В таких условиях естественно возникает желание как-то все упорядочить и расставить по своим местам. Разумеется, я не слишком надеюсь повлиять на прочих авторов, которые иногда делятся с нами своим мнением по поводу избирательных систем. Я преследую цель расставить все по своим местам хотя бы для самого себя и объяснить, почему все это время являюсь сторонником пропорциональной системы. При этом буду отталкиваться от шаблонов, которые за 11 лет приобрели вид аксиом, хотя, на мой взгляд, таковыми не являются, а выступают в роли мифов, возникших по недоразумению. Если кому-то этот текст поможет в формировании его позиции в дискуссии, слава Богу! Я же даю торжественное обещание ничего больше на эту тему не писать. По крайней мере, до тех пор, пока не появятся действительно новые мысли.
Миф первый: о чем мы спорим? Непродуктивность дискуссии об избирательных системах связана не только с политической выгодой мажоритарки для правящей партии (этого, по-моему, никто не отрицает), но, прежде всего, с тем, что один предмет дискуссии подменяется другим. Главной проблемой, которую призвана помочь разрешить пропорциональная система выборов, является проблема безответственности центральной власти. Смысл выборов по партийным спискам состоит в том, чтобы власть могли получать только партийные политики, которые попадали бы, таким образом, под контроль своих партий. Партии, в свою очередь, находясь в состоянии постоянной конкуренции, были бы заинтересованы в проведении наиболее оптимальной политики своими представителями во власти. Все прочие особенности той или иной системы — представительство регионов и т. п. — являются двадцать пятой проблемой. По крайней мере, до решения вопроса об ответственности власти. Но именно эти второстепенные особенности, как правило, и обсуждаются у нас в ходе полемики.
Здесь важно отметить, что вариант «мажоритарная система с исключительно партийным выдвижением кандидатов» не гарантирует в наших условиях достижения той же цели, что и пропорциональная система. Во-первых, опыт показывает, что в мажоритарных округах гораздо легче проводить подтасовки результатов голосования. Во-вторых, при таком варианте в парламенте окажутся представители вариаций партии власти, так как только они способны получить большинство голосов в каждом округе.
Миф второй: у каждой системы есть свои преимущества и недостатки. Этот вроде бы достаточно безобидный тезис на самом деле абсолютно неверен, ибо он предполагает некое «равенство» систем, из которых просто нужно выбрать лучшую.
Из данного тезиса, в частности, следует вывод о том, что неплохо было бы объединить «все то лучшее, что есть в обеих системах» и… получить того безобразного монстра, который именуется украинским избирательным законом.
На самом деле избирательные системы — это, прежде всего, продукт исторического развития. Мажоритарная система, возникшая первой, была вполне адекватной для этапа, когда главной функцией депутата было представительство. Органы, которые позже стали именоваться законодательными, первоначально служили для того, чтобы представители общин могли заседать в Лондоне и как-то влиять на политику правительства. Собственно, в то время объем деятельности центрального правительства был незначителен, и представители, по сути, были такими себе лоббистскими конторами. Постепенно «объем работы» правительства возрастал, и парламент получал все больше полномочий. Функцию представительства вытеснила функция законодательства, т. е. стратегического управления в национальном масштабе. Одновременно с этим появились и партии, которые, собственно, и взяли на себя функцию управления. Из ситуативных образований для решения локальных задач партии превратились в структуры, создающие проекты развития и реализующие их. Поэтому неудивительно, что в дальнейшем возникла идея голосования непосредственно за эти проекты — т. е. идея выборов по партийным спискам.
Таким образом, пропорциональную систему следует считать, прежде всего, вариантом избирательного законодательства, более адекватным задачам управления современным государством. Что же касается мажоритарных систем, то они могут быть эффективными только в странах с большим демократическим опытом (Британия, Франция, США), в которых существуют устоявшиеся партии. Во всех остальных случаях мажоритарный компонент избирательного законодательства применяется в том режиме, в котором он и возник изначально — для обеспечения представительства. Кстати, и в Украине он вполне может применяться для выборов в верхнюю палату парламента, в которой (а не вместе со списочниками, как у нас) и должны быть представлены интересы регионов.
Миф третий: избирательная система сама по себе в состоянии что-то изменить. Отвечая на вопрос, почему партийный режим обеспечивает политическую ответственность власти лучше, чем беспартийный, проще всего привести аналогию с брэндами. Собственно, брэнд той или иной компании фактически и является субъектом конкуренции и инструментом ответственности. Покупатели выбирают между товарами разных производителей. Если товар не нравится, его не покупают. Но производитель будет нести ответственность (не получать прибыль в случае плохого качества и получать в случае хорошего) только в том случае, когда его товар помечен присущим только ему знаком. Именно поэтому пиратство преследуется во всем мире — не так важен ущерб от недополученной прибыли, когда продукция «левых» производителей продается под известной торговой маркой, как ущерб от дискредитации самой марки.
Украину уже начали потихоньку притеснять за экономическое пиратство, а вот политическое пока является здесь нормой жизни. Попробую пояснить. Для того чтобы процесс брэндовой конкуренции работал, покупатель должен иметь возможность: а) купить товар, б) использовать товар и оценить его качество, в) опять купить тот же товар или выбрать другой.
Итак, пункт «а»: купить товар у нас можно — голосуй на выборах за ту или иную партию (здесь не важны ограничения, накладываемые мажоритарной составляющей).
Пункт «б»: попробовать товар нельзя, так как выборы никак не влияют на политику власти. Это, кстати, наглядно демонстрирует поучительнейшая история с «Нашей Украиной», которая весь прошедший год только и делала, что заявляла о том, что она выиграла выборы, и потому ей что-то причитается в смысле должностей в правительстве и т. п. Да ничего подобного! Выборы-то она выиграла, да вот в Конституции четко сказано — результаты парламентских выборов никак не влияют на исполнительную власть. А только эту власть и может «попробовать» избиратель, поскольку именно с ней (450 тыс. «штыков» по скромным подсчетам) он и сталкивается в своей повседневной жизни. Законодательная деятельность — долгосрочна, и, как правило, ее реализация не очевидна. К тому же в нашей стране исполнительная власть сама решает, в каких случаях и какой закон она исполняет или не исполняет.
Пункт «в»: чувствуя, что его где-то обманывают, избиратель на следующих выборах, как правило, выбирает одну из трех достаточно деструктивных линий поведения: 1) голосует за тех, кто просто выступает против власти «вообще»; 2) голосует из соображений починки крыши (в основном, в мажоритарных округах); 3) голосует за кого попало, т. к. ему все равно. Причем очень часто на этих выборах он имеет дело с новыми брэндами, которых не было на выборах предыдущих.
Таким образом, без изменения политической системы в целом (до состояния парламентской или президентской республики) изменения только лишь избирательного законодательства не дадут ожидаемых результатов. Партии должны иметь возможность прийти к власти, т. е. формировать исполнительную власть. Правда, пропорциональные выборы даже без реформы политической системы способны принести пользу. В парламенте, избранном только лишь по партийным спискам, обязательно возникнет вопрос, который весь год задавала себе «Наша Украина». И поскольку мажоритарщиков, за счет которых администрация манипулировала ситуацией в парламенте, уже не будет, не будет и половинчатых самоуспокаивающих ответов, дескать, на депутатов давят и все такое прочее. Нужно будет решать вопрос по существу, и наверняка найдется кто-то посообразительнее «Нашей Украины».
Миф четвертый: полупропорционалка. Нынешний избирательный закон внес в дискредитацию принципа политической ответственности очень и очень много. Уж лучше бы у нас была чистая «мажоритарка» вместо такого «смешанного» варианта. Во-первых, благодаря нашему закону сам принцип партийных выборов — партия получает столько мест, сколько избирателей за нее проголосовало, — легко нарушается за счет перебежек мажоритарщиков между фракциями. Через год после выборов в парламенте исчезли партии, за которые проголосовало достаточно много избирателей («За единую Украину») и появились партии, за которые вообще никто не голосовал. Во-вторых, и это гораздо опаснее, тенденции, присущие развитию уродца, именуемого «парламент, избранный по смешанной системе», используются для оценки и критики пропорциональной системы.
Позволю себе в связи с этим длинную цитату из статьи Ирины Рожковой «Война систем», опубликованной в газете «Кіевскій телеграфъ» (см. «КТ» №7, 2003 г.).
«Есть еще один, не менее «железный» аргумент. Дескать, именно пропорциональная система способствует политическому структурированию украинского общества. Довольно сомнительное утверждение. Обратимся к главным действующим лицам на парламентской сцене — депутатам, прошедшим по партийным спискам. За минувшие четыре года доля партийцев среди них сократилась с 88,4% (1998 г.) до 77,3% (кампания 2002 г.). При этом на последних выборах в «проходной» части партийного списка самого электорально эффективного объединения — «Наша Украина» — доля партийцев (60%) незначительно превысила долю их беспартийных соратников (40%).
Тенденция снижения значимости партийного капитала ставит под сомнение возможность реализации этими структурами задачи политического структурирования украинского общества по партийно-идеологическому признаку. Да и корректно ли говорить об идеологической самоидентификации, когда, например, в уже упомянутом блоке «НУ» объединились 10 (!) партий — от Либеральной до Конгресса украинских националистов».
Ясно, что мы имеем дело с подменой понятий. Сознательная путаница в нашем законодательстве приводит к тому, что так называемые «блоки партий» имеют такую же субъектность, как и партии. Для политической системы (а не для закона) партией является «Наша Украина» в целом, т. к. именно она предлагала избирателю свой список. Избирательная система может работать безупречно только тогда, когда она логически завершена. Элементы этой системы содержатся не только в соответствующем законе, но и в регламенте парламента и даже в Конституции. Не может быть, к примеру, такого, чтобы минимальная численность фракции была больше, чем число мест, получаемых партией в случае преодоления 4-процентного барьера (были попытки в прошлом году изменить минимальную численность с 14 до 18); депутаты не должны иметь возможность покидать свои фракции и т. д. Пока этого нет, говорить об «идеологическом структурировании» бессмысленно. Вообще, говорить что бы то ни было о наших партиях (модно ведь рассуждать, что они «слабы» и «не пользуются доверием») можно будет только тогда, когда весь парламент (нижняя палата) будет избираться по партийным спискам, а парламентское большинство будет формировать правительство. Все качества партий проявятся только после этого, т. е. тогда, когда в бассейн нальют воду и когда у партий появится возможность заниматься тем, для чего они предназначены. Сначала избирательная система, потом — партии. А пока терминология анализа политических процессов напоминает другой анекдот: «На Оболони появился полу-Робин Гуд. Он отбирает деньги у богатых, но никому их не отдает». Вот и у нас — полупропорциональная система.
Избирательная система в либеральном проекте. Нижеизложенное имеет смысл только для определенного понимания перспектив Украины, а именно — как либерального государства, в котором правительство жестко контролируется гражданами. Для такого государства пропорциональная система выборов решает две дополнительные задачи. Во-первых, она позволяет появиться собственно украинскому проекту развития. Мажоритарная система, как известно, приводит к двухпартийности. Отделившись от Союза вместе с мажоритарной системой, мы фактически законсервировали проект, существовавший до его распада, т. е. проект «борьбы за независимость». У нас действительно существует двухпартийность (в классическом понимании партии как не обязательно организационно оформленной структуры, члены которой в своих действиях руководствуются одинаковыми представлениями о действительности). Эти партии всем известны — «пророссийская» и «прозападная». Сразу подчеркну, что речь идет о некоем мифологическом содержании, которым наделяет политиков избиратель, когда идет на выборы. В действительности, к примеру, в «прозападной» партии очень мало носителей западных ценностей, а большинству в «пророссийской» на Россию наплевать. В других координатах эти партии выглядят как «власть» и «оппозиция», «реформаторы» и «номенклатура» и т. д. Разумеется, каждая такая дихотомия уникальна, но можно достаточно уверенно сказать, что даже при большом числе оппозиций после наложения их друг на друга и сохранения только того общего, что присуще всем, останутся довольно большие политические конструкты. То есть можно с большой вероятностью утверждать, что «украиноязычный либерал» или «русскоязычный противник сотрудничества с Россией» — достаточно редко встречающиеся позиции. Однако совершенно очевидно, что «большие политические конструкты» идеологически представляют собой вчерашний день и не имеют собственно украинского содержания. Мажоритарка (и полуробингудовская система тоже) постоянно воспроизводит эти конструкты по простой причине — чтобы победить на выборах, нужно получить большинство голосов. Это заставляет использовать уже известные идеологические клише и постоянно имитировать политическую борьбу за идеалы, уже не имеющие к Украине никакого отношения. К таким же последствиям приводят и президентские выборы. В наших условиях они являются «главными выборами страны», т. к. пост президента определяет всю политическую структуру.
Понятно, что реальный проект развития может существовать только как результат взаимодействия нескольких проектов, существующих в режиме конкуренции и отрицания друг друга. Однако политический мейнстрим, задаваемый мажоритарными и президентскими выборами, не в состоянии выработать новые проекты. Такие выборы — это выборы больших партий, а большие партии во всем мире ориентированы, прежде всего, на сохранение статус-кво, а не на развитие. Наш же статус-кво — это не стабильность, а конфликт, причем конфликт, возникший еще до появления Украины. Пропорциональные выборы должны, прежде всего, разрушить двухпартийность на уровне парламента и дать возможность быть представленным самым разным проектам развития. Думаю, это позволит в будущем обязательно поставить вопрос и об адекватности института президента в том советском варианте, в котором он существует у нас.
Кроме того, пропорциональная система создает нечто вроде политической школы и тем самым помогает решить важнейшую задачу становления гражданского общества. Действительно, пропорциональные выборы позволяют быть на плаву многим лидерам. В такой системе для того чтобы всерьез влиять на политику, совершенно необязательно быть абсолютным чемпионом. Каждый из лидеров получает шанс когда-нибудь стать премьер-министром, при этом не впадая в маразм мобилизационной стратегии «все или ничего», диктуемой логикой президентской гонки. Партии приобретают историю, а значит, создаются устойчивые брэнды. Да и сами кандидаты в президенты (если, конечно, таковые еще будут нужны) станут рекрутироваться из парламентско-партийной школы, а не возникать ниоткуда.
Перспективы. Конечно, все может быть, но, скорее всего, до президентских выборов закон о выборах на пропорциональной основе принят не будет. После президентских выборов мы впервые столкнемся с ситуацией, когда власть поменяется — на уровне президента политические аутсайдеры, которые сегодня требуют «пропорционалки», станут победителями. Мажоритарщики, не имеющие идеологии, быстро перебегут к победителю, а адептами партийных выборов станет часть нынешних пропрезидентских сил (некоторые из них дальновидно занимают эту позицию уже сейчас). Появится небольшой временной зазор, когда победители еще помнят о своих обещаниях, а побежденные легко становятся на их позиции. Думаю, для того чтобы новый президент по достоинству оценил возможности ручного управления парламентом (разумеется, на благо Украины) и понял жизненную необходимость мажоритарной составляющей в избирательном законе, понадобится где-то полгода. Если за это время не будет принят пропорциональный закон, придется ждать новых президентских выборов.