Но ближе к теме. Людвиг Ваныч в один из солнечных дней с улыбкой на губе заступил дневальным по палаточному городку. Теоретически он должен был тащить службу, поддерживать порядок в расположении и докладывать обо всех нарушениях по какому-то полевому телефону. На практике служба дедушки СА выглядела следующим образом. Серега в непринужденной позе расположился под “грибком”, оголил значительную часть волосатого брюха и положил ноги в тапочках, надетых на относительно свежие носки, на табуретку. Военные галифе были приспущены, поскольку жали в талии, и являли миру легкомысленное нижнее белье цветочной расцветки. Ценитель философии Фейербаха расслабленно наблюдал за построением и напутствовал строй, идущий на занятия по тактике с полной выкладкой, ценными указаниями: “П…йте, ребята, п…йте! Я в ваши годы тоже напрягался рылом”.
Когда лагерь опустел, как положено, прибыл залетный генерал. Его прислали из штаба Киевского округа проверять тревожный сигнал. Поскольку всех уже через неделю задрала служба в лесу и нездоровое желание людей в погонах сделать из нас настоящих военных, то пошли разговоры. Например, во время сеанса ночного преферанса Хиля (без пяти минут психолог) выразил мысль о необходимости ослабить режим дисциплины. “За…ли!” – выразил он общую мысль. И предложил: “Если будут продолжать вы…ся, то получим в оружейке автоматы и пойдем маршем мира на Киев!”. Кто-то стуканул, и приехал генерал с кучей шестерок, который в полном соответствии с законами жанра первым делом наткнулся на Щельника.
Как выяснилось, товарищ не умел красиво разговаривать и вместо того, чтобы извинится и спокойно пойти по своим делам, принялся орать не своим голосом на релаксирующего ценителя антропологического материализма. Ну, вы сами знаете, что кричат в подобных случаях: “Почему одеты не по форме?!! Вызвать командира! Уберите свои яйца! Кто такой?!”. Людвиг Ваныч обиделся и озвучил следующий текст: “Слышь ты, лесник, п…й отсюда. Ты Фейербаха читал? Таких, как ты, я штабелями имел!”. Прозвучало это так: “Слыс… сесник… сабелями… Фейербах”. Генерала еще никто не называл Фейербахом. Его так поразило такое определение, что он на некоторое время прекратил словесный понос. Серый подошел и совершенно интимно ему сообщил, что он – Щельник – может так настучать по табло, что мало не покажется. И ему, Щельнику, познавшему таинства антропологического материализма, абсолютно по барабану все последствия. На счастье генерала, он не понял полностью смысла фразы, но улавливал значение неких вспомогательных слов – “б…ть”, “х…” и “Фейербах”.
Дальше начался нездоровый ажиотаж. “Лесник” убыл к местному командованию, которое поставил на уши. Всех отозвали с занятий и попытались построить. Среди сотен обросших голов ходил Щельник в тапочках и объяснял, как именно он послал генерала. “Я ему говорю: ты Фейербаха читал? Нет? Иди на х…й отсюда!”. Постановка вопроса народу понравилась. Офицеры попытались образцово-показательно навести дисциплину на примере Фейербаха. Но случилось фиаско. Когда Серый нарисовался перед строем в тапочках и с ходу заявил своему знакомому генералу: “Ты Фейербаха читал?” – толпа взвыла от восторга. Крики насчет отчисления, тотальной несдачи экзамена и т.д. уже не воспринимались. Опытный психолог Хиля неожиданно очнулся и завопил: “На Киев!”.
Иногда слово обладает материальной силой. Будущие лейтенанты, абсолютное большинство из которых отслужили срочную, моментально получили автоматы (без боезапаса), построились и ломанули по направлению к трассе. Хиля опять заорал: “Песню, запе-вай!”. Строй грянул страшную боевую песню “Яблоки на снегу! Красные на зеленом! Ты их поешь, родная! Я уже не могу!”. Когда допели “Миллион алых роз”, вышли на трассу. Интересно было наблюдать, как машины осторожно объезжали зеленую массу, которая очень напоминала какое-то бандформирование. Мы прошли несколько километров, пока тревожный сигнал наконец-то дошел до органов местной власти. Органы среагировали бурно и прислали ментов.
Два «уазика» с тремя служивыми перекрыли дорогу и напряженно поджидали подхода колоны. Один нервно что-то говорил по рации, второй копался в кобуре, третий благоразумно контролировал ситуацию из машины. И тут подвалили несколько сотен человек со стволами. Нервный зашелся криком в рацию: “Да тут у них гранатомет!”. Гранатомет действительно был. Причем у меня. С моим маланским счастьем мне доверили таскать эту дуру вместо более легкого “калаша”. Когда все вооружались, то и я захватил сгоряча эту трубу. Вот так, с гранатометом на плече, сигаретой в зубах и подвалил к доблестной милиции, вызвав, по всей видимости, некие тревожные эмоции.
Возникла пауза. Наконец, тот, что в «уазике», громко, но неразборчиво хрякнул в матюгальник. Типа разойдитесь и сдайте оружие. Щельник, который по праву считал себя героем дня, вызвался вести переговоры. Он поправил трусы и подвалил к ментам. Завязалась дискуссия, в ходе которой отчетливо звучали лишь отдельные фразы: “Автомат на землю!!!» – «Ты, б…ть, Фейербаха читал?» – «Немедленно сделать десять шагов назад!» – «Сто ты лецсишь!!!”. До группы захвата дело не дошло, поскольку народ устал и захотел жрать. Напуганные офицеры военной кафедры чуть ли не вылизывали нас языком по дороге. Пошли в столовую. Чтобы проявить к нам уважение, генерал из Киева тоже решил откушать из общего котла. Давали кашу с остатками сала. Щельник поймал здоровую навозную муху, оторвал ей зачем-то лапы и бросил в кашу. Затем взял миску, подошел к столику, где командование лакомилось простой солдатской пищей, и поставил ее перед генералом: “Вот! Это мы злем!”. Чтобы генерал не питал иллюзий насчет того, что именно поедают защитники родины, Людвиг Ваныч вынул муху в налипшей каше и поднес данный продукт к органу поедания “лесника”. Мужик успел отбежать на несколько метров, прежде чем его вывернуло…