Сказать, что я испугалась, значит не сказать ничего. Память тут же услужливо подсказала имена Гонгадзе, Коломийца и того донецкого журналиста, который до сих пор не найден. Бежать не представлялось возможным, и я с перепугу вступила в переговоры: «Ребята, если вы хотите поговорить, то рядом есть отделение милиции. Давайте зайдем туда и потолкуем». И тут на левой руке защелкнулось металлическое кольцо. Второй парень потянул меня к машине, и я (как на лыжах) поехала за ним по снегу. То, что им не стоило труда внести меня в автомобиль, не вызывает сомнения. До последней недели при росте 160 см. я весила 46 кг, теперь, из-за проклятого панкреатита и вынужденной диеты – на 3,5 кг меньше. В каждом «шкафу» было по меньшей мере 190 см. роста и центнер веса. Эти секунды панического страха нельзя сравнить ни с чем. Однако…
Правду говорят, что в критическую минуту мозги работают с удвоенной скоростью. Оглянувшись по сторонам, я увидела, что навстречу нам движется призрачная надежда на спасение: по пустынной дороге шел человек в милицейском «ватнике» с большой сумкой в руках. Из недр подсознания всплыли картины уже далекой школьной юности, когда мы с девчонками убегали от пьяных приставал, и я пискнула: «Товарищ милиционер, помогите, они тащат меня в машину!». Фигура в «ватнике» помедлила и подняла голову. Из темноты в нашу сторону глянуло усталое крестьянское лицо. Ощущалось, что в этом человеке боролись два желания: пройти мимо и ввязаться в чужие проблемы. Понимая это, я использовала последний аргумент: «Я журналист, как Гонгадзе, они надели мне наручники, помогите!». «Шо таке?», – спросил прохожий. Первый «шкаф» пробормотал невнятный ответ. «Не чіпай її, остав в покоє”, – ответил заступник. “Шкафы” медлили. По сравнению с тщедушным стражем порядка, мои похитители выглядели как братья Кличко: силы явно были неравными, и при желании они могли наплевать на слова великодушного защитника. Но с другой стороны, он по всем параметрам был свидетелем, да еще и в погонах. И в какой-то момент моральное преимущество оказалось на нашей стороне. «Шкаф» буркнул еще какую-то фразу, на что милиционер ответил уже категорично: «Так, кончив п…ть, наручники зняв і пішов”. И я почувствовала, как второй громила, все время молчавший, клацнул какой-то фигней на моем запястье. Убедившись, что наручники сняты, заступник повернулся и, не оборачиваясь и не удостоверяясь в моей безопасности, нырнул в темноту дворов.
Понимаю, что он был усталый и голодный, ему хотелось поскорей добраться до тепла домашнего очага, хлебнуть горячего борща и включить телевизор. Знаю, что у него нищенская зарплата, утомительные дежурства, и в случае неприятностей его семье никто бы не стал платить пенсию, так как он был не «при исполнении». Не знаю только его имени, звания и контактного телефона. Но этому человеку я буду благодарна всю жизнь. И если случится чудо – он прочтет эту статью, то пусть позвонит в редакцию 234-87-76: возможно, в моих скромных силах хоть чем-то помочь ему. Это тот случай, когда за ценой не стоят…
В общем, все закончилось так, как закончилось: наручник был отцеплен, милиционер ушел, «шкафы» отстали. Я поплелась к дому. Не медленно, но и не быстро. Не оборачиваясь. И переживая (все три минуты бесконечного пути до охраняемого подъезда) какой-то суеверный страх, не дающий посмотреть, что делают похитители. Меня никто не преследовал и ничего не говорили вслед. Инцидент был исчерпан. Не знаю, надолго ли.
Что можно добавить к сказанному выше? Если эта встреча – реакция на мои статьи, то приятно, что кого-то, наконец, задело. Возможно, это следствие недавней попытки журналистского расследования причин заказного убийства гендиректора АРК «Антарктика» Валерия Кравченко. До меня доходили слухи, что кое-кто считает, будто статья написана заранее, и я могла знать, кто и почему «грохнул» одесского бизнесмена. Смею заверить в ошибочность такого мнения. У меня действительно завалялся комплект документов по «Антарктике», полученных в государственных структурах конфиденциальным путем. Более того, один из моих друзей, занимавшийся собственным исследованием истории расстрела одесского «СБУшника» полковника Евгения Задорожного, натолкнул меня на мысль присмотреться к работе «рыболовной» империи повнимательнее. Но о самом свежем скандале – с компанией «Хозойл», который следствие взяло за основу, я узнала уже после того, как материал появился на сайте, поэтому в статье она не присутствует.
Допускаю, что предметом общения могли быть и другие темы. Не понимаю только, зачем было застегивать на моей руке наручники. Есть ведь иные способы приглашения к разговору: можно позвонить в редакцию, написать электронное письмо, вызвать повесткой, назначить время в официальном офисе или заказать столик в ресторане. Я все равно не употребляю сейчас ничего, кроме минеральной воды, поэтому разорения заинтересованные в общении господа могут не опасаться. Наоборот, хочу предостеречь тех, кто переносит способы общения, свойственные криминальной среде, на журналистов. Мы плохо реагируем на наручники, моральное давление и грубый окрик. А пыточные приборы у меня лично одним своим видом вызывают астенический синдром, при котором невозможно не только «давать показания», но и соображать в принципе. Чего уж скрывать: Никита – не я, я не Никита. И вообще, для того, чтобы помереть, мне не обязательно превращаться в тело без головы: достаточно хлебнуть полбутылки коньяка, и можно отправляться вслед за депутатом Олексеенко.
К слову, о пути в мир иной. На всякий случай хочу заверить общественность, что не испытываю депрессии, не собираюсь вешаться, топиться и лезть под машины. У меня также нет финансовых обязательств и «закадычных врагов», я не отношу себя к оппозиционным журналистам, а самое ценное из содержимого моей сумки – служебный «мобильник». Принципиальные материалы подписываю настоящей фамилией, а не псевдонимом, поэтому при желании разыскать мой телефон и адрес не составляет труда. Хотя надеюсь, что никто не будет заниматься этими глупостями, а случившееся – всего лишь досадное недоразумение, в память о котором на моем левом запястье осталась ссадина (когда защелкивали наручник, зацепили кожу). Ссадина уже не кровоточит, но все еще болит…