«Игра престолов» как теория

Однако при более пристальном взгляде на «Игру престолов» в ней открываются новые грани.

Безусловно, жизнь в Вестеросе — бедная, отвратительная, скотская и короткая, а книга Мартина «Песнь льда и пламени» и телевизионная версия Дэвида Бениоффа (David Benioff) и Д.Б. Вайсса (DB Weiss) пронизана метафорами в духе Гоббса, интригами в духе Макиавелли и властными стратегиями в духе Карра. Однако более глубинная идея состоит в том, что одного реализма недостаточно и он не приводит к успеху: правители пренебрегают этическими нормами, нуждами своего народа и миром природы на свой страх и риск. Борьба за власть эгоистичных игроков приводит не к стабильному равновесию, а к неоптимальному хаосу; умение пользоваться слабостями противника и стремление к достижению краткосрочных целей отвлекает игроков от поистине важных проблем выживания людей и стабильности.

На первый взгляд, с моральными нормами и честью в сериале расправляются в один счет. О нормах — коллективных убеждениях, связанных с правильным поведением сторон — порой вспоминают, но обычно это требуется исключительно для того, чтобы возвестить об их нарушении или выразить сожаление в связи с оным. [Осторожно, спойлер] Таким образом, первая книга и первый сезон начинаются с того, что Неда Старка несправедливо казнят за его наивность. Однако чаще всего поведение героев продиктовано определенными правилами: Кейтлин не смогла бы захватить Тириона, если бы его воины не соблюдали норм вассальной верности, а Тирион не мог бы избежать ее плена, если бы нормы «королевского правосудия» не оказались важнее жажды казни у Лизы (и желания Кейтлин захватить пленника). Даже могущественные персонажи порой следуют правилам, что вскоре идет им во вред и вызывает лишь фрустрации.

Общественные отношения в Вестеросе поддерживаются в равной степени при помощи ритуала преломления хлебов, браков по договоренности, выполнения обещаний, с одной стороны, и предательства и коварства — с другой, и сила таких правил лишь подчеркивается их периодическим нарушением. Лорды и короли, как и клятвопреступники, сталкиваются с карой за нарушение обычаев и соглашений — либо открытой, либо в виде неспособности увенчать их жесткое правление материальным успехом. Вопреки утверждению Серсеи, короли не всегда могут «делать то, что им хочется»: может показаться, что Нед и воплощаемое им рыцарство являются олицетворением поражения в конце книги и первого сезона, но последствия пренебрежения Джоффри к основам справедливости вновь обернутся против него, как и против его предшественников. Истинная мораль этой истории состоит в том, что за нарушением хороших правил следуют хаос и разруха — точно так же, как в истории Фукидида о Мелосе, как некоторые отмечают, в сочетании с его описанием смерти Перикла и падения Афин, подразумевается, что неправедными завоеваниями власти невозможно распоряжаться долго.

В Вестеросе, как и в нашем мире, нормы правят, создавая стимулы для определенных действий и определяя личность, что, в свою очередь, формирует мотивацию, интересы и стратегии людей. Выполняя правила и нормы Ночного дозора, обычные преступники становятся защитниками королевства. Дотракийцев от вестеросцев отличают определенные культурные нормы, связанные со смертью, сексом, кухней и путешествиями, а не одно лишь этническое происхождение. Власть и нормы определяют результат, таким образом, и самые мудрые из действующих лиц — это те, кто умеет пользоваться нормами и той, и другой стороны.

Отказываясь от свойственного реализму внимания исключительно к влиятельным персонажам, в «Игре престолов» в фокусе оказываются все слои общества, в том числе и представители самого дна. Мартин использует множество приемов организации сюжета, чтобы показать зрителям мир элит глазами лакеев, проституток, бастардов и карликов. Даже, казалось бы, маргинализированные персонажи вынуждены размышлять о своих относительных привилегиях, например, когда Тирион ругает Джона за нытье о его незаконнорожденности и Брана — за недовольство его инвалидностью, при том что они были воспитаны в замках.

Пожалуй, самой крайней точкой зрения в литературе о войне и в политической прозе в целом является точка зрения самого врага. Однако в «Игре престолов» даже деспоты, цареубийцы, палачи и работорговцы обретают человеческий облик и помещаются в определенный контекст. Как отмечает Адам Серуэр (Adam Serwer): «Чудовища Толкиена являются чудовищами в буквальном смысле…, [но] большинство чудовищ Мартина — это люди. Как только вы вздумали их ненавидеть, [Мартин] пишет главу с их точки зрения, заставляя вас учесть их позицию». Мартин показывает, как пол, раса, класс, возраст и инвалидность, складываясь вместе, в результате создают многочисленные слои и формы власти в вестеросском обществе, равно как и различия в материальных возможностях. Создавая эту многослойную картину, он напоминает читателю, что эти категории часто формируются, а не являются фиксированной характеристикой: сильные и красивые оказываются убогими калеками; принцы становятся рабами; аристократы — конюхами, а бастарды оказываются у руля.

Так, в загадке власти из «Битвы королей» (Clash of Kings), выделенной в одном из трейлеров второго сезона, говорится следующее: «В комнате сидят три могущественных человека: король, жрец и богач со своим золотом. Между ними стоит наемник, маленький человек простого происхождения и небольшого ума. Каждый из власть имущих повелевает ему убить двух других. "Сделай это, — говорит король, — ибо я твой законный правитель". "Сделай это, — говорит жрец, — ибо я приказываю тебе именем богов". "Сделай это, — говорит богач, и все это золото будет твоим". Так скажи мне, кто останется жив, а кто умрет?» Ответ из книги — «это зависит от наемника» — подчеркивает, насколько недооценивается роль низших слоев общества. Крестьяне, пехотинцы, матросы, лакеи, прислуга в лагерях, кузнецы, мельники и тому подобные — вот социальные основы, на которых стоят элиты, именно за счет их преданности они в конечном счете обретают могущество или утрачивают его. В современном академическом реализме нет столь сложной социальной теории, в то время как она оказывается в центре альтернативных, критических позиций.

Пожалуй, наиболее ярко это отражено в изображении межгендерных отношений в сериале. Вестерос с прилегающими к нему землями является, безусловно, глубоко женоненавистническим обществом, но вряд ли из-за этого в сексизме можно обвинить сам сериал и романы, как утверждают некоторые. Скорее, и книга, и сериал заставляют аудиторию столкнуться с жестокой реальностью межгендерных отношений в феодальном строе. Бескомпромиссное изображение Мартином разврата, сексуального насилия, торговли людьми, принудительных браков и беззакония развенчивает гендерный миф о том, что рыцари и воины существуют во имя защиты женщин и детей. В нем также опровергается политический миф о том, что государства существуют для защиты наций от серьезных внешних угроз. В обычном фэнтези женские персонажи, не вписывающиеся в рамки этих мифов, обычно сталкиваются с наказанием (сравните Эовин с Арвен во «Властелине колец»). В мире Мартина этого не происходит: Санса — единственный персонаж, верящий, по-видимому, в рыцарские понятия — изображается как наивный человек, достойный жалости.

Более волевые женские персонажи из мира Мартина действительно существуют в тисках гендерных норм, но при этом они их не воплощают, а восстают против них и пытаются маневрировать в существующих обстоятельствах, а каждая из женщин служит своего рода отражением разных феминистских реакций на реалистическое повествование о государственном управлении и мировой политике, не учитывающее гендерных аспектов. Кейтлин пользуется своим материнским влиянием, чтобы руководить армией своего сына. Дейнерис, воодушевленная тактикой мягкой силы, которой она научилась у своей служанки, захватывает власть после смерти мужа, используя ее, помимо прочего, для продвижения феминистской освободительной политики в землях за Узким морем. Серсея беспощадно использует свою красоту и семейные связи, но постоянно рискует попасть в ловушку тех самых гендерных сценариев, которыми сама так ловко манипулирует. Одичалая Оша заигрывает с классовыми и гендерными нормами в Вестеросе в разговорах с Теоном, а затем шутливо отбрасывает их в пользу грубого эко-либертарианства. Арья отказывается от ролей, навязываемых ей как девочке обществом; воины Бриенна и Аша (чье имя было изменено в сериале) разными путями идут к власти на тех же условиях, что и мужчины.

Наконец, в «Игре престолов» содержится критика близорукого внимания к национальной безопасности, идущего в ущерб нуждам отдельных людей и коллективному благу; эта тема созвучна скорее доктрине безопасности человечества, чем классическому политическому реализму. Взять, к примеру, внешнюю политику Дейнерис, невесты поневоле, ставшей королевой дотракийцев. Обретя драконов, но потеряв мужа и ребенка, имея в распоряжении несколько сторонников и не обладая территорией, она начинает второй сезон, вооружившись лишь мягкой силой, амбициями и беспокоясь об угнетенных. Главы семей не слишком ей доверяют, но беженцы и бывшие рабы собираются под ее знаменами, и ее нравственная позиция играет ключевую роль, помогая ей нарастить власть в землях за Узким морем. Дейнерис сталкивается с трудным выбором, она воплощает противоречия и в результате борется со слишком хорошо знакомыми трудностями и границами гуманитарной интервенции и либерального империализма. Однако она пытается сбалансировать власть и принципы, не впадая в цинизм и безразличие, а это вряд ли можно назвать стандартной позицией реальной политики.

Тем временем всем грозит экологическая катастрофа, пусть большинство ее и не замечает. Сюжетная линия, связанная с Северной стеной и силами, от которых она ограждает, отнюдь не является аллегорией иммиграционной реформы, она основана на ошибочной вере в то, что промышленная цивилизация способна противостоять переменчивым силам природы. Слоган «Зима близко» используется как буквально, так и метафорически: мирские силы медленно, но неумолимо приближаются к климатической катастрофе, не видя более масштабной картины из-за противостояния королей и королев. Это история коллективного действия, где Ночной дозор подает все более отчаянные сигналы тревоги, получая в ответ на них лишь равнодушие. Угроза в виде вихтов придает новое значение выражению «безопасность человека»: так, Вестерос сталкивается с общей угрозой, в борьбе против которой он может сплотиться, но, даже несмотря на это, взаимодействие затруднительно. Решение в конечном счете откроется в союзах с северными варварскими ордами, маргинальными группами населения, ставшими первыми жертвами экологических изменений, и благодаря этим союзам в политической культуре возникнут ключевые компромиссы, потому что новички приносят с собой свои четкие взгляды на политику, общество и религию. Кажется, вопрос очевиден: если существующие структуры управления не могут справиться с возникающими глобальными угрозами, следует ожидать, что они или будут развиваться, или выйдут из строя.

В том, что касается сюжетной линии внешней политики, эпопея Мартина гораздо менее консервативна и гораздо более гибка, чем это кажется. Будучи притчей о последствиях бесконтрольной реальной политики, она не воспевает власть и власть имущих, а ставит перед ними трудные задачи и изучает их поведение. Общество — это сложный организм, роли и личины разнообразны и продиктованы обстоятельствами, а раскол грозит катастрофой. В самом деле, hic sunt dracones (здесь обитают драконы, лат.).

Источник: Foreign Affairs