Женщина в эсэсовской форме, традиционной для стюардесс «Люфтганзы», попыталась отобрать у деда Панаса бутылку с чистейшим самогоном, предусмотрительно закупоренную чистой тряпочкой. Завязалась тяжелая битва. Дед Панас уже примерялся, как ловчее пнуть гестаповку в голень, несмотря на предполагаемую принадлежность ее к женскому полу. В ходе борьбы из-под клетчатого пиджака дедугана вывалился пластиковый бейджик. Стюардесса окаменела: висевший на шнурке документ сообщал, что обладатель сего бейджа репрезентует все украинское гей-сообщество и имеет свободный допуск на все мероприятия, проводимые в рамках парада представителей сексуальных и иных меньшинств в Берлине.
В том числе может без ограничений посещать приватные вечеринки, включая и встречу с депутатами Бундестага. После минутного замешательства женщина в эсэсовской форме продемонстрировала деду Панасу все достижения немецкой стоматологии и захлопотала вокруг него как заботливая квочка. Неожиданно появился пластиковый стаканчик на подносе, умело сервированном крохотными ролами, микрокусочками покрасневшей рыбы, присыпанной зеленью. Уверенным жестом стюардесса положила на инстинктивно сжавшиеся яйца деда Панаса белую салфетку, отобрала наконец-то бутылку самогона, быстро разобралась с пробкой и набулькала в стаканчик остро пахнущей жидкости, положив зачем-то туда три кусочка льда. Дружелюбно прогавкав на прощание, эсэсовка удалилась, оставив обалдевшего деда Панаса со стопарем в руке и салфеткой на яйцах в центре всеобщего внимания других пассажиров, завистливо наблюдавших эту сцену. Панас обвел всех замученным взглядом, одним махом опрокинул в себя пластиковую емкость, сплюнул кусочки льда в кулак и втихаря засунул их под кресло. Откинувшись на спинку кресла, дедуган обессилено затих.
Село Вишневое Житомирской области. Заседание первичной ячейки Партии регионов. Двое суток назад. Председатель внимательно следил за жирной зеленой мухой, старательно гадившей на график роста поголовья скота за 1994 год. Шел второй час острой политической дискуссии, посвященной европейской интеграции Украины вообще и предстоящему саммиту в Вильнюсе в частности. Назревал международный инцидент, который мог сорвать планы партии и правительства по возвращению страны в европейскую семью народов. Дед Панас наотрез отказывался ехать на гей-парад в Берлине, мотивируя это никчемными хозяйственными делами. Председатель проклинал тот день, когда записал деда вместе с его сожителем Геннадием первой гей-парой Житомирского района.
Дед Панас наотрез отказывался ехать на гей-парад в Берлине, мотивируя это никчемными хозяйственными делами. Председатель проклинал тот день, когда записал деда вместе с его сожителем Геннадием первой гей-парой Житомирского района. Он-то думал, что это отчетность для галочки, однако события приняли откровенно херовый оборот
Он-то думал, что это отчетность для галочки, однако события приняли откровенно херовый оборот. Посыпались комиссии из Киева и даже Брюсселя. Телевизионные съемочные группы «5-го канала» буквально прописались в Вишневом, рассказывая о быте семейства геев, их увлечениях и насыщенной сексуальной жизни.
С огромными трудностями и потерями для колхозного бюджета ситуацию до последнего времени удавалось как-то разруливать. Но тут из Еврокомиссии деду Панасу пришло приглашение принять участие в ежегодном гей-параде в Берлине, посвященном принятию в ЕС новых членов. Проклятый дед отказался наотрез. «Почему я?!», – в сотый раз подумал председатель и с ненавистью уставился на зоотехника, пребывающего в расслабленной алкогольной нирване. Вздохнув, он в пятый раз принялся пересказывать программное выступление Федоровича в «Зоряном» перед фракцией Партии регионов. С каждым разом рассказ получился все более красочным и жизненным.
– И вот выходит, значит, Федорович на трибуну, смотрит всем в глаза и говорит: кто не хочет, бля, в Европу, пусть сразу встанет и выйдет. Потом я ему лично яйца оторву и свиньям выкину.
– А что Шуфрич?! – в очередной раз поинтересовался зоотехник.
– А что Шуфрич?! Сидит ровно на жопе, как все остальные. Ибо сцать против генеральной линии партии это все равно, что…
Тут председатель слегка запутался в эвфемизмах и махнул рукой, вопросительно глядя на деда Панаса. Дед поковырялся крепким желтым ногтем в верхних зубах и в очередной раз сообщил:
– Не поеду. Мне очко рвать за евроинтеграцию не к лицу.
Председатель помассировал печень, принимая ее за сердце. «Может, самому в пидорасы записаться?», – посетила его предательская мысль, которую он тут же отогнал. Вздохнув, он вытащил из внутреннего кармана конверт и осторожно подтолкнул его к деду Панасу.
Экскурсионная группа, состоящая из представителей сексуальных меньшинств, поднималась по лестнице прямо на верхотуру стеклянного купола немецкого парламента. Дед Панас выделялся в ней своим винтажным пиджаком и черными ботинками модели «говнодав». Ему очень понравилось, что на немецких депутатов можно посмотреть сверху
– Пятьсот, – трагическим шепотом сообщил он.
– Гривен? – уточнил дед Панас.
– Евро, – упавшим голосом сказал председатель. Он до последнего надеялся зажопить сумму, присланную на командировочные расходы гей-пары. Зоотехник судорожно сглотнул. Бухгалтерша мысленно перевела сумму в гривны, соотнесла ее с текущей инвестиционной ситуацией на житомирском рынке и пожалела, что женщин не берут в пидорасы. Затем вспомнила об однополой лесбийской любви и крепко призадумалась.
– Тыщу! – жостко отрубил дед Панас после недолгих раздумий. Он прекрасно знал председателя и был уверен, что тот все-таки зажопил часть суммы. Повисла гнетущая тишина, изредка прерываемая тщательно сдерживаемым попукиванием зоотехника. Наконец председатель со вздохом вывалил на стол кучу бумажек.
– Здесь 480… Двадцатку я поменял… Надо было вулканизацию сделать… – принялся неуклюже оправдываться он, пряча бегающие и отчего-то грустные глаза.
Берлин, Рейхстаг. Экскурсионная группа, состоящая из представителей сексуальных меньшинств, поднималась по лестнице прямо на верхотуру стеклянного купола немецкого парламента. Дед Панас выделялся в ней своим винтажным пиджаком и черными ботинками модели «говнодав». Ему очень понравилось, что на немецких депутатов можно посмотреть сверху. Нестерпимо захотелось плюнуть вниз, но Панас героическим усилием воли сдержал этот порыв. Экскурсовод, вертлявый молодой человек с накрашенными ресницами, явно запал на деда Панаса и оказывал ему всяческие знаки внимания. Все норовил подержаться за мозолистую руку деда, украшенную восходящими лучами солнца. Настырное внимание вьюноши заепало деда, и тот тихонько оторвался от группы, чтобы почитать надписи, сделанные советскими солдатами на стенах Рейхстага. Педантичные немцы все оставили как есть. Только политкорректно затерли мат. Но дед Панас все же нашел явственно проступающие сквозь побелку три родных буквы и с гордостью произнес: «Дошли же, черти!». Стоящий рядом мужчина средних лет одобрительно кивнул головой, затем мазнул быстрым взглядом по бейджику деда и тихонько буркнул: «Ты вот тоже дошел, очком».
Встреча с соотечественником расстроила деда Панаса. Выскочив на свежий воздух, он запрятал подальше бейджик, который до недавнего времени так выручал его. Когда он отливал возле аллеи Трептов-парка, побоявшись воспользоваться высокотехнологичным и непонятным туалетом, его остановил патруль и чуть было не повязал. Однако ознакомившись с аусвайсом деда, полицаи немедленно извинились и предложили ему протереть руки одноразовыми салфетками.
Продолжение следует…