Была такая партия

Более 40 лет назад, в 1969 году, главный идеолог КПСС Михаил Суслов поручил аппарату ЦК рассмотреть письмо писателя Константина Бадигина о притеснении в СССР русского народа. Указание было выполнено тем охотнее, что исполнять его должны были члены неформальной Русской партии.
"Атеист — это хуже, чем еврей". Для неформального членства в неформальной Русской партии я подходил идеально. И по происхождению, и по положению в обществе на излете советской власти. Чаще всего, как мне говорили два занимавшихся мною агитатора, к истинным патриотам русской земли примыкали потомки дворян, купечества и "неместечковой", по их определению, интеллигенции. Мои предки, правда, особой знатностью или богатством не отличались. Но то, что земли в Можайском уезде им были пожалованы 400 лет назад за службу в опричнине, произвело на моих новых знакомых довольно сильное впечатление. Конечно, я интересовал их лишь потому, что им был нужен свой человек в газете с 20-миллионным тиражом. А у меня было редакционное задание написать большой текст об организациях русских националистов. О чем они, впрочем, не догадывались.

Общую идеологическую базу они попытались найти в таком факте моей семейной истории: моего деда-помещика расстреляли в 1928 году после визита в бывшее уже собственное имение. "А кто это сделал?! — возмущался завотделом солидного партийного издания, которое располагалось в том же здании, что и наша редакция.— Евреи! Ты знаешь, сколько их было в руководстве ГПУ?". И он сыпал цифрами о евреях-чекистах, евреях-наркомах, женах-еврейках и т. п.

Но ловцы патриотических душ не всегда действовали так прямолинейно. Почувствовав, что пережал, партийный литератор передавал меня на идейные беседы искусствоведу. И тот начинал загружать мне в память цитаты из истинных русских писателей. Или возил на беседы со столпами национальной мудрости. Вот только организатор из него получался неважный.

В Переделкино к писателю Владимиру Солоухину мы приехали во время его дневного сна. Разбуженный мэтр был недоволен. Заметно оживился он лишь тогда, когда мы подошли к надгробию во дворе его дачи. На памятнике была фамилия "Сперанский". "Видите, как стоит? — радостно спросил Солоухин.— На месте дачи церковь была. А там, где мой кабинет, — алтарь. Вот на меня и снисходит благодать".

Другой классик — Леонид Леонов — был уже очень стар и чрезвычайно слаб, когда я его увидел. Меня предупредили, что я смогу говорить с "важнейшим звеном в цепи русских романистов" не более десяти минут. Говорил, правда, в основном мой провожатый. Старик устало кивал. Но потом, когда искусствовед начал уж слишком громко вещать о сионистском засилье, русский пророк сказал: "Тише, евреи услышат…", — видимо, имея в виду своих домочадцев.

Как оказалось, для полного единения с другими членами неформальной партии хорошо было иметь личную обиду на евреев. Тот же Леонов, если верить моим рассказчикам, укоренился в своей нелюбви к евреям во время гражданской войны. Он служил в армейской газете в армии, где политработой ведала знаменитая большевичка Розалия Землячка. Далеко не юная дама ежевечерне выбирала себе партнера на ночь из красноармейцев. И Леонову будто бы приходилось все время от нее прятаться.

Отца нынешнего вице-премьера Александра Жукова — Дмитрия Жукова, известного писателя-патриота и, как мне рассказывали, бывшего офицера военной разведки, долго не принимали в Союз писателей, что не способствовало укреплению его любви к еврейскому большинству творческого объединения.

Вербовщики, правда, считали, что и при отсутствии почвы для личного антисемитизма мое обращение идет успешно. Мне сошло с рук даже то, что перед встречей с Иваном Шевцовым я не прочел программного для каждого патриота произведения — его роман о еврейских интригах "Тля". Несмотря ни на что меня обещали познакомить с единомышленниками в ЦК. И тут я прокололся. Обязательным элементом программы была поездка в Загорск на поклон к Сергию Радонежскому. И там выяснилось, что я не только не впадаю в трепет, а вообще не православный.

Прямо никто ничего не сказал. Иногда несостоявшиеся товарищи по неформальной партии предлагали какие-то темы для статей. Но прежней теплоты уже не чувствовалось. Отношение патриотов к русским нехристям объяснил мне много лет спустя известный православный проповедник архимандрит Амвросий: "Будь ты старообрядцем, это еще так-сяк можно терпеть. А атеист для нас — это хуже, чем еврей".

Редакционное задание осталось недовыполненным. Описать Русскую партию изнутри не получилось. Тем интереснее оказалось теперь читать архивные документы, из которых выяснился механизм ее деятельности.

От Шелепина до Гагарина. Из документов и современных исследований стало очевидным то, о чем тогда, в конце 80-х, я только догадывался. Русская партия (так ее стали называть в наше время) была сугубо неформальным объединением почти без признаков организационной структуры. Ведь в КПСС со сталинских времен фракционность была одним из самых страшных преступлений. Хотя некое подобие партийных ритуалов в Русской партии было. К примеру, когда столп столпов — Михаил Шолохов — уезжал за границу или, наоборот, возвращался, его встречали самые заметные писатели-патриоты — Сергей Михалков и Анатолий Софронов.

По моим наблюдениям, патриоты были содружеством кружков по интересам, деятельность которых в большей или меньшей степени регулировалась, но не управлялась единомышленниками из ЦК КПСС. Причем кружки, куда входили аппаратчики, не сливались с группами писателей или художников.

Мне тогда казалось, что писатели по большей части были выпускниками Литинститута, приехавшими на учебу из глубинки. А группы партийцев по большей части объединяют выходцев из ЦК ВЛКСМ. И то и другое объяснялось просто. Провинциальные таланты, особенно в 50-е, жили бедно, объединялись, чтобы хоть как-то питаться, в "колхозы". Виновными в их бедствиях были редакторы, критики, а также конкуренты из московских творческих семей. Естественно, все евреи.

А вот комсомольцам импонировала возможность использовать еврейский заговор для объяснения всех проблем в стране. Сейчас принято считать, что патриотизм с антисемитским уклоном в ЦК ВЛКСМ утвердился во времена, когда им руководили Александр Шелепин и Владимир Семичастный. Возможно, доля истины в этом есть. Все видные комсомольцы в 40-х боролись с космополитами. И на их глазах произошла история, подтверждавшая, на их взгляд, существование всемирной сионистской паутины.

Один из товарищей Шелепина по работе в комсомоле в 1941 году ушел на фронт. Вскоре он попал в плен. Казалось, судьба еврея-комиссара была предрешена. И вдруг после войны он снова появился в Москве и стал проситься на прием к секретарю ЦК комсомола. Ходили слухи, что его выкупили из плена еврейские родственники из Америки, и большую часть войны он провел за океаном. Проверять достоверность слухов в МГБ было опасно. А бывший пленный с годами стал членом-корреспондентом Академии наук и директором института. Комсомольцы были уверены, что это результат еврейского заговора. Хотя на самом деле будущий членкор, попав к немцам, назвался русским, пережил все и был освобожден из лагеря в Чехословакии советскими войсками.

Конечно, далеко не все в ВЛКСМ разделяли почвеннические взгляды. "Нам приходилось работать там с такими типами, как Андрей Дементьев", — рассказывал один из патриотов. К тому же до середины 60-х особой политической надобности в открытой смене идейных позиций не было. Почвенническая идеология культивировалась на всякий случай. И случай представился, когда группировку Шелепина стали оттирать от власти.

Судя по некоторым воспоминаниям, комсомольцы нашли далеко не ординарные ходы. К примеру, они пытались использовать в качестве своего знамени Юрия Гагарина. Они постоянно приглашали его на идейные посиделки в ЦК ВЛКСМ. А в 1967 году даже свозили первого космонавта вместе с делегацией молодых писателей из соцстран в Вешенскую к Шолохову.

Кто знает, какими были планы Шелепина и компании, как именно они собирались взять власть в свои руки. Но в том же году, после пленума ЦК позиции группировки были ослаблены, большинство ее видных представителей были отправлены в почетную ссылку — послами или на малозначительные должности в провинцию, а Гагарин в 1968 году погиб. Но немалая часть патриотов комсомольского разлива осталась в советском и партийном аппарате. Антишелепинская чистка не коснулась и писателей-почвенников. И их содружество заработало в новом, теперь уже экономическом направлении.

"Самое массовое из искусств становится оружием в чужих руках". Конечно, идейно-патриотическую часть работы никто не оставлял. К примеру, полярный капитан и писатель Константин Бадигин писал в ЦК: "Некоторые стороны нашей национальной политики и особенно практики требуют пересмотра… Главное, по-моему, то, что русский народ, производя львиную долю национального богатства, оказался по условиям жизни в среднем ниже, чем народы большинства союзных республик… Приведу сравнение: Литовская ССР и Пензенская область. В обеих живет приблизительно по 2,5 миллиона человек. Но в Литве, не говоря о промышленности, — Академия наук, научно-исследовательские институты, два университета, несколько вузов, издательства, киностудия… Пензенская область — один вуз, один-два техникума, две газеты и в 1962 году закрыто единственное издательство… Вот вам и равные условия и возможности".

Благодаря самому деятельному стороннику почвеннических взглядов в ЦК КПСС — помощнику главного идеолога партии Михаила Суслова Воронцову письмо отправили секретарям ЦК. Конечно, никто не собирался открывать в Пензенской области университеты. Но все получили то, что хотели. Писатель — благосклонное отношение шефа по идеологии и новые публикации книг. Цэковские патриоты напомнили о существовании русского вопроса в стране. И под сусловскую резолюцию могли выбивать дополнительное финансирование для идейно близких издательств, запуск в производство кинофильмов и т. д.

Те же проблемы удавалось решить даже с помощью анонимок. К примеру, в июле 1969 года в ЦК поступило письмо от гражданина, скрывшегося под псевдонимом А. Александров: "Беспокойство и недоумение охватывает, когда видишь положение в кино,— говорилось в письме.— Самое массовое из искусств начинает служить не тому, чему надо, становиться оружием в чужих руках. Вот некоторые факты и наблюдения… Чем замечателен, например, главный персонаж фильма "Доживем до понедельника" учитель Илья Самойлович? На самом деле он ничего положительного, жизненного не утверждает. Он только недоволен, брюзжит, полный желчи… И это — положительный герой картины, которая поднимается прессой на щит. Если фильм о революции и гражданской войне, то с особой симпатией… в нем рассказывается о нерусских, революционная романтика и колорит времени подчас сводятся к одесскому колориту, как это сделано, к примеру, в "Неуловимых мстителях"… У нас нет фильма о Гастелло, зато есть "Хроника пикирующего бомбардировщика", где подвиг Гастелло якобы совершает экипаж бомбардировщика, в состав которого входит два еврея, а русского играет тоже нерусский… Такая же тенденция наблюдается не только в сфере художественного кино, но по всем фронтам… Яркий пример — только что вышедший фильм украинской студии "Семь шагов за горизонт". Здесь документально снят ряд людей, одаренных необычными способностями. Конечно, почти все они нерусские. Омерзительны кадры, в которых гипнотизер с ярко выраженными специфическими национальными чертами гипнотизирует русскую девушку, которая, как подчеркивается в дикторском тексте, весьма "посредственных способностей"… Иван Владимирович Лукинский (последний его фильм — "Деревенский детектив") своими народными кинокомедиями сделал не меньше, а возможно, и больше в жанре советской комедии, чем Э. Рязанов. Однако в печати раздувается, поднимается всеми способами Рязанов, а Лукинский был замолчен, зачислен в режиссеры "третьего сорта" и надолго отстранен от комедии".

Естественно, автор потребовал пересмотреть список режиссеров, которым разрешено снимать фильмы. И заместитель заведующего отделом культуры ЦК КПСС Зоя Туманова, воспитанная в рядах ЦК ВЛКСМ, дала такое заключение: "Отделом культуры подготовлен документ о мерах по дальнейшему развитию советской кинематографии, который предусматривает устранение многих из указанных в письме недостатков".

Аппаратные и творческие группировки Русской партии совместно разрешали и множество частных вопросов. К примеру, автору "Тли" Ивану Шевцову долгие годы не удавалось вступить в Союз писателей. И в конце 1978 года он направил члену Политбюро Андрею Кириленко письмо: "Дорогой Андрей Павлович! Посылаю Вам свою новую книгу "Набат". Она еще не дошла до читателя, а радиостанция "Голос Израиля" уже разгромила ее. Значит, последует разгром и в нашей печати. Но мне не привыкать. Важно другое: по-прежнему двери Союза писателей для меня закрыты… Я не знаю, дорогой Андрей Павлович, куда обращаться еще… И тов. Шауро, и тов. Туманова разговаривали со мной от имени руководства, сочувствовали мне искренне… Однако помочь ничем не могли. И это разговор от имени руководства ЦК. Значит, есть силы, которые не считаются с мнением руководства. Я знаю, эти силы — сионисты".

Шевцов писал множество писем. И каждый раз находил сочувствующего члена Политбюро. До Кириленко его поддерживал Дмитрий Полянский. После очередной порции писем в отделе культуры ЦК составили справку о жизни и творчестве Шевцова: "Родился в 1920 году, белорус, член КПСС с 1942 года, образование высшее (в 1951 году заочно окончил Литературный институт им. А. М. Горького). Участник Великой Отечественной войны, полковник в отставке… Заявления т. Шевцова о приеме его в члены Союза писателей рассматривались неоднократно. Бюро секции прозы Московской писательской организации в 1962 году рекомендовало И. Шевцова в члены Союза. Однако секретариат Московской писательской организации снял с обсуждения вопрос… Основанием послужило письмо правления Всесоюзного общества "Знание", в котором сообщалось о недостойном поведении И. Шевцова за рубежом (во время поездки в Австрию он продал представителю туристической фирмы транзистор, в кружки для пожертвований в соборе бросал советские значки, на официальных встречах вместо своего автографа писал фамилии русских писателей-классиков). В дальнейшем (1964, 1969 годы) на решение вопроса о приеме И. Шевцова в Союз писателей отрицательное влияние имели публикация его романа "Тля", получившего критическую оценку в печати, а также необоснованные предвзятые суждения И. Шевцова о некоторых известных советских писателях и их творчестве. В 1974 году его кандидатура на заседании Московской писательской организации почти единодушно была отклонена (из 16 секретарей правления за принятие голосовал только один)".

Вот только на заработки обладавшему самой громкой славой патриотическому писателю жаловаться не приходилось. Но он все равно жаловался, хотя, по данным ВААП, с 1962-го по 1972 год заработал 85 тыс. руб. (при приличной среднемесячной зарплате 120 руб.). А в 1976—1978 годах — почти 42 тыс.

Но Шевцов не был рекордсменом среди писателей-патриотов. Самую большую пользу из почвенничества извлекали директора и главные редакторы истинно русских издательств. Занимаясь перекрестным изданием произведений друг друга, они получали баснословные гонорары. Так, один из них вспоминал, что незадолго до гайдаровских реформ у него на сберкнижке хранилось 90 тыс. руб.

Попытки вести хоть какую-то политическую деятельность почвенники прекратили во времена правления Юрия Андропова. Тогда арестовали нескольких наиболее рьяных русофилов, занимавшихся самиздатом. А завотделом ЦК и бывшего первого секретаря ЦК ВЛКСМ Евгения Тяжельникова, считавшегося последним руководителем Русской партии, отправили послом в Румынию. После конца СССР русофилы влачили довольно жалкое существование…

54321
(Всего 0, Балл 0 из 5)
Facebook
LinkedIn
Twitter
Telegram
WhatsApp

При полном или частичном использовании материалов сайта, ссылка на «Версии.com» обязательна.

Всі інформаційні повідомлення, що розміщені на цьому сайті із посиланням на агентство «Інтерфакс-Україна», не підлягають подальшому відтворенню та/чи розповсюдженню в будь-якій формі, інакше як з письмового дозволу агентства «Інтерфакс-Україна

Напишите нам