— Эта цифра реальная. Она уменьшена с учетом того, что деньги от продажи «Криворожстали» являются как бы переходными. Если сегодня заложить в бюджет большой процент с продаж, то надо просчитать валютные и расчетные параметры. А сегодня проект закона о том, чтобы засчитывать средства в валюте, не прошел. Поэтому необходимо иметь четкий механизм валютного регулирования: по имеющейся у меня информации, как раз сейчас идет скупка акций, долларов на нашей валютной бирже по цене, которая выгодна «Миттал Стил». Кроме того, я 1 миллиард 700 миллионов перечислила по дивидендам, полученным от управления объектами госсобственности.
На днях вы провели презентацию Единого реестра государственной собственности, чего за много лет не могли сделать ваши предшественники. Почему? И что дает концентрация сведений о казенном имуществе: снижение уровня коррупции, прозрачность приватизационных процессов?
— Знаете, это была моя мечта с 1994 года. Я еще десять лет назад с трибуны ВР призывала депутатов хотя бы разобраться, что делается с госсобственностью. Чем мы реально владеем? А потом начались разговоры: давайте продавать все предприятия, где менее 25% активных акций. Одно время эта идея — сбросить все неликвидное — была очень популярной. Но я не согласилась, предложила взамен доказывать уровень капитализации предприятий с маленькими пакетами. Их цена сразу поднимется, если ты покупателю покажешь товар, а не просто предложишь купить «недееспособное предприятие», просто чтобы «сдыхаться». Кроме того, даже небольшой пакет акций позволяет и дивиденды получать, и контролировать ситуацию на производстве. Мы, когда начали проводить инвентаризацию, заставили платить дивиденды огромное количество предприятий. А если их всех заставить? Сумма будет более чем внушительной. Кроме того, придя в ФГИ, я сразу проанализировала, сколько было договоров аренды. В законе об условиях аренды государственного и коммунального имущества, который парламент с моей подачи принял в прошлом году, четко записано, что аренда казенной собственности контролируется только ФГИ и договор заключает исключительно он. То есть большая часть этих сумм поступает в госбюджет. Могу вам привести пример: когда я пришла, договоров об аренде было 21 000. Сейчас, когда мы начали проводить инвентаризацию, их уже стало 32 000! То есть мы уже на 130% перечислили денег за аренду.
Что оказалось самым сложным при проведении инвентаризации?
— Целая «куча» СП, которые создавались всеми подряд: местными администрациями, министерствами, советами, департаментами. А теперь мы эти завалы разбираем, выясняем, у кого какая доля, как работают предприятия, как выплачивается прибыль. Так что когда мы говорим о цифре поступлений от приватизации, то не надо делать ставку лишь на продажу собственности. Мы можем получать серьезные деньги от арены, от дивидендов! Необходимо шире смотреть на вопрос, чем «продал — передал деньги в госказну — выплатил пенсии и зарплаты и «проел». Нужно искать и другие источники дохода.
А в каком состоянии вообще находится фондовый рынок Украины?
— У нас сегодня сделано все, чтобы его не было. Только 7% активов проходит через фондовый рынок, а все остальное — закулисно, подковерно… Мы сейчас провели инвентаризацию собственности, подписали с ГКЦБФР соглашение о совместных действиях и будем разбираться в тайных процессах, происходящих на рынке ценных бумаг. Прежде всего намерены разобраться с «двойными», «тройными» регистраторами, с «двойными» главами правлений и наблюдательных советов. Начнем понемногу «разгребать» это — заработает фондовый рынок. А если так, то это будет означать следующее: любой владелец акций обязан будет представить декларацию о доходах, показать, сколько он получает по акциям. То есть благодаря наведению порядка мы сможем наполнить бюджет за счет средств тех, кто сегодня не хочет платить прибыль по активам, налоги. Потом, знаете, что я еще обнаружила? У нас «исчезли» 20 000 объектов госсобственности — как и не было их. К 1 января 1991 года было 68 000 промышленных предприятий, а сейчас их… 48 000. Я была в шоке! Но постепенно мы их «находили», потому что реестр создали в соответствии с территориально-отраслевым принципом. Это дало возможность видеть сферу управления по территориям, какое министерство и чем управляет. Мы активно сотрудничали с губернаторами, собирали информацию по областным предприятиям: именно для того, чтобы «замкнуть круг», видеть, что делается в регионах. Беда еще и в том, что никто не занимался защитой государственной собственности с той поры, когда из старой Конституции в 1992-м был выкинут экономический раздел. Там, где директора были совестливые, предприятия работали более-менее стабильно, но с ними даже контрактов никто не заключал! Представляете?! Сейчас нам нужно заключать договоры на работу с руководителями предприятий, внесенных в реестр. Это уже следующий шаг, на уровне управленческих решений. Я с 1994 года билась за то, чтобы принять закон об управлении объектами государственной собственности. Направила этот проект во все областные и районные советы, получила от них поддержку своей деятельности. Но вижу — стена в парламенте непробиваемая. Я тогда перевела свой закон на английский язык и отправила в МВФ, Мировой банк, во все европейские парламенты. И что вы думаете? Я получила и от них поддержку, а Мировой банк, анализируя мой закон, даже организовал специальную международную конференцию по вопросам корпоративного государственного управления! Потом Кабмин, мягко говоря, мой проект «содрал» на 95% и представил как свой, но я человек неамбициозный. Мне неважно было, чья подпись стоит под законом: я хотела добиться его принятия, чтобы знать, кто и за что отвечает в этой сфере. Приняли в первом чтении, а дальше процесс не пошел…
Вы привели в ФГИ свои кадры или заставили трудиться по-новому старожилов Фонда? И почему они не работали до вашего прихода?
— Я много людей поменяла — это правда. Хотя и на уровне среднего звена, и на уровне топ-менеджмента были люди, которые хотели и умели работать, просто им не давали этого делать. Даже денег на создание реестра госсобственности выделено не было. И только после парламентских слушаний «Перспективы и результаты приватизации» в бюджет было заложено 2,5 миллиона гривен для электронной реестровой системы. То есть люди готовы были работать, но им не давали этого делать ни финансово, ни морально — кругом была «мутная вода», в которой ловили больших и малых «рыбок». Особенно это касалось объектов, которые и входили в уставный фонд СП, и оставались на балансе страны. Как правило, речь шла об объектах социальной сферы: детсады, дома отдыха, столовые, магазины. Так вот, частное предприятие (ОАО, ЗАО) делало долги, а рассчитывалось имуществом государство. Вы понимаете, какая хитрая схема! А мы эту схему блокировали: на балансе остается имущество, которым можно пользоваться, но нельзя продавать. Вы не забывайте, что механизм продажи такого имущества проходил через Спецюст, потом — через Налоговую администрацию.
И сейчас эта вакханалия может продолжаться?
— Может, если мы срочно не изменим законодательство. Потому что не один Фонд, оказывается, занимается приватизацией…
А кто же еще?
— Сегодня приватизацией через банкротство занимается и специальный департамент в Минэкономики, можно и через ГНАУ, и через решение судов. Я направила проект соответствующих законов ВР, но они до сих пор не приняты…
Как обстоят в вашем ведомстве дела с коррупцией? После вашего прихода удалось навести хоть минимальный порядок?
— Когда я пришла, на наших компьютерах печатался вызов в суд, который обязывал ФГИ продать тот или иной объект. А потом на этом же «компе» распечатывалось и само решение суда. Но сейчас этого нет. Весь юридический департамент ФГИ добровольно ушел в отставку, как только узнал, что я назначена на эту должность. Без всякого давления, еще до моего прихода. Потому что понимали: со мной так работать будет нереально. Мне теперь ни по каким телефоны не звонят: все знают, что со мной договориться нельзя, я не позволяю. Я всегда стояла и буду стоять только на государственных позициях.
Как на вас действует «война», развязанная в СМИ: звучат не самые лицеприятные обвинения в ваш адрес, вам инкриминируют и взятки, и переговоры с олигархами. Как вы воспринимаете это? Хочется кому-то в глаз заехать или какое-то предприятие отобрать?
— Я вам приведу случай из своей жизни, который дал мне возможность провести «инвентаризацию» личных ценностей и на такие моменты просто не реагировать. Это было в 1998 году, я тогда второй раз шла на выборы. Для меня это был тяжелый период — я мужа похоронила. А мой оппонент использовал эту личную трагедию в политической борьбе, в своей газете писал на меня пасквили. Конечно, родня старалась прятать от меня эту «макулатуру», но мама как-то недоглядела, и я нашла одну из газет, в которой был унизительный, грязный стишок обо мне и моих политических планах. Для меня это был шок, я плакала так же, как и на похоронах мужа. На следующий день поехала на встречи с избирателями и не смогла их провести… Тогда попросила водителя отвезти меня на кладбище, на могилу мужа: не помню, сколько простояла возле нее, аж колени к земле примерзли у меня тогда. Я только одного просила — помочь мне выстоять в тот период. Слез у меня больше не было, и после этого случая я никогда не плакала. А встреч с избирателями проводила не по пять, а по семь в один день. Я после этого еще большую силу стала в себе ощущать, и слез в моих глазах никто не видел и не увидит. Потому что понимаю: кому-то выгодно, чтобы я сдалась, расхныкалась, дала слабину. Но я всем сказала: не дождетесь! И когда я смотрю на газетки, меня критикующие, то понимаю: это суета сует. Так к этому и отношусь… У меня две дочки, растет внучка, похожа на меня. Я жду еще внуков… У меня есть родители, брат, родня мужа. Я всем им сказала: эти «комары» меня не искусают — у меня за 11 лет пребывания в оппозиции столько «яда» накопилось, что тот, кто меня укусит, сам от него и погибнет.
Выборы приближаются, а вы — в списке СПУ. Так что кусать будут…
— Ну и пусть! Буду отвечать как положено — еще более энергичной работой. Я людям покажу, что социалисты умеют быть и в оппозиции, и при власти. Пусть избиратели сами сравнят и сделают выводы. Я не привыкла себя хвалить, пусть за меня мои дела говорят, люди, которые со мной работают.
Можно ли сказать, сколько украли за 14 лет независимости, когда на рынке собственности творился беспредел?
— Даже я такую цифру назвать не могу. Но знаю другое: по решениям судов, за три последних года было продано имущество общей стоимостью 60 млрд. гривен. Но в бюджет поступило… 4 миллиарда. Вот и представьте себе объемы злоупотреблений. Так вот, если бы Семенюк была на посту главы ФГИ с 1994 года, сколько бы государственных денег удалось сберечь, сколько объектов сохранить от теневых сделок…
Всех уже напугали тем, что «Миттал Стил» не совсем обязательный клиент, скажем так. Есть ли в договоре о продаже пункт, который позволит ФГИ контролировать «Криворожсталь» в случае, если условия контракта не будут выполнены?
— Таких жестких условий конкурса, наверное, еще никто не выписывал. Напомню, что эти обязательства приняты на 25 лет, причем — с поквартальной проверкой со стороны Фонда. Покупатель не имеет права ни на одну гривню снизить уровень зарплаты или сократить рабочие места. Кроме того, он обязан модернизировать цеха, соблюдать экологические нормы. Впервые на «Криворожстали» будет апробирован Закон «Об экологическом аудите», отвечающий европейской конвенции по охране окружающей среды. Инвестора будут в этом плане жестко контролировать и ФГИ, и Минэкологии. Нарушение же грозит огромными штрафами и санкциями. В общем, мы учли все моменты, касающиеся условий работы людей на этом производстве, даже тех, кто ушел на пенсию. Кроме того, ФГИ установил фонд прибыли не меньший, чем в прошлые годы, — 2,5 млрд. То есть тут шаг влево, шаг вправо будет принципиально караться. Тем более что у меня есть опыт «забирания» объектов через суд.
То есть, если что, за невыполнение инвестиционных обязательств покупателя «Криворожстали» можно через суд лишить его покупки?
— Кстати, со времени моего прихода на должность главы ФГИ мы таким образом забрали 68 объектов: именно за невыполнение инвестобязательств. По решению суда, спокойно, без крика и скандала.
А кому все-таки принадлежат лавры продажи » Криворожстали»: экс-премьеру Тимошенко, Президенту Ющенко и его команде, социалистам? Вот положа руку на сердце…
— Самое главное — правовую основу для продажи флагмана украинской металлургии заложила я. Еще в мае 2004 года. И когда все сейчас рассказывают о приватизации… Извините, но решение суда было еще до начала приватизации. У меня есть 301-я комната, там ведутся переговоры, и вот как раз в этом помещении я изымала документы. В этой самой комнате меня зажимали между дверями, не пускали, опасаясь, что я изыму те документы, которые дадут мне право обратиться в суд. Я еще тогда пообещала людям вернуть в госсобственность «Криворожсталь» и заложила для этого возвращения правовую основу. А после этой победы к работе была подключена Генпрокуратура. Но ведь главное — уже была база для такой работы. А что касается продажи предприятия на открытом конкурсе, то это политическое решение, которое было принято Кабмином Юлии Тимошенко. Я его исполняла, и условия конкурса были выписаны рабочей группой моего ведомства. Я лично подписывала приказ о прямой трансляции продажи «Криворожстали» в эфире, лично подписала указ и о порядке изменения правил аукциона через открытый тендер. Везде стоят мои автографы: потому что я этот порядок закладывала не только для «Криворожстали», но и для того, чтобы все последующие объекты приватизации продавались таким вот честным, открытым способом.
Уверены ли вы, что сегодня есть четкий и разумный план использования средств, полученных от приватизации? Или их снова «проедят» под выборы?
— Все будет зависеть от предложений, наработанных в Кабмине, и от того, как проголосует за них парламент, — согласится ли он с решением направить средства туда, куда считает нужным правительство. И главное, как ВР проконтролирует процесс вложения этих капиталов. Особо подчеркну — вопрос распределения денег от приватизации не относится к сфере полномочий ФГИ. Но мне кажется, что подход к рациональному использованию собственности в исполнительной власти постепенно меняется. КМ видит, что нужно ориентироваться на производство, а не на продажу. Потому что, как вы верно заметили, эти деньги быстро и легко проедаются. А что дальше? Но если мы будем поднимать производство — будут увеличиваться налоговые поступления в бюджет, будет укрепляться экономика. У нас сегодня все кричат: а давайте примем закон о защите частной собственности! Почему же только частной? Почему мы не хотим сегодня защищать и государственную собственность, коммунальную? Мы еще в 1996-м приняли закон о местном самоуправлении, но до сих пор не принят закон о правах на коммунальную собственность. Проще говоря, есть машина, а двигателя и бензина нет… А нет коммунальной собственности — нет и имущественной, реальной основы под деятельностью местных советов.
Какой выход?
— Необходимо оперативно принимать закон о коммунальной собственности. Но прежде нужно создать аналогичные реестры собственности в каждой области, в каждом районе — чтобы видеть реальную картину. Но никто этим не занимается… Закон этот уже в четвертый раз выносится в сессионный зал, но все время отклоняется. О чем это говорит? О том, что мы обманываем народ, Европу. Ведь после закона о местном самоуправлении Украина подписала Европейскую хартию местного самоуправления и обязалась адаптировать к ней украинское законодательство.
Вы не боитесь, что вас обвинят в использовании админресурса на выборах? Все-таки глава ФГИ — влиятельная должность: скажут, что вы давите на собственников.
— Могу сказать одно: мое имя будет работать на избирательную кампанию. Но возможно, я и на округ ездить не буду — все и так знают и видят мою работу. Кроме того, о ней могут рассказать члены моей партии — СПУ. Или я сама могу взять отпуск и поехать встречаться с людьми, убеждать их голосовать за социалистов. А что? Делал же так Виктор Янукович, совмещая кандидатство и премьерство.
Кстати, а как складываются ваши отношения с членами «бело-голубой» команды? Вычищаете их с классовой ненавистью с насиженных мест?
— С самого первого дня некоторые губернаторы начали меня убеждать, что ряд руководителей областных отделений ФГИ нужно поменять на своих, «оранжевых». А я всех оцениваю как специалистов. Не будет у меня такого, чтобы у арендатора из противоборствующего политического лагеря объект забрали и передали, например, социалисту. Есть закон об аренде государственной и коммунальной собственности, если он выполняется — все, никакого прессинга по политической окраске быть не может. Так же я строю и свою предвыборную работу: я же первый секретарь Киевского горкома СПУ, у меня пять тысяч членов партии. И каждое воскресенье мы собираемся штабом и вырабатываем стратегию действий на неделю. Это мой выходной день, имею полное право…
Но есть ведь и тайные механизмы влияния… Вот, к примеру, начинает ФГИ работу по подготовке продажи какого-то предприятия, и владелец сразу отвлекается от выборов, начинает бегать вокруг своего свечного заводика. Удержитесь от искушения шантажировать таким образом оппонентов?
— Тот шантаж, который я пережила в связи с НЗФ, ни с чем не сравнится…
Кстати, сколько вы за это получили? Говорят, 30 миллионов «зелени»? Пошло что-то от этой суммы в партийную кассу?
— Хочется, чтобы те, кто так говорит, нашли эти деньги. Я им сразу их подарю. Верите, сама хочу их увидеть. Правда, когда мне об этом сказали, я сразу ответила, что это не цена вопроса. Слишком дешево за такое предприятие. Шучу, конечно.
Насколько велики интересы российского капитала на украинском приватизационном рынке? К вам Виктор Пинчук на прием записывался, мы знаем. А из русских кто-то приходил… Торговались?
— Когда ко мне приходят приглашения принять участие в подобных переговорах, я все делаю «под протокол». У меня есть специальная комната, оборудованная диктофонами, сидит стенографистка, которая ведет полную стенограмму таких заседаний. Я научена опытом работы в Специальной контрольной комиссии по приватизации в ВР: когда я впервые проводила заседание, то все хотели при помощи этого «инструмента» кого-то наказать или напугать, да еще и свои вопросы порешать. Я как это один раз увидела, то сразу, в соответствии с положением о специальной контрольной комиссии ВР, поставила диктофон, вела стенограмму — точно как в парламенте. Все вопросы сразу были сняты. Аналогично действую и сейчас, у себя в Фонде. Вот возникает вопрос по какому-то объекту, у которого, допустим, есть три крупных владельца пакетов акций, а часть акций принадлежит государству. И что происходит: каждый из них пытается использовать Фонд, чтобы надавить на оппонента. Я их всех собираю, усаживаю за стол, оборудованный микрофонами, и начинаем открытый диалог. Тут уже не спрячешься, не скроешь ничего, не начнешь вести подковерные игры. И всегда потом можно напомнить, кто что говорил, кто и что обещал. Меня вот часто спрашивают, в чем отличие коммунистов и социалистов. А я им отвечаю: коммунисты — за диктатуру пролетариата, а социалисты — за диктатуру закона.
А как отнеслись к вашему назначению на столь высокий и опасный пост ваши родные, соседи, друзья? Говорят в селе: «Валентина — большой человек, поможет»? Изменилось ли отношение к вам близких людей после вашего прихода в ФГИ? Все-таки на черной большой машине приезжаете…
— Да, я приезжаю на служебной машине или на машине своего зятя, обычной «Дэу». У меня теперь с этой новой работой очень мало времени остается для того, чтобы поехать в село, навестить родителей. Они чаще меня по телевизору видят, чем в родной хате. Но моя мама все равно говорит: «Доня, я Богу молюсь о том, чтобы ты все выдержала». И просит не забывать, что я значу для семьи. У меня ведь старший брат погиб, остались я и младший. Конечно, мама и папа сильно переживают, боятся за меня. Но когда я приезжаю, мне приятно, что в селе про меня говорят: «Валентина — наш человек. Как она скажет, так мы и будем делать». Я для них своя, «наша». Потому что это моя земля, мой дом, там родились мои деды и родители, я там родилась. В этом селе мой муж похоронен и брат… Я помню все избирательные кампании, представьте, против меня даже коммунисты работали. Только потом выяснилось, что я набрала 54%, а коммунисты — 2,3%. После этого все сказали: с ней спорить нельзя. Я когда пришла в парламент в 1994-м, помню, была какая-то зависть. Но те представители Руха, которые со мной воевали в тот период, — теперь мои самые близкие товарищи и больше всех меня поддерживают, даже называют меня в шутку «национал-социалисткой»: потому что я все делаю для Украины. Многие мои одноклассники помнят меня иной: я в школе любила с хлопцами в футбол играть, на лыжах ходила. В институте — то же самое. Я по характеру активная, живая, энергичная, не люблю сидеть на одном месте. Но при этом к каждому вопросу подхожу с ответственностью и с сознанием того, каков будет результат работы, что про меня скажут люди. Поэтому, когда сейчас приезжаю в село, многие мои одноклассники, как и прежде, говорят: «Хороший ты мужик, Валентина».
Беседовали Ирина Гаврилова, Владимир Скачко, Александр Юрчук