дела идут, контора пишет, кассирша деньги выдает», – так завершил сикх свои думы о правительстве РФ и остановился на красный свет. Перед лобовым стеклом прошли молодые люди. В крепких зубах одного из них торчала полусъеденная сосиска в лаваше. » Как это можно есть?» – спросил себя сикх за своим рулем. «Мне случалось есть и не такое, – вспомнил он и поехал дальше. – Человек есть то, что он ест. Вот из этого самого они и состоят. Вот это они и есть сами. Целиком».

Сикх подумал, что у него было на завтрак. Потом подумал, что у него будет на обед. И так каждый день. И уже сколько лет. («А пряников всегда не хватает на всех», – весьма кстати пронеслось в мозгу). Это ж надо, как всю эту компашку, и даже журналистов, кормили, скажем, в Ленинграде, прошлым летом. Он всегда мысленно называл город «Ленинградом». Всегда. «Питер» он на дух не выносил. «Петербург» звучал для него как-то совершенно по-дурацки неуместно. «Интересно, за сколько лет у человека полностью обновляются все клетки в организме? Ну не за десять же. Наверняка быстрее. Так что в настоящий момент я состою из гарантированно качественного материала. Хотя… Нервная система. Вся, и то, что в голове, как сложилось к 18 годам, так и осталось по сей день, из чего тогда сложилось».

Думать об этом дальше не захотелось. Было о чем и без этого. Думалось о серьезных вещах. Об этих вещах думалось довольно часто в последнее время, с начала года. Киев, Москва, Петербург (это был совсем другой – настоящий Петербург), снова Москва. Снова Москва. Столетие без десятка лет полного кавардака и бардака. Еще десять лет – и все будет кончено. Или начато. (И это только начало. Эм Эм Эм).

–
«Основать новую династию. Очень многие вздохнут с облегчением. Прекратится эта клоунада с выборами. Навсегда. Много чего навсегда прекратится. Точно – клоунада. А я к ним, в их цирк, директором не нанимался. Наследование должно быть только по мужской линии, как в Японии. Бабе не место на троне. Место ей совсем в другом месте. Обе девочки. Дождаться внука. Хорошо. Но у меня-то еще могут родиться сыновья. А как же. Должен быть царствующий дом. Великие князья. Все, как полагается, как у людей. Значит, развод, как государственная необходимость. Она останется матерью великих княжон, и сама, значит, великая княжна. Жениться на принцессе. В Европе еще хватает. Есть выбор. Эти европейские принцессы. Они не просто европейки. Они гипер-, супер-, и вообще, в них полно всего этого самого. Не надо. Была одна принцесса. Ангельт-Цербская. Воевали удачно, ничего не скажешь, но сплошной скандал на тридцать пять лет. В Азии тоже есть принцессы. В той же Японии. Zum Teufel принцесс. Матерью наследника престола и императрицей должна быть русская девушка. Может быть, кто-то из Романовых? Есть там у них какая-нибудь на выданье? Да ну их. Какие они сейчас русские? Они и раньше-то были не очень, – Повествователь заметил, что сикх выразился по-немецки. Говорить и ругаться по-немецки сикх научился, когда служил в Гэ Дэ Эр и с тех пор употреблял про себя. Нравилось. Энергично, и как-то более по-деловому, нежели простая матерщина. – Общероссийский конкурс. Участвовать могут все – и тувинки тоже. Но победит русская блондинка с голубыми глазами – как-никак символ нации (лучше с зелеными) по принципу пропорционального представительства. С группой финалисток – десяток барышень – поработать лично. Окончательное решение отборочной комиссии – по высочайшему утверждению. Интересно, неожиданно. Одним махом решает очень много проблем разного порядка. Что-то вся эта история сильно напоминает. Ну да. Наполеон Бонапарт. Развелся со своей Жозефиной. В интересах дела. И наследник у него родился немедленно. Римский король. Не правил. Наполеон. На Корсику не сошлют. На Святую Елену тоже. Не те люди. Князю Московскому Василию глаза выкололи, Павла шарфом удавили, Николая в подвале расстреляли, Дмитрия с колокольни сбросили. Scheise. Причем здесь этот самозванец?».

Повествователь про себя заметил: во-первых, Наполеона отправили в ссылку не собственные подданные, а одолевшие его монархи. Разумеется, сикх знал об этом. Просто увлекся. Во-вторых, на отечественную историю он смотрел мрачно…

А к Романовым (ко всем почти) у сикха был свой личный и очень суровый счет. Это они, а не кто-нибудь, заложили под государство мины, и эти мины взрываются по сей день. Тот, кому волей судьбы (когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке) выпало, могло и не выпасть очень даже просто, управлять этим разором, не может недобрым словом не помянуть никчемного неудачника – император тоже может быть никчемным неудачником, еще как может – Александра II.

«Продать Аляску! Хотя бы Канаде, ну еще туда-сюда, но им? И за сколько?! За эти деньги нынче в Подмосковье приличный дом не купишь, не то что… Освоить не могут. Вон Сибирь лет пятьсот как не освоена. Все что надо там уже давно освоили. Американцы на этой Аляске за сто шестьдесят лет тоже ничего особо не развернули. Отдать такую землю. Какая держава была бы. На три континента. Какие базы. Какая зона поражения. А экономия ракетного топлива. А время подлета. А какие лагеря?! Хватило бы одного, не слишком большого. Для особо отличившихся. И где сидели бы. Не в Европе. Даже не в Азии. В Северной Америке. Вот это настоящая американская мечта. Чтоб мечтали не попасть, не дай Боже, в эту Америку», – сикх остановил машину и выключил мотор. Он приехал на место.

На месте все посторонние мысли о серьезных вещах разом кончились. Началась работа согласно инструкции. Отдельные пункты, все затверженное и сданное на пять когда еще, отчетливо звучало в ушах голосом старшего офицера до сих пор: «Тщательно следить за людьми приходится с конкретной целью: их детальной разработки для последующей вербовки, похищения, шантажа, разоблачения или ликвидации. Человек, осуществляющий наблюдение, должен по возможности иметь неприметную внешность, отличную память, оптимальную выносливость, железное терпение, мгновенную реакцию, полноценное зрение, превосходный слух, ярко выраженное умение импровизировать и ориентироваться в ситуации. Учитывая, что периодическое появление одних и тех же лиц способно насторожить объект, надо перемежать средства личной маскировки. Общая установка на наблюдение всегда менее продуктивная, чем конкретная, поэтому слежку за интересующим вас объектом надо выполнять, настраиваясь на определенную задачу».

Из машины сикх не вышел. Интересующий его объект появился минут через десять, как и предполагалось, и был отчетливо виден ему с сидения автомобиля. «На сегодня все», – сказал себе сикх и включил мотор. Обратная дорога со светофорами и пробками – стояние в пробках неизбежная часть всего дела – была достаточно долгой, чтобы подумать о серьезных вещах.

Этот проект уже два месяца как занимал, среди прочего, внимание сикха, и тот постоянно возвращался к нему – проект нравился ему все больше. «На всю протяженность границы с Народной Республикой, включая Монголию. Из Монголии они когда-то и налезли. Граница не охранялась. Какие-то засеки, богатырские заставы. Теперь, учитывая возросшие возможности и мировой опыт, сделаем как положено. Народу в Народной Республике прибывает. Lebehnsraum для них неизбежность XXI века. Не помогло перевязывать – пускай отрезают – их дело. Наше дело – стена. Великая Российская Стена. ВРС. И это не БАМ. Партстаричье на нем и уехало – в последний путь. Это реальная вещь, стена. В Аризоне строят черт знает из чего и, как это у них водится, охрану свалят на электронику. Электронику под суд не отдашь и к стенке не поставишь. Стена должна быть из простого и надежного железобетона и вышки со всеми делами каждые сто метров, – сикх вспомнил образцовое сооружение в Берлине, которое ему довелось видеть лично. – А с внешней стороны – каждые 25 метров – предупреждение большими иероглифами и чтоб краска в темноте светилась. Und konnen mir Arsch Lecken».

II

Как-то теплым весенним (или осенним – в Москве они похожи) вечером (как упоительны в России вечера) к своей машине – черному Саабу, стоящему на мостовой неподалеку от Тверской, с бутылкой минеральной воды – из-под пончо рук видно не было – шла перуанка чуть выше среднего роста. На голове плотное сомбреро, шея и поллица закрыты большим цветном платком. Темные очки. Подол метет улицу. На ногах – ботинки, вроде мужские, такие, как носят немолодые перуанки за 50. На южноамериканскую даму никто не обратил ни малейшего внимания. Мегаполис. Появись там зулус в боевом облачении и с копьем-куканом – результат был бы тот же.

«Ну и прекрасно, – подумал «перуанка», открывая дверь и садясь за руль. Хорошо еще, что у нее нашлась незамороженная. Много чего можно объяснить знаками».

Прежде чем включить мотор, он сделал несколько глотков, закрутил крышку, положила бутылку на сидение рядом с тобой и подумал о том, в какой туалет пойдет, если захочется. Можно никуда не ходить. Можно потерпеть. Наверное, человек тогда и стал человеком, когда эти питекантропы перестали поливать все вокруг и начали вылазить за этим делом из пещеры. Но тут перуанке сразу пришло в голову, что домашние собаки, вот его собака, скажем, тоже не оставляют лужи в комнатах, а ждут, пока их выведут. На этом соображения об истоках культуры человечества прекратились и перуанке, стоящей на светофоре вспомнился свежий сон, приснившийся только вчера.

Страна являла собой остров в мировом океане. Океан бушевал вокруг острова. Волны поднимались все выше и уже шли одной сплошной стеной как в Пхукете. Вверху летел, распластавшись в воздухе, злобный трехголовый дракон – огромная громоздкая змея с когтистыми лапами и перепончатыми крыльями. «It is smelling with something Russian isn’t it!», – орал он, подлетая к острову. «Ja, Ja, genau, es duftet nach Russe!», – вторила еще одна голова. Третья голова бесновалась по-французски.

За драконом валом валила всякая другая международная нечисть – гномы, тролли, брауни, огры, орки, рюбецали. В хвосте плелись (и они туда же) безродные космополиты. Из мирового закулисья – закулисье сияло огнями и сильно напоминало Таймс-Сквер в вечернее время – выплыла акула империализма в черном шелковом цилиндре и спросила, глядя прямо в глаза (как ей это удавалось, акуле?): «Скажи честно, что тебе надо?». «Тоже мне золотая рыбка нашлась», – проворчал он и проснулся.

Тут «перуанка» сообразил, что приехал на место. Он вышел из машины. Постоял, задрав голову, напротив высокого жилого дома. Потом подошел к дому вплотную и потрогал ладонью стену. Потом проскользнул в парадное. Кодовый замок был сломан, и его уже отчаялись чинить. Поглядел туда-сюда. «Перуанке», несомненно, было интересно, как живут москвичи. Москвичи жили неважно, но в Перу, допустим, можно увидеть и не такие интерьеры. «Перуанка» вышел наружу, не хлопнув дверью, сел в свой Сааб и поехал прочь.

В небольшой пробке вновь вернулись мысли о серьезных вещах: «Две трети страны Пасху празднуют, одна треть Курбан-Байрам справляет. Это сейчас так – а дальше? Тех-то больше рождается. Где же тут единство нации? Нехорошо, неверно, неправильно. Бог – один. Многобожия нам не надо».

«Перуанка», хотя и выглядел как настоящая, католиком не был. Имел широкие взгляды: «Умные люди, Нобелевские лауреаты – один атеист, другой коммунист. Был я и тем и другим. А толку? Вера в стране должна быть одна. Иначе – передерутся рано или поздно. Уже бывало. И сколько раз. И есть примеры. Югославия – нет теперь такой страны. Надо, чтоб договорились. Собрать собор. Привезти всех. И прийти к соглашению. Объединиться, наконец, для общей пользы перед лицом всех врагов в единое и обязательное для всех граждан РФ вероисповедание. Общероссийский Правослам. А насчет канонов и догматов они договорятся. Тут весь фокус в постановке задачи и организации работы. Кардиналов в Ватикане, пожилых людей, на ключ запирают, и выйти подышать не дают, пока они себе Папу не выберут. Правослам. Поймут. И быстро привыкнут. Не к тому привыкали. Жаль только образ Мухаммеда нельзя заказать – не положено у них. Есть два прекрасных портретиста. Интересно, а скульптуру можно? Надо выяснить. А кто все это поднимет, если не я?».

Он посмотрел в зеркало заднего вида. Из зеркала на него смотрела перуанка в темных очках…

III

Во второй половине прекрасного дня – уже едва начинало темнеть, у Центрального Телеграфа остановился черный Феррари. Из него вышел хасид. Хасид имел седую бороду с бакенбардами, сиречь пейсами, большие темные очки на носу. На голове – соболья шапка. Одет был в черный капот и черным же кушаком подпоясан. Направился к стоящему на тротуаре книжному прилавку. Постоял, изучая глазами разложенную литературу. Ничего не трогал руками. Торговцу, человеку пожилому, это было по душе. Он вообще-то не любил ИХ, сильно не любил, но этот, по крайней мере, ничего не скрывал, а других, бывает, можно принять за кого угодно, даже за собственных соплеменников.

Но, самое главное, хасид никогда не уходил без покупки. Выбрал книгу он и на этот раз. Молча, как обычно, указав пальцем и уплатив цену, которую торговец обозначил пальцами же. Держа книгу подмышкой, хасид шел к своей машине. Тут к нему подскочил некий молодой человек, малорослый, в шапочке на макушке. Непонятно чему радуясь, он выпалил: «Шалом леха ребе!» «Шалом увраха», – бросил хасид на ходу. Он умел отвечать на приветствие и по-панджаби, и по-испански, однако, до сих пор как-то не случалось. Садясь в машину, он бросил книгу на заднее сидение. В книжных магазинах они лежат штабелями. Здесь, на неказистом прилавке, продавалась одна. Отобранная и проверенная можно сказать. Это было любопытно.

Забавные вещи попадались на этом прилавке. Вспомнился буквально – хасиды легко запоминают тексты – кусок из недавно купленного и очень насмешившего романа с несуразным названием «2008»: «Он подышал немного в позе Ма-бу, в позе всадника. Ладонями же помогал нисходящему потоку энергии, на каждом выдохе проводил ими вниз вдоль тела. Потом присел еще ниже в позе Всадника. Увидел между ягодицами у Ларисы несколько папиллом. Заинтересовался. Три побольше, две поменьше».

«Ну и занятие – лезть в чужие задницы. Когда-то они именовались инженерами человеческих душ. А теперь чего? Fotzenlecker. Ну, это еще так, описывает вещи ведь обыденные. В другом романе с того же прилавка подробно и явно со знанием дела изображалось противоестественное совокупление двух членов Политбюро ЦК ВКП (б) – солидных мужчин», –внезапно, на поверхность хасидского сознания выплыл сон, увиденный накануне под утро.

Хасид в юности прочел немало всяких книг. Читал он, как это и бывает в юности, беспорядочно. Он прочитал Виктора Гюго. А вот Проспера Мериме – нет (и что из того?). Сон, о коем речь, воспроизводил события одной из новелл ехидного француза (не «Кармен»), известные сновидцу из важнейшего для нас искусства – старой черно-белой ленты.

…Он был вождем племени, прославленным воином, огромным, двухметрового роста красавцем, негром, и звали его – Таманго. Таманго возвышался на мостике брига «Надежда». Только что за борт в бушующее море выбросили растерзанный труп последнего белого. Вождь стоял у рулевого колеса, глядя на компас и шевеля губами, как будто читал на нем известные только ему знаки, Вокруг сгрудились черные люди с верой и надеждой в черных глазах. Ближе всех, три прекрасные девушки – Наоми Кемпбелл, Уитни Хьюстон, и Холли Бери – глядели на красавца-вождя с обожанием и мольбой. Со смешанным чувством страха и уверенности, что порождается полным невежеством, он повернул штурвал брига.

Корабль резко накренился. Ломаясь, страшно затрещали мачты, хлынула вода, парусник опрокинулся, все попадали в море. Девушки с жутким воем, захлебываясь, тонули как котята. Он проснулся….

И остановился на красный свет. Наяву все было куда скучнее. «Большая страна, большая. Всякие есть страны. Живут же в Люксембурге. Живут. Когда стоишь где-нибудь, пусть даже в чистом поле, и смотришь вокруг – так и не видно, какая страна – большая или не очень. Но вот наша – большая. «Поедешь на север, поедешь на юг – везде тебя встретит товарищ и друг». На Юг лучше не ездить, разве в Сочи. А на Север? Вот вырастет новое поколение свободных демократических якутов, которым придет в их умные головы простая, в сущности, мысль: то, что находится в недрах исконно якутской земли (и что там только не находится), оно и есть исконно якутское, а не чье-нибудь еще, поэтому якутам (не всем подряд, понятно) и принадлежит, со всеми вытекающими. Нынешнее поколение этих самых людей мало на что годится, а следующее поколение не будет годиться совсем ни на что – это уже ясно. Что-то надо делать и что-то очень серьезное, пока осталось, кому поручить. Как можно, важнейшее дело – народонаселение – отдавать на волю совершенно безответственного случая – кто кого топчет и что из этого выйдет. Ничего путного из этого до сих пор не выходило. Ведь есть же и достойные люди», – тут он вспомнил нескольких вполне достойных людей, которых знал лично, на кого всегда можно было положиться.

«Вот их и надо воспроизводить современным способом – клонированием – это уже вполне осуществимо. На выходе внешность можно и изменить несколько – кто-то будет блондином, кто-то русым, а кто-то, ладно, пускай, будет рыжим. А как же с теми, кто еще есть сейчас? Как-как? Никак. Пока не можешь сделать то, что хочешь, надо делать то, что можешь», – хасид приехал на место. Машина остановилась. Через 10 минут из-за угла показался объект. Хасид вышел на тротуар и оказался перед парадным одновременно с ним – невысокой женщиной лет сорока, в очках, с большими кожаным портфелем на ремне через плечо. Увидев рядом с собой духовное лицо, да еще известной конфессии, женщина приветливо улыбнулась, уступая дорогу.

Хасид вошел в парадное, сделал два шага и повернулся лицом к вошедшей вслед за ним. Она снова улыбнулась, на этот раз вопросительно. Хасид вынул из-под полы капота оружие – «Беретту» (Повествователь знает, что это была «Беретта» – и все) и тихо выстрелил в упор. Женщина, негромко вскрикнув, упала ничком и больше никогда не поднималась…

…Феррари рванул с места в карьер, победно пропев свою бесподобную песнь…