Атомный скелет в украинском шкафу

Симптомы кризиса

Проблема состоит в том, что (по мнению знающих людей) в повседневной работе оператором энергоблока может быть любой человек, не страдающий дальтонизмом (чтобы различать сигнальные индикаторы на панели управления) и обладающий хорошей памятью. Настолько детально все прописано в инструкциях, указывающих – какие, когда и в какой последовательности кнопки нажимать как «в мирное время», так и в большинстве мыслимых аварийных ситуаций. Причем упомянутые инструкции прямо запрещают персоналу действовать как-либо иначе. Но вот когда возникает действительно нештатная, т. е. нормативными документами не предусмотренная аварийная ситуация, тогда держись…

Да что говорить, эксперименты, подобные тому, что привели к Чернобыльской катастрофе, уже возникали на других советских АЭС с реакторами типа РБМК. Но персонал там оказался, по мнению некоторых специалистов, более сообразительным, чем на ЧАЭС. Именно эти, во многом субъективные, нюансы и привели (среди прочего, разумеется) к тому, что в одних случаях дело ограничилось опасной предпосылкой к ЧП, а 26 апреля – привело к ядерной катастрофе с глобальными последствиями.

Вообще, роль подготовки в профессиональной деятельности специалистов-атомщиков (особенно – эксплуатационщиков) можно сравнить с тем положением, в котором находятся пилоты гражданской авиации. При современном уровне техники и высочайшей отработанности правил и инструкций 95–99% знаний, которыми пичкают молодых летчиков, в повседневной работе просто не нужны. Фактически – их «запасают впрок» для тех нескольких секунд нештатной ситуации, когда необходимо мгновенно принять единственно верное решение. Причем у большинства людей таких профессий за десятилетия работы эти секунды (слава Богу!) так и не наступают. Но если чрезвычайное событие происходит, а человек, от которого в данный момент зависит принятие решения, к нему не готов – трагедии не избежать…

Тем не менее (и это большинство украинского – как «министерского», так и «госкорпоративного» – чиновничества предпочитает пока оставлять «за скобками») «кадровый скандал» на Ривненской АЭС является всего лишь наиболее ярким, но отнюдь не самым глубоким симптомом серьезного системного кризиса, поразившего Национальную атомную энергогенерирующую компанию. Причем критическая масса проблем накопилась уже не только в правовой, организационной и финансово-экономической, но и в технологической и кадровой сферах.

Даже беглое и построенное исключительно на открытых источниках исследование показало, что лишь по восьми основным комплексным ядерным объектам страны (четыре действующие и одна снимаемая с эксплуатации АЭС, исследовательские реакторы в Киеве и Севастополе, а также печально известный объект «Укрытие») на сегодняшний день накопилось около ста (!) серьезных проблем. Причем все они имеют ключевое значение для безопасности или эффективного функционирования соответствующих ядерных комплексов и, соответственно, скорейшего, а по большей части – неотложного решения. К этому следует добавить не менее четырех десятков вопросов общего характера, стоящих перед атомной энергетикой Украины в целом (но от этого не являющихся менее острыми). Характерно, что при этом не рассматривалось положение дел с длящейся уже восемь лет авантюрой создания «суверенного» ядерно-топливного цикла (ЯТЦ), на который уже истрачены сотни миллионов гривен из средств налогоплательщиков.

Впрочем, в случае с ЯТЦ грифы «не для печати», «для служебного пользования» и «секретно» надежно защищают общественность и от информации о сокрушительных провалах в реализации грандиозных ядерно-топливных планов, по сравнению с которыми состояние украинских ядерных реакторов является едва ли не «образцово-показательным». Грифы также заботливо укрывают от любопытных глаз вопиющее нарушение в правовой сфере, а также нецелевое использование крупных денежных сумм и выявившиеся на пути к «ядерному суверенитету» факты «недостачи материальных ценностей».

В предельно сжатой форме основные проблемы, стоящие в данное время перед ядерной энергетикой Украины в целом и НАЭК «Энергоатом» в частности, можно свести к следующим блокам:

– несовершенство и несогласованность нормативно-правовой базы, обеспечивающей юридическую основу для деятельности компании. Особенно это касается проблем обращения с радиоактивными отходами (РАО) и отработанным ядерным топливом (ОЯТ);

– многочисленные нарушения даже несовершенного действующего законодательства, допускаемые при принятии решений о строительстве ядерных установок и объектов по обращению с РАО, а также при выдаче лицензий на их строительство, введение в эксплуатацию;

– насущная необходимость общего усовершенствования финансово-хозяйственной деятельности НАЭК, особенно в части ценовой политики и «прозрачности» деятельности компании;

– неопределенность в тарифной политике. Пока у многих должностных лиц все еще нет ясного понимания того, что главный вопрос заключается не в величине тарифа, а в подходе к исчислению налогообложения (например, сейчас часть расходов на обеспечение ядерной безопасности финансируются из… прибыли) и в «наполняемости» этого самого тарифа реальными платежами, а не бумажными начислениями или бартерными расчетами колготками и сеткой-«рабицей» (было и такое);

– отсутствие окончательного решения об источниках и объемах достройки энергоблоков и в целом новых пусковых комплексов на Хмельницкой и Ривненской АЭС;

– проблема формирования компенсационных фондов, необходимых для вывода из эксплуатации (потребуется уже в 2010–2011 гг.) устаревающих реакторов ВВЭР-440;

– несмотря на то, что эта проблема сейчас уже не относится к компетенции НАЭК «Энергоатом», по-прежнему остается нерешенным вопрос о будущем объекта «Укрытие» (саркофага). Мы не можем даже объективно оценить масштабы угрозы, исходящей от остатков 4-го энергоблока ЧАЭС.

Ко всем этим стратегическим проблемам добавляются и «индивидуальные» для каждой АЭС «мелочи» вроде систематического переоблучения персонала при ремонтных работах (на Запорожской АЭС), выбросы радиоактивных веществ, превышающие контрольные уровни (на Ривненской АЭС такие случаи только в сентябре текущего года повторялись дважды; видимо, сказывается «высокий» уровень квалификации местных «дипломированных специалистов»). Кроме того, Чернобыльская и Южно-Украинская АЭС буквально захлебываются в собственных радиоактивных отходах. Причем ЧАЭС тонет в жидких РАО, а Южно-Украинская завалена твердыми РАО. Есть свой «козырь» и у Хмельницкой АЭС: имея один-единственный энергоблок и чуть ли не вдвое большее количество персонала на реактор, чем стандартная (четырехблочная) станция, эта АЭС прочно держит пальму первенства по числу нарушений в работе. Только за минувший год их было 15, причем 60% – по причине отказа техники (что весьма красноречиво говорит о ее состоянии).

Казалось бы, на фоне этой огромной массы проблем – самое время заняться наведением должного порядка в отрасли. И прежде всего: упорядочив финансовую сферу и оздоровив кадровый состав, сосредоточить усилия на обеспечении безопасной работы АЭС, снабжении их «свежим» ядерным топливом и расчищении «завалов» РАО и ОЯТ. Но, как выяснилось, на сей счет есть и другое мнение…

«Большая игра»

При создании НАЭК «Энергоатом» в основу был положен тип реализации государственных прав собственности на имущество компании, который в России получил название федеральных государственных унитарных предприятий (в Украине – «державних підприємств»). То есть вопрос о корпоратизации «Энергоатома», превращении его в какое-нибудь ОАО, ООО или холдинговую структуру (пусть даже находящуюся на 100% в госсобственности) в практической повестке дня даже и не стоял (хотя всегда находились желающие его поднять).

Это было вполне логично. Ведь к тому времени (1996 г.) стало уже совершенно ясно, что государственные холдинговые компании и казнокрадство с коррупцией – родные сестры, а государственное акционерное общество целесообразно создавать лишь тогда, когда в обозримой перспективе предполагается рассмотреть вопрос о полной или частичной приватизации компании или 100-процентной коммерциализации ее деятельности. Очевидно, что для предприятия, являющегося не просто стратегическим, но жизненно важным для украинской экономики, не только первое, но и второе (полная коммерциализация) пока было и остается неприемлемым. 47-процентная доля производимой в стране электроэнергии говорит сама за себя, а что до финансовой роли НАЭК «Энергоатом» в экономике страны, то одна задолженность (!) энергорынка перед ним (по состоянию на 1 августа 2002 г.) составляет 7,27 млрд. грн. – 5% ВНП, или 15% госбюджета Украины.

Кроме того, с юридической точки зрения, один из базовых документов, регулирующих решение вопросов корпоратизации – Указ Президента Украины от 11 мая 1994 года №224 и национальное антимонопольное законодательство, частью прямо запрещают, частью создают практически непреодолимые трудности общеюридического характера на пути «холдингово-корпоративных опытов» с НАЭК.

Но если даже предположить, что путем «нормативно-правовой революции» или преодоления юридических трудностей с помощью «игнорирующе-расширительного» толкования действующего законодательства (как это уже не раз делали и Госкоматомрегулирования, и сама НАЭК «Энергоатом» при решении вопросов о создании долговременных хранилищ ОЯТ на Запорожской станции и в Чернобыле) проблему удалось бы решить, остается главный вопрос. Зачем? Чтобы открыть возможность через создание при корпоратизированной госкомпании дочерних структур (с участием иностранного капитала или без такового) поставить под контроль «заинтересованных» юридических и физлиц сбыт электроэнергии и финансовую и закупочную политику НАЭК?

Действительно, это позволило бы безо всякой приватизации контролировать один из немногих действительно лакомых кусочков собственности стратегического масштаба, еще остающихся в руках государства. Крайне заманчиво для любого предпринимательского или финансового объединения, но соответствует ли такой сценарий национальным интересам? Думается, вряд ли.

Тем более что помимо уже упомянутых в самой внутрикорпоративной политике НАЭК существует ряд «болевых точек», без решения которых всякая реформа хозяйственного статуса «Энергоатома» в лучшем случае не принесет пользы, став еще одним актом спектакля «рыночные реформы в энергосекторе», а в худшем (который более вероятен) – приведет к вытягиванию «финансовых соков» из НАЭК в ущерб безопасной эксплуатации АЭС и долгосрочной экономической эффективности отечественной атомной энергетики.

И уж во всяком случае, прежде чем всерьез говорить о корпоратизации НАЭК, нужно решить или, по крайней мере, иметь ясное представление о путях решения около десятка крупных финансово-хозяйственных и правовых «внутренних проблем» компании. Среди которых:

– отсутствие четко сформулированной государственной инвестиционной политики в области атомной энергетики (хотя, конечно, это дело прежде всего КМУ);

– отсутствие в компании единого подхода к учету затрат в производственной деятельности – это просто не позволяет определить объемы необходимых финансовых ресурсов. Что, в частности, привело к тому, что НАЭК «Энергоатом» не смог защитить свои расчеты тарифа в НКРЭ 20 августа…

– несформированная налоговая политика. Работа по оценке влияния налогообложения на финансовое положение НАЭК «Энергоатом» ведется несистемно. На заседаниях Наблюдательной коллегии в июне и августе, правлению НАЭК «Энергоатом» предлагались конкретные механизмы гармонизации отношений компании с налоговой администрацией. Но, по сути, воз и ныне там;

– отсутствие осмысленной политики в области цен, закупок и управления запасами. Серьезную обеспокоенность вызывает применяемая практика проведения тендеров (так, говорить о «конкурентных отношениях» в сегодняшних условиях просто невозможно). Запасы НАЭК (без учета ядерного топлива) на 01.09.2002 г. оцениваются в 1,4 млрд. грн. Из них реально для обеспечения ремонтов, эксплуатации, повышения безопасности – 700 млн. грн., 200 млн. грн. – достройка Р4/Х2, 300 млн. грн. – «неликвиды», 200 млн. грн. – прочие запасы. Срочная реализация запасов, не подлежащих использованию в производственном процессе АЭС, на что сейчас делается ориентир, приведет к значительным убыткам ввиду завышения цен при их приобретении. В результате их реализация принесет не менее 200 млн. грн. убытков;

– отсутствие системы обоснования финансовых затрат. Это ведет к необоснованным оценкам потребности в финансовых ресурсах без учета реальных возможностей освоения поступающих денежных средств;

– отсутствие планирования «кредитного портфеля». В прошлом году только проценты по кредитам составили более 50 млн. грн. А в сентябре текущего года, как сообщало агентство «Интерфакс-Украина», компания, получив 88,2 млн. грн. кредитных средств, выплатила при этом 86,1 млн. грн. ранее взятых займов и процентов по ним;

– устаревшая методика ценообразования на электроэнергию различных АЭС и неполная оплата за электроэнергию, выработанную атомными станциями. Так, Хмельницкая АЭС (1 блок) получает денежных средств примерно столько же, сколько Запорожская АЭС (6 блоков). Налицо искусственное завышение тарифа для отдельных АЭС;

– отсутствие предусмотренной законодательством системы страхования ядерных рисков;

– отсутствие серьезных наработок в решении проблем обеспечения поставок «свежего» ядерного топлива для украинских АЭС и вывоза ОЯТ в Россию, в т. ч. перспективной ценовой политики по этим острым для Украины вопросам.

И так далее. Пока все перечисленные проблемы не будут решены хотя бы «вчерне», говорить о корпоратизации НАЭК «Энергоатом» преждевременно. Особенно, принимая во внимание серьезные изменения, которых данная операция потребует в действующем законодательстве Украины и политическую сложность внесения этих изменений.

Что же касается иностранных консультантов, в крайнем случае, им можно найти другое оплачиваемое занятие в части «советов по реформированию». Конечно, это тоже будет накладно, но, во всяком случае, принесет куда меньше ущерба, чем непродуманные эксперименты с крупнейшей и наиболее «высокотехнологичной» энергогенерирующей компанией страны. НАЭК «Энергоатом» куда больше нуждается в сосредоточении внимания на своих текущих проблемах и выработке реалистичной стратегии развития. И направлена она должна быть не на реализацию политических амбиций, «реформы ради реформ» или обеспечение интересов отдельных групп, а на конкретный экономический результат и недопущение новых Чернобылей.