День 4 декабря 2011 года, когда в России выбирали новый парламент, призванный закрепить торжество политического тандема у власти и мирный передел этой самой власти внутри этого же тандема, совпал у меня с просмотром нашумевшего и так долго мною лично ожидаемого фильма «Высоцкий. Спасибо, что живой». Странное сложилось впечатление и от одного, и от другого действа. Даже показалось, что это вообще не случайное совпадение по времени – премьера фильма 1 декабря, выборы в Госдуму – 4-го и широко распропагандированное пристальное внимание к фильму со стороны Владимира Путина.
Человека, который в марте будущего года приходит на российский «трон» лет эдак на 12. И более чем через 31 год после смерти Владимира Высоцкого, почти 12 из которых он уже пребывает на вершине власти. Зачем понадобилась ВВП такая привязка к поэту? Обществу что, посылали какой-то зашифрованный сигнал?
Для меня ответ на это вопрос неожиданно пришел на финальных кадрах фильма. Это когда полковник КГБ, который мог бы значительно ускорить свою карьеру на наркотическом проколе Высоцкого в Бухаре, не делает этого, а отказывает своему коллеге по «комитету глубинного бурения» из Москвы и рвет компромат на поэта, на его последнюю любовь и на администратора. Киношный администратор, который по-своему «восстает» против КГБ и до этого сжигает компрометирующие поэта корешки от билетов за «левые» концерты, только дополняет акт нравственного крушения миниперерождения полковника.
Главную же лепту в «прозрение» кагэбэшника внес сам Высоцкий при личном разговоре в депутатском зале аэропорта. Жесткий полковник с холодными рыбьими глазами убийцы без ножа вдруг увидел человека. Свободного человека. Больного, уставшего, зависимого от ампул с наркотой, только что вернувшегося с того света после клинической смерти, но свободного. Человека, который ради своих друзей и любимой не боится сесть в тюрьму. Не боится еще и потому, что он и так… уже сидит. Точнее, живет в обществе тотальной несвободы, и посадка за решетку только изменит место земного пребывания, но ничего не поменяет в душе, в сознании, в самоощущении. А полковник вдруг понял ЭТО. Осознал, уяснил страшную истину своего положения – тюремщик так же несвободен, как и его узник. Если не больше. Потому что узник может быть и в заключении свободен внутренне, а тюремщик все равно прикован к его камере, ибо должен сторожить. А значит, тоже в тюрьме. Или чисто внешне на свободе, но при тюрьме…
Потому что узник может быть и в заключении свободен внутренне, а тюремщик все равно прикован к его камере, ибо должен сторожить. А значит, тоже в тюрьме. Или чисто внешне на свободе, но при тюрьме…
…Помните у Высоцкого – «…и меня два красивых охранника/ повезли из Сибири в Сибирь». В Союзе не важно было, где ты жил, кем работал или кем собирался быть, сидел или не сидел – «старший брат» одинаково пристально следил за тобой. Пытался влезть в душу и там все перелопатить. Запугать, переиначить на свой лад. Заразить страхом, завистью, подлостью, двурушничеством ради собственного выживания. Люди так сживались и срастались с этой липкой и приставуче незаметной кожицей тотальной несвободы и контроля, что жили, не замечая ее. Ум, честь, совесть, благородство – все подчинялось по ранжиру и не мешало жить только внутри этой кожицы. Несвобода давила все, что пыталось прорваться сквозь эту липкую вязь. Все иное, человеческое или просто непохожее и неподвластное контролю жестоко зачищалось и подавлялось, приводилось к единым кем-то утвержденным нормам.
Вот фильм только подтвердил суровую истину нашего недалекого прошлого: Высоцкий был так популярен в СССР потому, что стал в нем именно свободным, и все ему хотели подражать именно в этом. Как его волк, вырваться за флажки. Как его кони, пронестись по самому краю и не свергнуться в пропасть. И сидельцы, и их конвоиры этого хотели. И подследственные, и следящие. И подконтрольные, и контролеры…
В стране, где почетный караул или личная охрана легко превращались в конвой, Высоцкий и был страшен тем, что он этого не боялся. Нет, он, конечно, не был протестантом-диссидентом, который выходил на площади с плакатами, а потом или лечился в психушках, или расплачивался в концлагерях. Как вспоминают его друзья и близкие, он подстраивался, сколько мог, под систему, сотрудничал в ее рамках, просил об услугах, шел на компромиссы в мелочах. Но в главном он жил свободно. Более того, своим творчеством как бы продуцировал, рождал эту свободу, заражал ею или тягой к ней тех, кому это было не положено. Кем? Почему не положено? Эти вопросы даже ставить было запрещено. А Высоцкий на них отвечал. Своей жизнью, своим творчеством, своим надрывным призывом к свободе, который звучал в его устах до последнего вздоха. Хочешь быть свободным – будь им!
Парадокс же Высоцкого, его опасность для властей, повторяю, в том, что не только угнетенные находили в нем свою отдушину, но и угнетатели. Они тоже хотели оторваться от тех самых флажков, которые они расставляли и из-за которых никто не имел права вырываться. Они тоже хотели на свободу. И потому заигрывали с поэтом. Помогали ему по мелочам. Выпускали за границу. Защищали от очень уж тупоголовых советских дураков дома.
Но в этом – еще одна страшная грань трагедии поэта. Говорят, что именно КГБ и подсадил Высоцкого на наркоту, чтобы убрать его «по-тихому». Не знаю, но мне кажется, что если «кураторы» и не подсаживали поэта на иглу сознательно, то, во всяком случае, знали об этом страшном недуге и не препятствовали его разрушительному воздействию. Все-таки свободный Высоцкий не нужен был им в несвободной стране, и с ним «надо было что-то делать»…
Но не только об этом разговор. Вернемся к выборам в России. Когда Высоцкий умер в 1980 году, его нынешнему активному почитателю Путину не было и 28 лет от роду. Он только делал свои первые карьерные шаги на кагэбэшном поприще, но, несомненно, уже понимал, куда он попал и чем ему придется заниматься. Он уже был тем несвободным тюремщиком, которому надлежало сторожить свободного узника и бороться с последствиями его свободы – с песнями, с настроениями, с тягой к освобождению, доставшимися СССР в наследство от умершего поэта. Но и до этого ВВП же слушал Высоцкого. И уж он точно понимал значение тогдашнего полушутливого высказывания о тех, кто уехал за рубеж на ПМЖ или сел в тюрягу за антисоветчину – «они выбрали свободу». Им на собраниях публично, для «так надо», плевали вслед, но на кухнях страшно завидовали…
Он точно понимал значение тогдашнего полушутливого высказывания о тех, кто уехал за рубеж на ПМЖ или сел в тюрягу за антисоветчину – «они выбрали свободу». Им на собраниях публично, для «так надо», плевали вслед, но на кухнях страшно завидовали…
…А потом развалился СССР, и пришла свобода. Но не та, за которую надо было бороться и страдать, а та, которую просто подарили. А это две разных свободы. На смену светлой и благородной цели, к которой нужно стремиться, пришла полная свобода, граничащая с разгуляем, который очень быстро обернулся эрой вседозволенности, торжеством безответственности, провонянным миазмами аморальности и душевного разложения от безнаказанности. И все поблекло и померкло. А ведь Высоцкий еще в молодости спел и об этом: «С тех пор заглохло мое творчество,/ Я стал скучающий субъект./ Зачем же быть душой общества,/ Когда души в нем вовсе нет?..». А в одном из вариантов этого куплета слово «быть» заменено словом «жить». Он и не дожил до такого тотального освобождения. И сейчас уже даже трудно представить, чтобы в годы перестройки и крушения Союза Высоцкий был бы так же популярен, как раньше…
Но времена менялись на всех обломках бывшей «империи несвободы». И сейчас уже с каждым днем все заметнее, что шальная разгульная свобода «нового человека» сужается до очень маленьких ареалов ее обитания. Делать все, что захотят, жить, как хочется, могут все меньше и меньше людей. Что в России, что в Украине. И только те, кто в условиях тотальной свободы сумел награбить и захапать больше других и перешел из советского и постсоветского равенства в нищете в олигархи. В новые хозяева жизни, потребовавшие к себе в услужение государство, которое защищало бы их интересы.
А полная свобода и безнаказанность для одних – это такая же полная несвобода и ограничения для других. А значит, за свободу опять нужно бороться. А значит, найдутся и те, кто будет это делать. А значит, и призывы к освобождению в любых обстоятельствах от Высоцкого опять стали востребованы. В новых условиях и на новом витке истории, но все с той же ясностью и обнаженной актуальностью…
А решать эти проблемы, в частности, в России (о ней сейчас речь) властям, ответственность за которые взял на себя именно Путин. Более того, Россия последних 12 лет во многом персонифицирована, связана с его именем. И, повторяю, продлится это еще, как минимум и как Бог даст здоровья и силы, еще столько же лет.
Первые 12 лет Путин строил свою страну путем укрепления ее внешнего могущества, внутри предлагая населению поддержать традиционную для нищей России схему «накормите нас и поработите». 12 лет обществу в обмен на непредсказуемую свободу предлагали уютное и спокойное материальное благополучие, из года в год все более гарантированное и увеличивающееся. Тонули корабли, падали самолеты, извергались вулканы, шли войны, свирепствовал кризис, вымывая сбережения граждан и разоряя их невыплаченными кредитами, выходили из берегов и заливали все и всех вокруг реки, горели леса с торфяниками, выжигая целые села, а власти платили за все это людям из госбюджета, разбухшего на газо-нефтедолларах, как труп на жаркой погоде. И все – под славословия, сквозь которые пробивалось давно подзабытое «жить стало лучше, жить стало веселей»…
Сначала назвали это «суверенной демократией», особенностью которой и ее сердцевиной стало всевластие одной партии, которая была создана «под Путина», но, как обручем, начала стягивать воедино все отрасли жизни и попыталась контролировать даже ход мыслей сограждан. Потом заложником цепких лап партии с медведем на эмблеме постепенно становились и Путин, и его коллега по тандему Дмитрий Медведев, который стал президентом на 4 года и в марте будущего года сдаст «вахту». В третий раз повторяю – на 12 лет…
«Ты царь, живи один», – советовал когда-то Пушкин поэту, властителю дум. Подходит этот совет и носителю власти. И Путин, похоже, понял, что входить в эти годы окольцованным «Единой Россией», как Леонид Брежнев – Компартией, – это бесперспективно. Соратники, которые якобы поддерживают тебя сзади, одновременно и вяжут тебе руки. А могут при необходимости и скрутить их. Путину же это явно не надо. Он пытается освободиться. Сначала было ослаблено всевластие, а значит, и давление «Единой России» тем, что Путин в мае текущего года создал Общероссийский народный фронт (ОНФ), который сильно проредил ряды соискателей депутатских мандатов. Выборы 4 декабря закрепили этот «успех»: «Единая Россия» потеряла более 13% поддержки по сравнению с 2007 годом, а численность ее фракции в Госдуме сократится с 315 человек (как сейчас, конституционное большинство) до 238 человек. И среди мандатоносцев-«единороссов» будет очень много бойцов, не связанных с «Единой Россией» и ее усевшейся во власти бюрократией, а приведенных во власть лично Путиным. Через ОНФ, членами которого разбавили и список «ЕР». Это первое.
Во-вторых, Путин все чаще и чаще напоминает сам и устами Медведева, которого он уже пригласил возглавить правительство при своем президентстве, что Россия – это социальное государство. А следовательно, никакие катаклизмы, политические, природные или экономические, не могут сократить объем услуг, которое такое государство оказывает, должно оказывать и будет впредь оказывать своему народу.
Фактически это, с одной стороны, признание того, что прежняя половинчатая модель при торжестве олигархов и подачках народу под контролем власти исчерпывает себя. Олигархи по-прежнему жируют, а народу все так же мало. Результат выборов, разница в результатах «ЕР» сей час и 4 года назад — это и есть показатель разницы между показом лакированной жизни по подконтрольным телеканалам и реальной жизнь россиян.
Путин, не исключено, как бы говорит своему народу: мне понятны мотивы и помысли поэта, я понимаю толк в свободе, я тоже ее выбираю, я не буду посягать не нее, а если кто-то посягнет, то в условиях, когда за свободу опять нужно бороться, мы с Владимиром Семеновичем покажем вам путь к освобождению, вы только выберите свободу
С другой – это демонстрация того, что Путин и впредь будет идти по ограничению олигархических капиталов и дальнейшей социализации государства. Вот для этого ему и нужна более сильная личная власть, не ограниченная даже верной партийной бюрократией, за неизбежным всевластием которой обязательно последуют застой и загнивание. Путин наверняка помнит Виктора Черномырдина, который как-то заметил, что какую бы партию в Росси не строили, а получается КПСС.
В-третьих, для укрепления своей власти Путин и реализации своих задумок с ее помощью, похоже, негласно (или невольно) выбрал себе духовных кумиров и образцы для подражания и разъяснения позиции. Это Петр Столыпин, который в проведении реформ не останавливался ни перед чем и к 150-летию которого в будущем году ВВП готовится самым тщательным и демонстративным образом. А еще, как мы видим, Владимир Высоцкий с его тягой к свободе. Путин, не исключено, как бы говорит своему народу: мне понятны мотивы и помысли поэта, я понимаю толк в свободе, я тоже ее выбираю, я не буду посягать не нее, а если кто-то посягнет, то в условиях, когда за свободу опять нужно бороться, мы с Владимиром Семеновичем покажем вам путь к освобождению, вы только выберите свободу. И… меня…
…Возможно, конечно, что это всего лишь мои догадки. Возможно, внимание к поэту человека, наделенного властью, — это всего лишь много раз повторяющаяся в истории мало понятная связь тирана и творца. Но что-то же хочет власть предержащий объяснить обществу, общаясь с поэтом?
А объяснять есть что. Потому как результат выборов в России, где, казалось многим, все под контролем, — это ведь не только результат новейших политтехнологических и хитроумных электоральных схем. Это ответ на запрос. А запрос для власти малоутешителен. Электоральный рывок коммунистов Геннадия Зюганова – это симптом. Во всем мире вырисовывается ленинская революционная «кама сутра», когда низы не хотят жить по-прежнему, но пока не могут изменить ситуацию, а верхи не могут ничего поделать, но хотят править и дальше. Когда же пар недовольства срывает крышку, то мало не кажется никому…
«Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа», — пошутил как-то Михаил Жванецкий. И Путин, и Медведев, которые уже назвали провал «ЕР», а значит, и провал своей политики, которая проводилась на плечах этой партии, «продолжением развития демократии», могут с сатириком либо согласиться, либо нет. Но анализировать итог выборов обязаны. События на планете показывают, что следующие революции, если они случатся, будут начинаться не под политическими лозунгами, а под экономическими. А когда люди воюют за свое, за шкурное, то схватки обычно более жестоки, упорны и кровопролитны…
…В этом, кстати, урок и для Украины, где «оранжевого» Майдан с требованиями поставить «народного президента к рулю уже не будет. А что будет? А кто его знает. Но уже точно известно, что украинская власть свой народ не может ни накормить, ни накормленного его, в обмен на свободу, поработить. А когда нет ни жрачки, ни свободы, то все может случиться. И спасибо Высоцкому, что он помог это понять…