Безумная эра свободного слова

Замечательный философ Александр Пятигорский в одном из своих предисловий писал: «Не судите строго – я писатель не хороший и не плохой. Я писатель никакой». Превосходно. Он пишет, я читаю, но «ручки – вот они». Все оказываются как бы ни при чем. Это все вот к чему: поскольку я культуролог никакой, запросто могу писать заметки про любой социо-культурный феномен. Хоть бы и о свободе слова.

Дело ведь в следующем. Человека человеком делает целая куча вещей, среди всего прочего – так называемая вторая сигнальная система. Умничать незачем, поэтому попробуем описать это попроще. Кое-что человеку дается от самого рождения. Все то, что присуще животным – умение есть или, скажем, боязнь быть убитым молнией. Многим же вещам человек должен учиться. Если совсем уж упростить, то каждый в детстве бьется о дверной косяк, а потом относится к этому самому косяку, как к вещи, о которую ни в коем случае биться не следует. И отношение остается таким – изменить его может разве что учеба в Университете строительства и архитектуры.

Каждый предмет и явление требует называния и привязывания к другим предметам и явлениям. Всю жизнь человек только тем и занимается, что называет окружающие его предметы, выдумывает им применение, связывает с другими и с собой. Всю свою жизнь человек создает текст (если это слово перевести на русский, получится слово «ткань» – та самая, из которой шьют саван для истинной человеческой свободы), и в этом тексте он живет, и существовать вне его он не может.

На самом деле, все сказанное выше куда серьезнее, чем может показаться с непривычки. Ведь так и получается, что человек живет в мире, который создает сам. Это не праздный треп. Все рассказки о мире, который существует объективно, вне нашей воли, – миф. Никто этого мира не видел, а видели все косяки, о которые бились в детстве, деревья и дома, троллейбусы и пенсионеров, кормящих голубей. Газета «Киевский ТелеграфЪ» существует только в моем мире, да в мире главного редактора и читателя, который еще не устал, читая все это. При всей моей любви к газете для парижан, например, она просто не существует.

Я вполне отдаю себе отчет в том, что объяснение мое куцее и квазинаучное. Но, думается, вполне доступное. Те, кто не понял, о чем речь, предлагаю дальше не читать. Понявший же знает, что люди «в персональном мире» каждого из нас появляются не так просто, как предметы. Как это происходит – тема отдельного опуса, заметим только, что поведение людей, окружающих нас – предмет точно такой же интерпретации. Точно так же, как мы научились обходиться с дверными косяками, так же мы наблюдаем ближнего, косяк этот обходящего.

Это все к тому, что стоит внимательно поглядеть на наших соотечественников. Просто так поглядеть. На тех, кто трудится в цирюльне за углом, на тех, кто водит общественный транспорт. На тех, кто принимает участие в голосовании, и тех, кто не любит родную милицию. На тех, кто рассказывает анекдоты про премьера (ему же впору гордиться – не о многих рассказывают анекдоты через два дня после назначения) и умиляется министру обороны, с высокой трибуны вещающему: «На стінах наших світлиць ви не знайдете ні одного слова, написаного по-російськи»…

Оглянулись? Теперь вспомните о тех, кому мы все делегировали полномочия нас развлекать и информировать. Сиречь о журналистах. Общество отправило писать о происходящем самых порядочных? Самых идейных и образованных? Нет, разумеется. Журналисты – просто грамотные. В том смысле, что они умеют лучше угадывать, где следует ставить запятые.

Таким образом, попытайтесь на одну секунду посмотреть со стороны на тех и то, что строит ваш – и только ваш – мир. Кто заставляет вас видеть и оценивать то, о чем вы не имели ни малейшего понятия. Словом, разговор о нас, журналистах, беспардонно расширяющих ваш, дорогие читатели, мир до невообразимых размеров.

И вот тут-то и наступает самое время спросить: противник ли свободы слова пишущий эти строки? Ответить на этот вопрос утвердительно я не отважусь. Правда – побоюсь. Замечу лишь, что ни я, ни вы толком не знаем, что такое свобода. Или что такое слово. О праве получать информацию здесь твердить незачем. По той простой причине, что просто информацию не получает почти никто в целом мире. Подумайте ведь: все то, что доносят до нашего сознания журналисты – интерпретация. Самое занятное же заключается в том, что деваться от этого просто некуда. Ну, природа человеческая такова – интерпретировать увиденное. Можно, конечно, минимизировать долю интерпретирования, но тогда газеты превратятся в сборники милицейских протоколов. Не думаю, что журналисты захотят в этом участвовать, а читатели уж точно не захотят тратить на такое чтиво время и здоровье.

Так как же быть? Не знаю. А знал бы – не сказал (потому что живу я с того, что вешаю вам, дорогие читатели на уши лапшу). Уверен только в одном: все испортил Оруэлл своим «1984». Совершенно незачем было нагонять таких страстей, всем и так страшно. Сейчас почему-то все реже вспоминают Замятина с его романом «Мы». Поэтому немногие по-настоящему боятся, и почти никто не помнит описания удовольствия от ощущения чужого взгляда, от ощущения присутствия того, кто остановит, предостережет, окоротит. Словом, Замятин кончился. Начинается свобода слова…

54321
(Всего 0, Балл 0 из 5)
Facebook
LinkedIn
Twitter
Telegram
WhatsApp

При полном или частичном использовании материалов сайта, ссылка на «Версии.com» обязательна.

Всі інформаційні повідомлення, що розміщені на цьому сайті із посиланням на агентство «Інтерфакс-Україна», не підлягають подальшому відтворенню та/чи розповсюдженню в будь-якій формі, інакше як з письмового дозволу агентства «Інтерфакс-Україна

Напишите нам