Атомный регулятор

Елена Анатольевна, Госатомрегулирования под вашим руководством преодолел символический стодневный рубеж. Что вам удалось за это время сделать? Что не получилось? Какие у вас планы на ближайшее будущее?

— Если говорить о первых ста днях работы, то я бы не стала оценивать этот период в контексте «удалось — не удалось». Это время, необходимое для определения позиции и выработки стратегии. Поэтому о провалах или об успехах говорить не совсем логично. Но должна отметить, что удалось сформировать новую команду и добиться изменения роли Госатомрегулирования в системе власти. Сегодня мы уже не просто следуем в фарватере инициатив эксплуатирующих организаций, как это было раньше, а стараемся определять политику безопасности в атомной сфере. Рассматриваем на своих заседаниях самые острые вопросы и предлагаем реагировать на них лицензиатам, правительству, законодателям, общественным объединениям. Ищем пути их решения, не дожидаясь инициативы эксплуатирующих организаций или замечаний со стороны Евросоюза, других наших международных партнеров.

Например, в конце этого года завершается срок выполнения комплексной программы модернизации и повышения безопасности атомных станций. Мы не стали ждать окончания года и уже в апреле вынесли данный вопрос на обсуждение коллегии Госатомрегулирования. Кстати, перед заседанием совершили «марш-бросок» на Ровенскую и Хмельницкую АЭС, чтобы на месте оценить ситуацию, поговорили с персоналом и руководством станций. То есть теми людьми, которые действительно должны воплощать программу в жизнь.

И каковы результаты вашей проверки? Безопасность атомных станций резко повысилась?

— Честно вам скажу: дела плохи. Мы столкнулись с рецидивами прошлого. Нам показывали замечательные цветные графики. Они красиво смотрятся, но дело в том, что срок окончания работ запланирован на 2014-й или даже 2019 год! А за это время, как говорится, «либо шах умрет, либо ишак сдохнет». Мы же сразу предложили не просто наказать виновных в затягивании выполнения программы, но и разработать реалистичный график ее выполнения в максимально короткие сроки. Однако к нашему пожеланию отнеслись без энтузиазма. Устроили формальную разборку для «галочки». Мы не приняли результаты такого «показательного» расследования и дали время на углубленное изучение ситуации: что может быть выполнено, в какие сроки? Возможно, от каких-то мероприятий, которые включены в план еще в 1988 году, стоит отказаться. Много времени прошло, а научно-технический прогресс не стоит на месте. Но нас возмутило то, что к нашему поручению руководство эксплуатирующей организации отнеслось формально. Мы с этим не смирились и будем бороться дальше. Есть красивые обещания, данные Президенту и премьеру: дескать, за три года все выполним. Поднимем безопасность атомных станций на новый уровень. Но я не хочу дожидаться 2008 года, чтобы выяснить: ничего из обещанного так и не сделано. Давайте уже сегодня проверим, как выполняется программа, чтобы увидеть реальное положение дел.

Вы не думали о том, что Госатомрегулирования должен иметь более высокий статус, чтобы выполнять свои контрольные функции? Например, подчиняться либо Президенту, либо парламенту?

— В начале этого года Президент и правительство пересматривали статус большинства органов исполнительной власти. Было, в частности, принято решение о том, что Госатомрегулирования и еще два комитета, выполняющие регулирующие функции, останутся независимыми и их статус будет повышен. Действительно, мы сегодня являемся органом исполнительной власти со специальным статусом, но в чем заключается его «специальность» — сказать тяжело. Я понимаю, что в этом вопросе инициатива должна исходить от нас. Поэтому подготовленные нами предложения были представлены вице-премьеру по административной реформе Роману Безсмертному. Необходимо было понять, насколько они отвечают правительственной стратегии. Тем более что нам знаком опыт зарубежных стран, где есть подобные структуры. Например, в США работает Комиссия ядерного регулирования, в состав которой входит пять человек, назначаемых на 5 лет. Кандидатуры вносит президент, а затем их рассматривают и утверждают на заседании профильного комитета Конгресса. Похожая система действует в Испании, правда, там Совет ядерной безопасности подчинен парламенту и является неправительственным органом.

А что думает по этому поводу Роман Безсмертный?

— Он в принципе одобрил наши предложения, хотя и внес существенные коррективы. Сегодня мы готовим соответствующий законопроект, который предусматривает, что это будет Национальная комиссия с четным количеством представителей, половину из которых назначает Президент, а другую половину — парламент. Из их числа выбирается председатель, при комиссии действует аппарат, возглавляемый главным государственным инспектором. На заседаниях Национальной комиссии принимаются решения о выдаче лицензий, утверждении норм и правил атомной безопасности и т. д.

Вы сказали, что в ходе проверок столкнулись с ненадлежащим выполнением программы повышения безопасности атомных станций. Почему до сих пор нет никакой реакции на ваше заключение? Товарищи не понимают, что если рванет мирный атом, то в президентском бункере не спрятаться?

— Почему не понимают? Понимают. Но это старое правительство не выполняло решения в сфере ядерной безопасности. Новая власть уже поручила нам рассмотреть этот вопрос на коллегии, что и было сделано. На коллегии Госатомрегулирования состоялся жесткий и предметный разговор. Потом было заседание Кабинета министров. Члены правительства поддержали предложение Госатомрегулирования сделать программу обеспечения ядерной безопасности более реальной и краткосрочной. Во всяком случае, рассчитывать получить результаты в 2019 году — это неправильный подход.

Периодически в Украине возникают слухи о радиационных выбросах на ЧАЭС, каких-то зеленых дождях. Насколько они соответствуют действительности?

— Все эти заявления о радиоактивных облаках — обычная информационная «утка». На мой взгляд, появление подобных слухов носит системный характер: сначала появляются сообщения о взрыве на Чернобыльской АЭС, затем на Ровенской станции, потом на Южно-Украинской. Мы, конечно же, даем опровержение. Думаю, это связано с тем, что 11—12 мая проходили международные учения по обеспечению безопасности атомных объектов, организованные МАГАТЭ. И во время их проведения рассматривалась авария на АЭС Чернавода (Румыния). Полагаю, схожесть названий станций и привела к тому, что стали говорить об аварии на Чернобыле. Тем не менее мы провели дополнительную проверку всех атомных блоков, сделали радиоактивные замеры в разных точках страны. Единственное, что было выявлено в тот момент, — это повышение солнечной активности.

Когда наконец будет построено новое укрытие над разрушенным энергоблоком? Сколько лет этот вопрос решается, а конца-края не видно…

— Действительно, эта проблема начала обсуждаться в научных кругах еще с начала 90-х годов. А сегодня уже всем понятно: надо что-то делать, поскольку объект «Укрытие» строился в рекордно короткие сроки и многие решения принимались без надлежащего обоснования. Просто необходимо было чем-то накрыть аварийный блок, чтобы избежать радиоактивного заражения. Сначала было 15 вариантов того, что надо сделать. Потом их количество сократилось до семи, затем до трех. И в конце концов был принят план, который включал в себя массу различных мероприятий: начиная от построения мелких объектов инфраструктуры до проведения мероприятий по стабилизации нестабильных конструкций, которые есть на ЧАЭС. В 2000 году принимается решение реализовать вариант, предложенный Международным консорциумом. Он предусматривает строительство так называемой «Арки». Этот проект прошел научное обсуждение, общественные слушания и был утвержден на уровне правительства в прошлом году. В решении Кабмина были определены базовые параметры объекта и выдвигалось требование: после строительства «Арки» должны выполняться работы, конечной целью которых является приведение объекта «Укрытие» в безопасное состояние. Сегодня Госатомрегулирования готовится провести лицензирование уже готовых проектных решений. Объявлен тендер на строительство «Арки».

А кто участвует в тендере? Это украинские или зарубежные компании?

— На сегодняшний день осталось двое участников — американский и французский консорциумы. Однако предусматривается, что базовые строительные работы будут вести украинские компании, которые входят в их состав. Технические предложения уже рассмотрены, на подходе — решение финансовых вопросов. И к концу лета, думаю, определится победитель, с ним будут проведены переговоры для заключения контракта. Стоимость проекта — порядка 340 миллионов евро.

Кто дает деньги?

— Доноры. Распорядителем средств является Европейский банк реконструкции и развития. А донорами являются члены «большой семерки», другие государства. Недавно в Лондоне состоялась ассамблея стран-доноров, в ходе которой были подтверждены дополнительные финансовые обязательства. Денег хватает и на строительство «Арки», и на оплату разборки нестабильных конструкций. Кстати, появился новый донор программы — Россия, которая готова выделить $10 миллионов.

Такой вопрос: как сегодня решается проблема утилизации ядерных отходов? Насколько мы понимаем, есть два основных варианта: либо строить атомные «могильники» в Украине, либо вывозить отходы в Россию.

— На самом деле вариантов утилизации ядерных отходов куда больше. Наша команда подготовила на эту тему докладную записку, в которой мы предлагаем сделать четыре шага в направлении решения данной проблемы. Во-первых, необходимо определить стратегию обращения с отработанным ядерным топливом. Во-вторых, выработать стратегию обращения с отходами. В-третьих, создать государственный Фонд для обращения с отходами. И наконец, разработать и внести в парламент общегосударственную программу обращения с «ядерным мусором». Почему необходимо сделать именно такие шаги? Да просто за последние десять лет эта проблема фактически не решалась. У нас есть не государственная, а комплексная программа по утилизации радиоактивных отходов. Причем не обеспеченная реальными источниками финансирования. И в результате она выполняется так, как финансируется. То есть почти никак.

Что необходимо сделать, чтобы изменить ситуацию?

— Как я уже говорила, сначала надо принять государственную стратегию обращения с отработанным топливом. Сегодня ее просто нет. Отходы с трех станций отправляются в Россию. Я бы не стала говорить о финансовых параметрах такого сотрудничества, если бы сама не слышала, о чем наши российские партнеры говорят на научно-практических конференциях. Дескать, половины денег, которые платит Украина за свое отработанное топливо, хватает на его обработку, а остальное — это наши инвестиции в российскую экономику. Тогда давайте разбираться. Если рассмотреть все варианты утилизации, то их будет не два, а гораздо больше.

Разные страны выбирают разные модели. В принципе, репроцессинг — переработка отработанного топлива, — по оценкам американских и японских специалистов, раза в полтора дороже, чем прямое захоронение. Правда, есть такой нюанс: при репроцессинге появляются и полезные материалы, которые можно использовать. Но это достаточно дорого. Поэтому многие страны выбирают вариант прямого захоронения «ядерного мусора». Ряд государств еще не выработали окончательной позиции по данной проблеме, рассчитывая на то, что в скором времени появятся новые технологии утилизации радиоактивного топлива — более экономичные и продуктивные.

Но надо понимать, что если мы выбираем вариант репроцессинга, то необходимо определиться: или реализовывать данную технологию у себя, или же отправлять отходы в другую страну — Россию, Францию, США, Великобританию. Если решили перерабатывать отходы в Украине, то необходимо строить специальный завод. Это очень дорогое и экологически вредное производство. Мое твердое убеждение: Украина точно не должна идти по такому пути. Если же мы отправляем отработанное топливо в другую страну, то и в этом случае есть варианты. Например, можем отправлять его в ту же Россию безвозвратно. Другими словами, послали и забыли. Сняли с себя и внуков решение этой проблемы. Честно вам скажу: я за такой подход. Но есть и другой вариант: мы отправляем в Россию отходы, платим меньше денег, но зато забираем себе отходы. Можно забрать и отходы, и полезные продукты репроцессинга. Или такая модель: отправляем отработанное топливо, а забираем только полезные продукты репроцессинга. Каждый вариант, естественно, имеет свою цену. Пока сложилась следующая ситуация: судя по уже имеющимся контрактам, мы отправляем топливо на переработку по цене возврата полезных продуктов репроцессинга, а предусматриваем возврат только высокоактивных отходов…

Кто на этом наживается?

— Все эти цены согласовывались при предыдущем правительстве и руководстве компании «Энергоатом». Подробностей я не знаю. Не участвовала.

Но будете разбираться с этой ситуацией?

— Надеюсь, что разбираться будут соответствующие органы. Меня же больше волнует стратегия. Поэтому давайте поговорим о варианте прямого захоронения. Все равно мы к этому возвращаемся: раз забираем высокоактивные отходы, полученные от репроцессинга, то проблема остается. Какие варианты есть при прямом захоронении? Еще лет десять назад он был один: роешь яму поглубже и закапываешь. Сегодня мир изменился, и многие понимают, что не следует закрываться и действовать только в рамках своего государства. Например, есть Словения, где действует один маленький реактор, который, тем не менее, производит высокоактивные отходы. Но их так мало, что специально строить под это дело хранилище нецелесообразно. В результате появилась идея создания региональных «могильников», которая на сегодня серьезно прорабатывается под эгидой как МАГАТЭ, так и Европейского Союза. Поэтому в настоящее время есть несколько вариантов прямого захоронения «ядерного мусора». Первый: отправлять отходы в региональный «могильник» в другой стране. Второй: построить в Украине национальный «могильник». Третий: построить у нас региональный «могильник», который может использоваться другими странами. Психологически последний вариант для многих является неприемлемым, однако с финансовой точки зрения это может оказаться выгодным проектом.

И поскольку мы заговорили о прямом захоронении, то снова вернулись к стратегии обращения с радиоактивными отходами низкой и средней активности. Опять же есть разные варианты. Можно построить хранилище, собрать все отходы и там захоронить. Но такой сценарий не подходит для Украины по одной простой причине: если мы и дальше будем развивать атомную энергетику, то такой «могильник» должен быть ну очень большим!

И, кстати, где его построить?

— Ответ на этот вопрос должны предложить украинские ученые, но при современных технологиях захоронения больших ограничений нет. Например, во Франции есть уже одно централизованное хранилище, построенное в довольно густонаселенном районе, и они сегодня думают, где построить следующее. Но можно рассмотреть и другой путь, которым, например, пошла Финляндия. Там работают две атомные станции, которые являются основными источниками отходов. Поэтому они решили проблему следующим образом: каждая станция на своей площадке строит заглубленное хранилище для радиоактивных отходов, куда также свозится остальной «мусор» страны. Финны все это делают цивилизованно и, самое главное, — после широкого общественного обсуждения. Мы тоже можем использовать такой вариант. Я не скажу, что он нам абсолютно не подходит. Например, почему бы не сделать общее хранилище для Ровенской и Хмельницкой АЭС, которые расположены рядом? Такой вариант хорош тем, что большое количество отходов не будет перевозиться по всей стране. Как видите, есть разные способы решения проблемы захоронения отходов. Однако для начала необходимо определиться со стратегией. Четко дать ответ на вопрос: а в каком направлении мы идем дальше?

Какова ориентировочная цена вопроса отходов? Сколько может стоить один из выбранных вариантов захоронения «ядерного мусора»?

— Не все страны открывают свои расходы по этому вопросу. Я знаю, что самые большие расходы у Швеции — до 2004 года они с каждого киловатт-часа произведенной электроэнергии платили 0,047 евроцента на компенсацию затрат по захоронению отходов, а сейчас планируют повысить и эту плату. Такие относительно высокие расходы объясняются тем, что в Швеции в глубоких геологических формациях изолируется не только отработанное топливо, но и низкоактивные отходы. Кстати, вопрос о затратах на обеспечение ядерной безопасности был одним из основных при принятии стран Восточной Европы в члены Европейского Союза. Думаю, что в таком вопросе, как расходы на обеспечение ядерной безопасности, экономить нельзя. А для расчетов можно, например, взять усредненный показатель, а потом пересматривать его раз в три года, как делают многие страны. Я, например, согласна платить за электроэнергию больше, чтобы знать: мои дети и внуки не утонут в радиоактивных отходах.

Вы не раз употребляли такое непривычное словосочетание, как «стабилизация нестабильных конструкций». Скажите откровенно: насколько в Украине безопасно жить? Имеется в виду, естественно, ядерная безопасность.

— Вы задали философский вопрос, на который я могу дать философский ответ. Атомная энергетика, по сути, очень похожа на автомобиль. Для обеспечения безопасности необходимо иметь исправную машину с хорошими тормозами, подушками безопасности и, конечно же, опытного водителя. Если за руль сядет пьяный шофер, не знающий правил движения, то авария обеспечена. Точно так же и в сфере ядерной безопасности: сначала надо обеспечить хорошее техническое состояние АЭС. Затем позаботиться о том, чтобы ими управляли не авантюристы и прожектеры, а специалисты, знающие свое дело и ответственно относящиеся к вопросам безопасности.

В последнее время стало модным говорить о диверсификации поставок энергоносителей. А как обстоят дела с диверсификацией поставок ядерного топлива?

— Есть проект диверсификации. Он не аннулирован, просто реализуется с задержкой. Но в этом году ожидается, что поступят первые шесть американских сборок. На следующем этапе их уже будет 42. Мы проанализируем, как они работают. Моя же позиция заключается в том, что этот проект необходим в первую очередь для того, чтобы в будущем мы могли проводить тендеры с участием российских, американских и европейских компаний. Сравнить, кто из них предлагает более дешевое топливо, изучить опыт и возможности поставщиков, а потом сделать выбор.

Недавно парламент принял закон, в соответствии с которым предусматривается проведение консультаций с местными властями по вопросам строительства хранилищ, ядерных объектов. Как вы думаете, это сработает?

— Парламент сделал шаг в правильном направлении. Власть должна нести ответственность перед людьми, когда предлагает проекты строительства ядерных «мусорников» или достройки блоков на АЭС. Но и люди должны чувствовать свою ответственность. В свое время в штате Нью-Йорк был проведен референдум, и местное население согласилось с предложением строить ядерный блок в их штате. После того как произошла катастрофа в Чернобыле, американцы «забрали» свое слово назад. А блок уже построили, инвесторы вложили серьезные суммы… По закону был проведен второй референдум по вопросу начала эксплуатации, в ходе которого жители штата сказали решительное «нет». Тогда было решено определить цену вопроса. Жители штата согласились с тем, что, сказав первый раз «да» строительству блока, они приняли необдуманное решение. Поэтому посчитали затраты на строительство, неполученную прибыль и приняли мировое соглашение: в течение 10 лет граждане штата Нью-Йорк при оплате расходов на электроэнергию доплачивали определенную сумму на возмещение затрат той компании, которая построила ядерный блок. Так что должен работать механизм взаимной ответственности.

Мы знаем, что вы человек в руководстве Госатомрегулирования новый, а до этого назначения работали в представительстве Еврокомиссии в Киеве. Вы пришли надолго?

— Ответ такой: я не собираюсь опускать руки и убегать при первой же неудаче — ах, не дают мне работать! Есть два варианта конца моей карьеры. Первый: меня могут снять, если вернутся те времена, когда проблемы ядерной безопасности и контроля будут открыто игнорироваться государством. Заниматься бездумным «одобрямсом» меня не заставят. Второй: когда через несколько лет у нас будет нормальная система, то можно будет спокойно оставить Госатомрегулирования в надежных руках. Не думаю, что я до пенсии останусь сидеть на этой должности. Надо обновлять власть, давать простор новым людям и новым прогрессивным идеям.

Беседовали Ирина Гаврилова, Владимир Скачко, Александр Юрчук