Судьба человека

Ее отцом был американец французского происхождения Джек Бувье. Он обеспечивал семейству вполне пристойное существование благодаря игре на бирже, однако при этом не утруждал себя верностью жене. Когда Жаклин исполнилось тринадцать, а ее младшей сестре Ли – 11, родители развелись. Знакомство, а потом и сватовство вдовца Хью Очинклосса, президента «Staпdard Oil», мать Жаклин сочла вознаграждением за былые страдания. Вместе с детьми она переехала в просторное поместье, где кроме нового супруга обитали двое его детей от первого брака. Нельзя сказать, чтобы Жаклин и ее сестру там обижали, но и баловать девочек никто не стремился. По крайней мере, учебу в одном из самых престижных заведений Америки для девочек – колледже мисс Портер – Жаклин оплатил ее отец. Отчим не вложил в воспитание падчерицы ни копейки.

Для подростков все это достаточный повод для стресса, но мать всегда учила Джекки и Ли только одному – держать спину, в прямом и переносном смысле. Только оттачивала в них искусство сокрытия всяких личных чувств от посторонних глаз. Одной важной мыслью девочка, впрочем, поделилась с одноклассницами по пансиону: «Я никогда не буду домохозяйкой». Одноклассницы не поверили (и, надо сказать, оказались правы – они разговаривали с будущей хозяйкой Белого дома): в сороковые годы для девушки ее круга единственный возможный путь в жизни был найти достойного мужа, поселиться в большом доме и рожать детей.

Тем временем юная Джекки учит французский и испанский, пишет эссе, которое побеждает в ежегодном конкурсе журнала «Vogue», и ее приглашают на годичную стажировку во Францию. На самом деле, кстати, она хотела быть балериной, но носила сороковой размер обуви и, услышав однажды, что «с такими ножищами в пору только играть в футбол», внутренне согласилась с этим.

Окончив колледж, Жаклин была вынуждена пойти работать. Прекрасное гуманитарное образование и знание французского и испанского языков позволило ей устроиться корреспондентом в газету. Будущая первая леди получала 50 долларов в неделю. Иногда отец подкидывал ей немного денег, но о шикарной жизни мечтать не приходилось. «Единственный путь обеспечить себе безбедное существование — удачно выйти замуж», — решила Жаклин и приступила к исполнению мечты. Пользуясь статусом представителя прессы, она старалась заводить знакомства с людьми известными и богатыми. На одном из мероприятий она и встретилась с сенатором Джоном Кеннеди, самым заманчивым холостяком Америки. Не жалея сил и времени, Жаклин старалась привлечь к себе внимание Джона и добилась того, чтобы у них завязался роман. Собственно, добиться романа с JFK было нетрудно – за сенатором давно и прочно закрепилась слава ловеласа. Он мог запросто заняться любовью с приглянувшейся ему особой прямо у себя в кабинете. Или сбежать с заседания в гостиницу напротив, устроить в одном из номеров оргию, а потом как ни в чем не бывало вернуться к обсуждению законов. «Он брал не качеством, а количеством», — пошутил как-то один из друзей Джона. Однако холостяцкое положение сенатора становилось препятствием на его пути к президентскому креслу. Отец Джона настаивал на женитьбе. В глазах клана Кеннеди Жаклин имела два важных преимущества — она была католичкой и благодаря отчиму состояла в родстве с аристократической верхушкой Америки.

Все расходы на «самое значительное событие сезона» взял на себя клан Кеннеди: полторы тысячи приглашенных, торт в полтора метра высотой, фотографии новобрачных на первых полосах крупнейших газет и личное благословение Папы. Как полагается на пышных свадьбах, вышло и маленькое скандальное происшествие – как раз такое, чтобы его, с одной стороны, заметили, с другой оно не омрачило общей радости. Напившись, Джек Бувье не смог, как это полагается, вести дочь к алтарю, и ее сопровождал свекор.

Начавшаяся семейная жизнь обнаружила несходство вкусов и пристрастий супругов. Джон любил общество и жить не мог без мюзиклов и театральных представлений, а Жаклин предпочитала устраивать вечеринки для узкого круга друзей. Она любила потягивать дорогое вино, сидя за столом при свечах, и говорить о кино и искусстве. Кеннеди предпочитал пить пиво и разговаривать о политике вечер напролет, предварительно съев бифштекс с картошкой. Однажды Джон изобразил свои отношения с женой в виде графика – волнистой спирали, которую пересекала абсолютно прямая линия. «Взбалмошный, спиралевидный характер Жаклин уравновешивает мой ровный нрав», – объяснил Кеннеди. Однако для посторонних их отношения так и оставались неразгаданными. Журналисты все время пытались нащупать то нематериальное, что составляет основу взаимоотношений двух столь непохожих людей. Корреспондент однажды попросил Кеннеди охарактеризовать свою жену одним словом. Тогда он, на минуту задумавшись, с улыбкой ответил: «Фея».

Отношения будущего президента с другими женщинами Джекки переносила внешне спокойно. Верная своему знакомому всей Америке «нордическому» характеру, она ответила на поведение Джона замкнутостью и иронией (говорили, впрочем, что Джозеф Кеннеди заплатил ей миллион долларов, чтобы избежать развода). Не реагировала на наличие специального номера в вашингтонской гостинице «Еl Marocco», где сенатор Кеннеди принимал проституток. Ласково улыбалась юным сотрудницам избирательного штаба, только что выпрыгнувшим из постели кандидата в президенты. Брала мужниных любовниц к себе в пресс-секретари или, обнаружив в спальне детали чужого белья, спрашивала на ходу: «Ты не знаешь, чье это? Вроде бы, не мое». Один только раз, уже будучи первой леди, она сорвалась, но сделала это с иезуитской точностью: когда Мэрилин Монро будоражила Белый дом звонками и письмами, Джекки объявила, что согласна на развод при том условии, что Кеннeди женится на голливудской блондинке и они станут жить в Белом доме открыто…

Размеренной жизни было суждено кончиться через семь лет – в 1960 году, потратив на избирательную кампанию четырнадцать миллионов долларов, Джон Кеннеди стал 35-м президентом Америки. А Жаклин, которой в то время был 31 год, — самой молодой первой леди в истории Америки. Однако она вовсе не была в восторге от этого обстоятельства. Джекки выкинула коленце, которое Джон от нее ожидал меньше всего. Она устроила истерику в связи с переездом в Белый дом. «Это самое плохое место в мире! Там так холодно и мрачно. Похоже на подвалы Лубянки. Комнаты обставлены мебелью, купленной в магазине по сниженным ценам. Меня пугает одна мысль о том, что придется переехать туда. Я ненавижу этот дом, ненавижу!» – кричала Джекки. Джону удалось успокоить жену, лишь пообещав, что он разрешит ей, как она выражается, «перекрасить этот сарай».

Правда, одного разрешения мужа оказалось недостаточно — резиденция представляла историческую ценность для всей страны. Но первая леди сумела убедить в своей правоте даже Конгресс. Под руководством Жаклин начался грандиозный ремонт, которого Белый дом не видел за всю историю своего существования. Супруга президента решила обставить особняк подлинными антикварными вещами XVIII-XIX веков. Она всеми правдами и неправдами уговаривала частных лиц жертвовать свою мебель, имеющую историческую ценность. Просила музеи дарить картины. В течение года Жаклин сумела превратить резиденцию в национальный заповедник, заполненный антиквариатом, общая стоимость которого составляла 10 миллионов долларов.

Так же тщательно и с размахом первая леди относилась к собственному гардеробу. Она никогда не фотографировалась дважды в одной и той же одежде. Своему личному модельеру Олегу Кассини она предъявляла следующие требования: «Позаботьтесь о том, чтобы никто не носил такой одежды, как я. Вы лучше меня знаете, как поступить, чтобы никто не наладил выпуск дешевых подделок. Так что заранее никому не следует говорить о моих нарядах».

Еще Джекки стремилась оградить свою личную жизнь от вмешательства прессы, прежде всего это касалось детей. Когда Джон стал президентом, его дочери Кэролайн было два года, а вскоре у нее появился брат Джон-младший. Жаклин бесило, когда журналисты пытались снять Кэролайн. Президент, наоборот, поощрял фотогеничную дочь как можно чаще общаться с репортерами. И как только Жаклин по какой-то причине покидала Вашингтон, муж приглашал к себе в кабинет детей и разрешал журналистам не только их снимать, но даже задавать маленькой дочке вопросы. Так, на вопрос «А ты знаешь, чем занимается твой папа?» Кэролайн заявила: «Да он вообще ничего не делает, просто сидит без туфель и носков». На следующий день все газеты до одной процитировали дочь президента. Жаклин метала громы и молнии: «Ты не имеешь права эксплуатировать детей в политических целях». Она кричала так громко, что это было слышно на всех этажах Белого дома. Жаклин распорядилась обсадить лужайку резиденции высоким кустарником, чтобы фотографам было неудобно снимать играющих детей.

Тем не менее, почти каждый день какая-нибудь газета писала о любимых хомячках детей президента, о пони Макарони и белом щенке Пушкине – подарке Никиты Хрущева. «Меня просто тошнит, когда я читаю о Макарони и Пушкине, — выговаривала она своему пресс-секретарю. – И пусть журналисты перестанут фамильярно именовать меня в своих статьях Джекки. Почему они величают меня этим мальчишеским именем, когда у меня есть свое замечательное имя? Я для них — Жаклин. И еще, пожалуйста, скажите слугам в Белом доме, чтобы они перестали обращаться ко мне «первая леди». Это похоже на лошадиную кличку. Пусть они называют меня миссис Кеннеди». Стараясь как можно меньше общаться с журналистами, она объявила прессе войну. Не разрешала им присутствовать на торжественных обедах в Белом доме и задавать «гадкие вопросы». А если все-таки приходилось с ними разговаривать, то Жаклин делала это так надменно, что журналисты восклицали: «Да она обращается с нами как с крепостными!» За глаза они стали называть Жаклин «королевой».

Тысяча дней – таков рабочий стаж миссис Жаклин Кеннеди в должности первой леди. Овдовела она в неполные тридцать пять лет. Тем не менее, по логике вещей, главное в ее жизни, казалось, позади. «Иногда утром, еще как следует не проснувшись, я уже начинаю шевелить губами, чтобы сказать Джону что-нибудь. Протягиваю руку, а рядом пусто». Пять лет спустя, в 1968 году, она пережила дежа-вю: был убит ее деверь, Роберт. Они дружили. Но теперь «представительский» траур приходилось носить Юнис Кеннeди, а Жаклин могла позволить себе расслабиться. Даже запить. В таких случаях по закону жанра должен явиться мудрый утешитель (принц на коне уже приезжал). Он явился в обличье Аристотеля Онассиса, знаменитого друга Маpии Каллас и короля толстосумов. Последнее обстоятельство и погубило белоснежную репутацию «первой вдовы».

Церемония бракосочетания прошла на острове Скорпио аскетически скромно, были только Кэролайн и Джон, мать и отчим Жаклин. Таблоиды кричали об откровенной корысти невесты, которую купили как актрису, желающую получить роль в Голливуде. Более серьезные издания сокрушались о том, что «жених слишком стар, слишком грязен и груб, чтобы заменить нашего Джона». Позиция Жаклин в заочной моральной полемике с Соединенными Штатами Америки не колебалась ни на градус. Они убили ее мужа, и после этого смеют чего-то от нее требовать и к чему-то принуждать! И она вновь вспомнила науку холодного презрения – уехала, не ответив ни словом.

Никто не скрывал, что речь идет о сугубо деловом браке (супруги вместе спроектировали и финансировали, например, нью-йоркский небоскреб «Olyтpic Тоwеr»). И когда деловая составляющая была исчерпана, супруги разъехались (1973 год). Жаклин оказалась роковой женщиной в жизни старика. Если брак с ним когда-то спас ее, то его погубило прекращение этого брака. У Аристотеля Сократа Онассиса появились признаки прогрессирующего маразма, и через год он тихо умер. А недавняя жена в это время находилась за несколько тысяч миль.

В сорок шесть лет для нее в очередной раз началась новая жизнь, самая свободная из всех прожитых до сих пор. Свобода приглашать и ходить в гости к тем, к кому хочется. Заниматься чем угодно. И она – не прошло и нескольких десятилетий – вернулась в издательское дело, сначала – редактором в «Vikiпg Press», потом – в «Doubleda». И бегала, как в юности, к бесплатному редакционному автомату за кофе.

Жаклин Кеннеди-Онассис теперь прогуливалась перед Капитолийским холмом под руку с новым бойфрендом, знакомым еще с пятидесятых годов владельцем алмазных копей Морисом Темплменом. В шестьдесят два года, сидя в своем кабинете, она заявила подруге: «Лет тридцать подряд я торчала у всех на глазах. Было время, чтобы привыкнуть. А вот теперь не могу поверить, что кого-то все еще волнует моя судьба или то, чем я занимаюсь». Еще два года спустя у нее обнаружили рак лимфатических желез. Но она умерла тихо и без боли – возможно, даже проглотила смертельную дозу таблеток, написав трогательное письмо внучке.

К счастью, Жаклин не успела увидеть, как другой Джон Кеннеди – ее сын, плейбой, любитель тенниса, ростбифов и спортивных самолетов, обладатель фирменной улыбки своего клана – погиб в авиакатастрофе над Новой Англией еще более молодым, чем отец.

Впрочем, жизнь Жаклин могла закончиться и по-другому. В 2000 году Марк Чэпмен, убийца Джона Леннона, признался на слушаниях по поводу его досрочного освобождения, что, на случай если бы ему не удалось убить экс-битла, у него в запасе было еще несколько возможных жертв. Среди упомянутых имен – Элизабет Тэйлор и Жаклин Кеннеди-Онассис…