Совсем недавно ЮНЕСКО отказалось признавать голод 1932—1933 годов (сейчас его принято называть Голодомором) в Украине «геноцидом украинского народа», а в своей специальной резолюции назвало его «трагедией». И это в высшей мере правильно. Голод, созданный искусственно, — это действительно трагедия для представителей всех народов, которых она коснулась. И отрицать ее никто и не собирается. Это глупо и воистину безнравственно. Но вряд ли стоит спекулировать на этой теме…
О голоде 1932—1933 годов говорится и пишется у нас вроде бы немало. Данной теме посвящены монографии и художественные произведения, газетные и журнальные статьи, теле- и радиопередачи. Опубликованы воспоминания уцелевших очевидцев. Обнародованы многие документы. Регулярно проводятся научные конференции. Ежегодно отмечается День памяти жертв голодомора. Создана специальная ассоциация исследователей тех событий. Но…
Но так уж получается в нашей стране, что говорить много — не обязательно означает говорить правду. Слишком велико количество тех, кто готов использовать печальную страницу отечественной истории для зарабатывания политического (и не только) капитала. Реальная картина общенародной трагедии окутана ныне в Украине густым туманом всевозможных мифов, за которым очень трудно разглядеть истину. Потому, наверное, будет не лишним попытаться этот туман развеять.
«Чужой» голод. А начать, видимо, стоит с того, что ужас 1932—1933 годов являлся не только украинской бедой. В то время от голода массово умирали жители Среднего и Нижнего Поволжья, Центрально-Черноземной области (ЦЧО), бывших казачьих областей Дона и Кубани, Предкавказья, Северного Казахстана, Южного Урала, Западной Сибири. В зоне бедствия оказались почти все зернопроизводящие районы СССР. И это неудивительно. Продовольственная катастрофа была вызвана не естественными причинами, а политикой насильственной коллективизации и усиленных хлебозаготовок. Политикой, проводившейся повсеместно, а в Украине еще и не самыми быстрыми темпами. К концу 1932 года в республике коллективизировали (то есть принудительно согнали в колхозы) 69,9% крестьянских хозяйств. А в Поволжье — 77,5% (в Нижне-Волжском крае даже 82,5%). В Северо-Кавказском крае (куда входили бывшие Донская и Кубанская области, Ставрополье и ряд национальных автономий) — 71,3%. Ненамного меньшим, чем в Украине, был к указанному сроку процент коллективизированных хозяйств в Казахстане (69,7), ЦЧО (67,9), Уральской области (67,8), Западной Сибири (63,9).
Как видим, ситуация с коллективизацией в зернопроизводящих районах не сильно различалась. Одинаковыми были и последствия. Ликвидация индивидуального землевладения. Высылка лучших, наиболее трудолюбивых земледельцев («кулаков») на север. Беспредел при подстрекательстве властей, устраиваемый в селах так называемым «бедняцким активом». Уничтожение самими крестьянами (чтобы не отдавать в колхоз) домашнего скота и сельхозорудий. Наконец, нежелание сельских тружеников сеять и убирать хлеб, который все равно отберут. Все это не могло не сказаться на урожаях.
Тем временем правительство не желало считаться с реальностью. Объем хлебозаготовок постоянно увеличивался. В 1931—1932 годах в Украинской ССР было «заготовлено» (фактически выкачано из села) на 36,7% зерна больше, чем в 1929—1930 годах. Еще быстрее росли хлебозаготовки в Северо-Кавказском (на 56,3%) и Средне-Волжском (на 46,1%) краях РСФСР. Соответствующее увеличение в ЦЧО составило 28,7%, в Сибири — 19,3%. Меньшими, но в тех условиях тоже существенными темпами росло количество отобранного у крестьян хлеба в Казахстане (на 6,9%), в Нижне-Волжском крае (6,6%), на Урале (4,7%).
В сочинениях украинских «голодомороведов» можно прочитать, что в России хлебозаготовки проводились якобы не так жестко, как в УССР. Например, профессор Станислав Кульчицкий, считающийся у нас в стране ведущим специалистом по Голодомору, утверждает, будто в РСФСР из сел, не выполнивших план хлебозаготовок, забиралось и вывозилось зерно, «но в хорошо поставленных крестьянских хозяйствах оставались незерновые продовольственные продукты — сало, картофель, капуста, лук, свекла, фрукты, тыква и т. п.» В Украине же (да еще в населенной украинцами Кубани) у сельских жителей отбирались абсолютно все продукты. «Такой конфискации незернового продовольствия, то есть террора голодом, в других регионах СССР не наблюдалось», — уверяет профессор. Это, мол, и привело к тому, что прямые потери населения от голода в Украинской ССР оказались «на порядок больше», чем, к примеру, в Поволжье, хотя оба региона по размерам примерно равны. Отсюда Кульчицкий делает вывод об именно антиукраинской направленности Голодомора.
Вывод необоснованный. Ибо заявление о сравнительно мягком проведении российских хлебозаготовок действительности не соответствует. И в Поволжье, и в ЦЧО, и в Северо-Кавказском крае (не только на Кубани) власти грабили крестьян, конфискуя незерновые продукты (картофель, капусту и прочее) так же, как в Украине. Сведения об этом давно опубликованы в научной литературе (см., например, журналы «Советские архивы», 1990, №6, «Вопросы истории», 1991, №6 и др.). Более чем странно, что «ведущий специалист» ничего о них не знает. (Забегая вперед, надо отметить, что и загранотряды, не допускавшие беженцев из охваченных голодом местностей в другие районы, не были сугубо украинской спецификой и применялись также против жителей Поволжья, Северо-Кавказского края, Южного Урала, Западной Сибири.)
Что касается количества жертв при одинаковом размере территории «на порядок большего» в Украине (с этим «доказательством геноцида украинцев» Кульчицкий буквально кочует по различным конференциям и СМИ), то так оно и было. Однако профессору, доктору исторических наук, должно быть известно, что при сравнении потерь населения в регионах, сопоставлять нужно численность этого самого населения, а не площадь. В двух поволжских краях, взятых в границах, не совсем точно обозначенных Кульчицким, проживало к началу 1930-х годов около 11 млн. человек. В Украинской ССР — около 32 млн., то есть почти в три раза больше. И еще. По прошествии голодных лет выяснилось, что сельское население (голод ударил прежде всего по селу) сократилось в Поволжье на 23%, в Украине — на 20,5%…
Российская деревня страдала от голода не меньше украинского села. И ужасы (людоедство, трупоедство) тоже там были. Вот только о «чужих», российских страданиях наши «голодомороведы» предпочитают не вспоминать. Не вписываются такие страдания в концепцию «геноцида именно украинской нации».
Смерть не спрашивала паспорт… Впрочем, не вписываются в упомянутую концепцию подробности голода и в самой Украине. Голодная смерть косила людей без различия национальности. Умирали не одни украинцы. Умирали великороссы, немцы, болгары, поляки… «Историки еще не готовы назвать точное количество жертв Голодомора среди национальных меньшинств в Украине, но факт их массовой смертности очевиден, — признает украинский историк Василий Марочко. — От голода, как свидетельствуют архивные источники, массово гибли и русские крестьяне, в частности, Великописаревского, Алексеевского, Чугуевского районов Харьковской области. Аналогичная картина наблюдалась по всей Украине».
К сожалению, подобные признания — редкость в среде отечественных «голодомороведов». Они предпочитают рассказывать о том, что «террор голодом» был устроен с целью уничтожения этнических украинцев, что таким образом «коммуно-русский колониальный режим» русифицировал республику и т. д. Так ли было на самом деле? Однозначно — нет.
Как известно, от голода больше всего пострадали традиционно русскоязычные части УССР — южные и восточные регионы. Сегодня много говорят, что после Голодомора сюда завозили переселенцев из России. Так, дескать, целенаправленно менялся этнический состав населения в Украине. Переселение действительно имело место. В течение второй половины 1933 года в Одесскую, Донецкую, Харьковскую и Днепропетровскую области из РСФСР и Белорусской ССР перевезли 21,8 тыс. семей (более 100 тыс. человек). Однако картина опустошенных голодом земель была так ужасна, что прибывшие не захотели здесь оставаться. Большинство из них вскоре вернулись обратно. Об этом нюансе «переселения из России» «голодомороведы», как правило, не сообщают. Как и о том, что вместе с великороссами и белорусами на указанные территории власти организованно завозили украинцев из Киевской, Черниговской, Винницкой областей. Следовательно, о целенаправленной русификации не могло быть и речи.
Не имело отношения к «этническим чисткам» и другое переселение (правда, на этот раз насильственное). В конце 1932 года «за срыв хлебозаготовок» из кубанской станицы Полтавская были вывезены на север все жители «за исключением действительно преданных советской власти». Столь суровую кару сегодня принято увязывать с Голодомором и трактовать как антиукраинскую русификаторскую акцию.
Спору нет — станица Полтавская была населена преимущественно украинцами. В этом случае пострадали в основном они. Бесспорно и то, что высылка станичников призвана была запугать всех кубанских казаков (в большинстве своем — украинцев). Но непосредственный инициатор депортации — Лазарь Каганович особо подчеркивал: саботирующих хлебозаготовки кубанцев будут выселять так же, «как в 1921 году переселяли терских казаков, которые сопротивлялись советской власти». Иными словами, к жителям Полтавской применили меры, аналогичные тем, что ранее применялись против терцев (великороссов по происхождению). Расправу творил один и тот же режим. Называть его «русским» можно, только не зная отечественной истории. Или извращая ее…
Неблагодарное занятие. Никакой русификации не было. Наоборот, в нашей республике полным ходом шла насильственная украинизация, ленинско-сталинский эксперимент по превращению Малой Руси в «национально сознательную» Украину, начатый еще в первые годы советской власти. Факт продолжения этого эксперимента в 1933-м и в последующие годы «голодомороведы» категорически отрицают. Они заявляют, что украинизация прекратилась в конце 1932 года. При этом цитируют пункт шестого постановления ЦК ВКП(б) и Совнаркома СССР «О хлебозаготовках на Украине, Северном Кавказе и Западной области» от 14 декабря 1932 года: «Вместо правильного большевистского проведения национальной политики в ряде районов Украины украинизация проводилась механически, без учета конкретных особенностей каждого района, без тщательного подбора большевистских украинских кадров, что облегчило буржуазно-националистическим элементам, петлюровцам и пр. создание своих легальных прикрытий, своих контрреволюционных ячеек и организаций».
Цитата верная, но имеющая продолжение, о котором «голодомороведы» (опять же) умалчивают. Пунктом седьмым того же постановления предусматривалось «предложить ЦК КП(б)У и СНК Украины обратить серьезное внимание на правильное проведение украинизации, устранить механическое проведение ее, изгнать петлюровские и другие буржуазно-националистические элементы из партийных и советских организаций, тщательно подбирать и воспитывать украинские большевистские кадры, обеспечить систематическое партийное руководство и контроль за проведением украинизации». Ленинско-сталинский эксперимент не прекращался. Он лишь принял более цивилизованные формы, что, кстати, определяет несостоятельность еще одного «аргумента» «голодомороведов».
Сопоставление результатов Всесоюзных переписей населения 1926 и 1939 годов показывает уменьшение количества украинцев на 3 млн. человек. Почему? Последствия геноцида? Безусловно, нет. В 1926 году украинизация была в самом разгаре. Ее (под руководством все того же Лазаря Кагановича) проводили жестко, даже жестоко. (Искренний приверженец «украинской национальной идеи» Сергей Ефремов при всем сочувствии украинизаторским целям, методы, которыми они достигались, признавал свирепыми.) Затеянная тогда перепись населения соответствовала «духу времени». Обитателей намеченных к украинизации регионов (не только Украинской ССР, но и сопредельных с ней районов РСФСР) записывали в украинцы, не спрашивая их согласия. На сей счет переписчики получили специальную инструкцию. Доходило до потрясающих преувеличений. Скажем, в Донецком округе РСФСР (его не надо путать с современной Донецкой областью) украинцами в один миг стали 55,1% населения (предыдущая перепись 1920 года насчитала их там всего 3,7%).
В 1939 году переписывали уже по-другому, без украинизаторских перегибов. Что и сказалось на результате. Так нужно ли теперь предъявлять России счет за «геноцид украинской нации», требовать от нее извинений, выплаты материальных компенсаций? Занятие это неблагодарное. Тем более что счет может оказаться не в нашу пользу.
На этнографической карте СССР, помещенной в 8-м томе «Малой советской энциклопедии» (год издания — 1932-й), значительная по размерам территория Украины восточнее Днепра и южнее Запорожья обозначена как место преобладания великорусского населения. Довольно крупные великорусские островки имелись к югу от Харькова, на восток от Полтавы, западнее Днепропетровска. На более поздних картах ничего этого нет. Великороссы Украины исчезли в ходе Голодомора? Напомню: именно эти регионы пострадали больше всего. А хлебозаготовками, вызвавшими голод, часто руководили украинские национал-коммунисты, ярые украинизаторы. При желании из этого можно сделать вывод с далеко идущими последствиями. И что будет, если Россия его сделает, в свою очередь потребовав извинений и компенсаций?
Конечно, подобные требования (если бы они были предъявлены) абсурдны. Россия их и не предъявляет. Зато в Украине претензии к соседней стране поддерживаются на самом высоком уровне. Не напрасно ли?
События 1932—1933 годов были трагедией. И тем отвратительнее выглядят попытки спекулировать на этой трагедии, использовать общую беду украинцев и великороссов для натравливания одних на других…
Голод или Голодомор? И все-таки — являлся ли тот голод голодомором? Несомненно, он был вызван действиями властей, но намеренно ли, с заранее ли продуманной целью? На мой взгляд, ответ на этот вопрос должен быть отрицательным. Кремлевское руководство ставило перед собой одну задачу — выкачать из села как можно больше зерна. Жалобы на то, что план хлебозаготовок невероятно завышен, что выполнить его невозможно, Сталин и его подручные отвергали, объясняя их желанием крестьян утаить урожай. Первые сообщения о начинающемся голоде восприняли в Кремле как выдумку. Спохватились там только тогда, когда бедствие приняло громадные масштабы.
Последовали срочные распоряжения о помощи пострадавшим районам. И, прежде всего, Украинской ССР, которая, в отличие от других голодавших регионов, граничила с зарубежными странами. 19 февраля 1933 года в республику по телеграфу поступило разрешение на задействование государственных запасов зерна для борьбы с голодом. 25 февраля ситуация обсуждалась на заседании Совета народных комиссаров СССР. Украине срочным образом выделили 22,9 млн. пудов семенной ссуды, 4,7 млн. пудов продовольственной ссуды, 400 тыс. пудов продовольственной помощи, 6,3 млн. пудов фуражной ссуды. Организовывались специальные комиссии для помощи голодающим. Была развернута сеть пунктов общественного питания. Особое внимание уделялось спасению голодающих детей. Созданный ЦК КП(б)У с этой целью централизованный фонд получил 700 тонн муки, 170 тонн сахара, 100 тыс. банок консервов, 500 пудов подсолнечного масла, другие продукты.
Да, эти меры явно запоздали. Да, они оказались недостаточными. Но благодаря им удалось смягчить последствия катастрофы, предотвратить гибель многих людей. К концу лета 1933 года голод в Украинской ССР прекратился. В Поволжье же и в ЦЧО он продолжался (хоть и в меньших масштабах, чем раньше) до 1934 года. И данное обстоятельство тоже опровергает миф об именно антиукраинском геноциде…
«Зона распространения голода явно не совпадает с границами расселения отдельных национальностей, — констатирует современный немецкий историк профессор Штефан Мерль. — Почему умирали от голода русские крестьяне в Поволжье и восточных зернопроизводящих районах? И почему, в противоположность тому, голод до какой-то степени пощадил северо-западную часть Украины? Многое говорит о том, что осуществляемые правительством меры касались всего советского крестьянства, а ни в коем случае не одних украинцев». Английский историк Роберт Дэвис также подчеркивает, что голод охватил территорию с населением 77 млн. человек, из которых в Украине жили 30 млн. Увы, работы авторитетных зарубежных ученых в нашей стране замалчиваются.
Статистика кошмара. В заключение — о количестве погибших. Определить его можно лишь приблизительно. Средний уровень смертности в Украинской ССР в конце 1920-х — начале 1930-х годов составлял около 530 тыс. случаев в год. В 1932 году этот показатель был превышен более чем на 130 тыс. смертей. В 1933 году — на 1 млн. 320 тыс. В целом за два года — на 1 млн. 450 тыс. Специалисты утверждают, что эта статистика — неполная. Сотрудники ЗАГС тоже умирали от голода, и бывало, что регистрировать смерти оказывалось некому. К тому же местные власти, опасаясь ответственности за массовую гибель людей, иногда давали указания регистрировать не всех умерших. В секретных документах Центрального управления народно-хозяйственного учета СССР отмечалось, что по всему Союзу в 1933 году остались неучтенными около 1 млн. случаев смерти. Даже если предположить, что большинство неучтенных смертей пришлось на Украину, то и тогда количество жертв не может превысить 2,5 млн. человек. К результату — 2,5 млн. погибших приходит и главный редактор изданной в Париже—Нью-Йорке в 1955—1957 годах «Енциклопедії українознавства» Владимир Кубийович (его уж никак нельзя заподозрить в стремлении преуменьшить злодеяния советской власти).
Это чудовищная цифра. Вполне достаточная, чтобы назвать сталинский режим преступным. Однако «голодомороведов» она (цифра) не устраивает. Дело в том, что, по подсчетам историков, в пострадавших от голода регионах России погибли от 2 до 3,5 млн. человек. Не меньше, чем в Украине. А значит — нет оснований объявлять голод «геноцидом именно украинской нации». Рушится миф, который политическим спекулянтам дороже истины. Вот и стараются «голодомороведы» многократно завысить число жертв среди украинцев. Заявляли о 4 миллионах погибших. Затем о 5, 7, 10, 13 миллионах. А недавно в одной из передач на 1-м канале Национального радио прозвучала цифра 15 миллионов. Дальше — больше? Трагедия превращается в фарс, но, кажется, в Украине это беспокоит не многих…
P. S. Сейчас уже известно, что Верховная Рада Украины официально признала Голодомор 1932—1933 годов «геноцидом украинского народа». Принятию соответствующего закона предшествовало бурное обсуждение. Депутаты говорили много. И, помимо прочего, подтвердили тезис, высказанный в начале настоящей статьи (о том, что многословие не всегда означает правдивость). Например, Вячеслав Кириленко, выступивший от фракции «Наша Украина», привел цифры Всесоюзной переписи населения 1937 года, сравнив их с результатами переписи 1926 года. Как выяснил Вячеслав Анатольевич, «население СССР с 26-го по 37-й выросло на 20%, население Украинской ССР уменьшилось на 16%», что, по мнению выступавшего, является «доказательством этнического характера геноцида украинского народа». Процитированный фрагмент из речи г-на Кириленко очень понравился журналистам, освещавшим ход заседания парламента. Его (фрагмент выступления) неоднократно повторяли в теле- и радионовостях, тиражируя приведенные цифры. А зря. Цифры неправильные. Реальные данные существенно отличаются от «нашеукраинских».
С 1926 по 1937 год население СССР выросло на 9,3%. Однако в регионах, пострадавших от голода, картина была иной. В Азово-Черноморском крае (в 1933 году он являлся частью Северо-Кавказского края) количество жителей сократилось на 0,7%. В Украинской ССР — на 1,9%. В Воронежской области (ранее входившей в состав ЦЧО) — на 2,1%. В Северо-Кавказском крае (в границах 1937 года) население уменьшилось на 4,1%, но столь «малое» сокращение объясняется лишь высокой рождаемостью в почти не затронутых голодом Карачаевской и Черкесской автономных областях. В русских районах края потери населения были очень значительными. В Мордовской АССР (в 1933 году это была автономная область в Средне-Волжском крае) жителей стало меньше на 5,4%. В Куйбышевской области (бывшей Самарской того же края) — на 7,8%. В Курской области (ранее составная часть ЦЧО) — на 14,3%. В Республике Немцев Поволжья (входившей в Нижне-Волжский край) — на 14,4%. В Саратовской области (тот же край) — на 23%. О каком «этническом характере геноцида» можно говорить? А вот трагедия действительно была…