Иваныч первым сделал важнейшее открытие: у бойцов Советской Армии от партийно-политической работы в войсках начинаются месячные. Дело было на военной кафедре Киевского государственного университета. Каждый понедельник в расписании занятий стояло – «военка». Это значит, что с 8.00 до 18.00 мужская часть философского факультета имела возможность предаться ностальгии. Все служили, но, тем не менее, обязаны были посещать «дубовую рощу» (кодовое название военной кафедры КГУ).
Иваныч был староват для филфака (за тридцать) и поэтому выделялся на общем фоне. Наука с трудом лезла в его голову. Чтобы как-то компенсировать природные недостатки, Иваныч любил выражаться многословно и загадочно, с употреблением различных терминов, о существовании которых он краем уха слышал на лекциях. С ним можно было общаться часами, чтобы потом задать один единственный вопрос: о чем, собственно говоря, был разговор?
Постепенно к такой особенности Иваныча все привыкли. Как привыкли и к тому, что он стал постоянным объектом для издевательств со стороны Шлемы (эта кличка такая). Шлема и Иваныч – лучшая комик-труппа на военной кафедре. Теперь о циклах. Идет пара ППР (партийно-политическая работа в войсках). Любимый предмет Иваныча, поскольку он может часами говорить на эту тему с сонно-молчаливого согласия подполковника Бондаря. Более точные дисциплины – тактика, вооружение БТР – даются ему гораздо хуже, поскольку требуют предметных ответов. В таких случаях Иваныч начинает нервничать. Обычно все заканчивается однообразно: «Слышь, майор, иди ты на х…й со своим пулеметом! Да я такое повидал, что ты, сука, и не подозреваешь!». Когда военный начинал интересоваться подробностями, Иваныч обычно кричал: «Фамилия?!!! Ты у меня будешь калом фыркать!». В этом месте следует сделать небольшое отступление. Для офицера назвать фамилию – это все равно, что потерять невинность. Или вступить в противоестественные отношения с животной флорой (или фауной). Даже если фамилия написана на табличке на дверях кафедры и известна всем. Срабатывает некая заложенная в военное подсознание схема поведения: если назвать фамилию, то начнут драть. Хочешь унизить военного – спроси его фамилию. Схема работает до сих пор. Когда прапорщик на первом подъезде Верховной Рады заблокировал мне доступ к депутатским телам с грациозностью вышибалы из кабака, я вспомнил методику Иваныча. Объясняться бесполезно. Ну что ты можешь объяснить прапорщику на службе? Просто крикнул: «Фамилия?!». Все, понеслось. Главное, ничего не объяснять. Тупо требовать фамилию, хотя она тебе и на фиг не нужна. Военный сразу задергался. Стали появляться его разнообразные и многочисленные начальники. В штатском и в форме. Они сразу же терялись, когда общение начиналось с вышеприведенного вопроса. Цирк…
Но вернемся к ППР. Иваныч вышел и начал вещать. Народ успокоился и постепенно стал впадать в анабиоз. Некоторые выпадали из реальности, но, ударившись о твердый предмет (стол), нехотя в нее возвращались. И тут прозвучало легендарное словосочетание – «месячный цикл». Все насторожились. Напомню, что речь идет о партийно-политической работе в войсках. Сидит тридцать дуроломов мужского пола. Какой, на фиг, цикл? Шлема отреагировал первым. «Кажись, у Иваныча месячные начались!» – громким шепотом сообщил он озадаченным бойцам. В аудитории поднялся легкий гул. Иваныч занервничал. Попытался разъяснить, что он не то имел в виду. Дескать, в ППР главное – это цикличность работы. Месячная. То есть каждый месяц. Месячные, значит, Регулярно. Надо иметь в виду, когда работаешь с личным составом. Толпа поплыла. Давились все. Даже подполковник. Иваныч злился и поэтому минут десять говорил исключительно о месячных. Шлема выл от восторга. Остальные просто катались под столом. Наконец Иваныч доложил: «Я кончил!». Шлема: «А цикл?». Открытие наличия месячных у солдат срочной службы сделало Иваныча героем. Еще долго на военке он находил у себя на столе куски ветоши с надписью «военная прокладка». Или кусок тряпки с веревкой.
Иваныч обиделся. Шлема решил его утешить. После обеда у нас на военке была самопдоготовка. Два часа сидим в аудитории: делаем вид, что готовимся к занятиям. Иногда изучаем какую-нибудь материальную часть. В тот раз принесли какой-то дозиметр и надо было его настраивать. Там в комплекте есть радиоактивная пластинка. К ней следует поднести металлическую трубку и выставлять стрелку на шкале. Такой себе эталонный образец радиации. Шлема мужественно сунул его в штаны, подошел к Иванычу и говорит: «Блин, Иваныч, смотри – у меня хер зашкаливает!». Подносит – щелкает, отводит – не щелкает. Иваныч заинтересовался. Исследовал все составные части Шлемы. Оказалось, что только в этом самом месте зашкаливает. Стал думать над причиной данного явления. Шлема говорил, что попал под дождь. Иваныч возражал: «А почему только хер щелкает?». Ответ: «Натекло!». Иваныч не верил. Шлема, улучшив момент, жевательной резинкой приклеил эталонную пластинку на голову Иваныча. Тонко подвел объект к мысли, что, мол, неплохо тебе самому провериться. Иваныч проверился – ничего. «А ты голову померяй!». Иваныч отказался по причине явного идиотизма предложения. Шлема сам проверил – зашкалило! Иваныч отобрал у Шлемы прибор, уединился в уголке и уподобился ослику Иа: подносит трубку к голове – щелкает, отводит – не щелкает. Побледнел. Задумался. Шлема пластинку изъял – от греха подальше. Иваныча отсутствие радиоактивного уровня озаботило еще больше. Он метнулся к подполковнику и за пятнадцать минут довел его до состояния полного непотребства. Разговор происходил в коридоре, и до нас доносились только отдельные выражения: «Радиоактивная пульсация мозга! Не может быть… Сам мерял… стрелка… прыгает… Ерунда! Да у нас вообще у бойца х…й щелкает! Прекратите! Слушай, подполковник, иди ты на …!»