Террор советских времен

Первая бомба взорвалась в 17.33 в вагоне метро между станциями «Измайловская» и «Первомайская». Этот взрыв повлек за собой наибольшее количество жертв, поскольку в это время в поезде было много людей. Кроме взрослых, погибли и дети, которые вместе с родителями возвращались с новогодней елки. Поезд остановился, погас свет, и в полной темноте раздавались стоны раненых и крики перепуганных людей. Станции «Первомайская», «Измайловская» и «Щелковская» были закрыты, людей с платформ эвакуировали. Взорванный состав подали на «Первомайскую», и пассажиры нескольких составов, проследовавших через станцию без остановки, видели развороченный вагон и окровавленных людей на платформе.

Второй взрыв прогремел ровно через 32 минуты после первого – в 18.05 бомба сработала в торговом зале продуктового магазина № 15 Бауманского райпищеторга. А через пять минут после этого прозвучал и третий взрыв – на этот раз бомба была подложена в чугунную мусорную урну около продовольственного магазина № 5 на улице 25 Октября (в нескольких сотнях метров от здания КГБ СССР). Заряд этой бомбы взлетел вверх и упал на крышу Историко-архивного института. Однако, несмотря на это, общий итог всех трех взрывов был ужасен: погибло семь человек, и еще 37 человек получили ранения различной тяжести.

СМИ, по обычаю того времени, о трагическом происшествии не сообщали, но по Москве мигом разнеслись слухи о сотнях погибших, повергая жителей города в шок. Последний раз нечто подобное в СССР произошло 6 июля 1927 года, когда в Ленинграде террористы бросили две бомбы в помещение Партийного клуба во время совещания.

Дорогому Леониду Ильичу о взрывах доложили в тот же день. Он сразу же связался с председателем КГБ Юрием Андроповым и министром внутренних дел Николаем Щелоковым и потребовал от них в кратчайшие сроки найти преступников. После этого, несмотря на воскресный день, 9 января в КГБ и МВД СССР прошли экстренные совещания, посвященные произошедшим накануне взрывам. На поиски преступников были брошены лучшие силы из числа розыскников прокуратуры, МВД и КГБ СССР. Эта операция получила кодовое название «Взрывники».

Оперативники КГБ опросили более 500 свидетелей, видевших, как предполагаемые преступники оставляли на месте преступления свои адские машины. Однако ни один из опрошенных свидетелей так и не смог толком описать внешность террористов. Многие свидетели просто путались в своих показаниях, чем заметно осложняли работу розыскников.

Тем временем группа специалистов собирала вещественные доказательства преступлений. Главными среди них были осколки взрывных устройств и те емкости, в которых они находились. Осколки от бомб собирались наиболее кропотливо. Они извлекались из тел убитых и раненых, подбирались на крыше Историко-архивного института, извлекались из обшивки вагона метро, для чего эту обшивку предварительно полностью сняли.

Наиболее «ценный» осколок был найден в теле одного из убитых в метро мужчин. Этот осколок напоминал собой ручку от утятницы и был окрашен в синий цвет. Именно по этому осколку сыщики сумели установить, что в качестве корпуса взрывного устройства террористы использовали обыкновенную чугунную утятницу вместе с крышкой. Эту крышку они накрепко прикрутили к корпусу с помощью гаек и болтов, после чего прошлись по ним сваркой. Поиски мест, где изготовлялись подобные утятницы, длился около двух месяцев. За это время было «просеяно» несколько предприятий в ряде союзных республик, пока не удалось выйти на «родного» изготовителя утятницы, использованной террористами.

Нечто подобное произошло и с поиском других доказательств. Например, было установлено, что в вагоне метро бомба была оставлена в большой дорожной сумке бежевого цвета. По оставшимся кусочкам этой сумки определили, что эта кожа была изготовлена на Белгородском заводе в Горьковской области. Но и там выяснилось, что вся подобная продукция была отправлена затем в 40 городов Союза. Однако чекисты сфотографировали дубликат этой сумки и фотографии ее разослали во все территориальные органы КГБ и МВД СССР.

Между тем террористов искало и союзное МВД. Так, в Тамбове местная милиция арестовала некоего Платова, который с помощью самодельной бомбы попытался убить своего соседа-лесника. Об этом теракте тут же дали знать в Москву. Причем было сообщено, что Платов сознался и в том, что он осуществил январские взрывы в столице. В Тамбов тут же выехали контрразведчики. Однако уже с первых же допросов Платова стало ясно, что все, что он говорит о взрывах в Москве, – «липа». Судя по всему, таким образом местная милиция пыталась отличиться перед собственным министерством.

Тем временем по одному из вещественных доказательств круг поисков был гораздо уже, чем у других предметов. Это была стальная шпилька, которая была изготовлена на заводе в Ивановской области и оттуда рассылалась всего в 12 городов страны. Одним из городов в этом списке был Ереван.

Однако на календаре уже был октябрь 1977 года. С момента взрывов прошло 9 месяцев, а преступники до сих пор гуляли на свободе. Андропов постоянно держал руку «на пульсе» этой операции и рассчитывал, что к ноябрьским праздникам удастся обезвредить террористов. Так, собственно, оно и произошло. Причем развязка истории началась вдали от Москвы.

В ташкентском аэропорту один из чекистов-стажеров обратил внимание на дорожную сумку в руках у одной женщины, спешившей на самолет. Сумка эта была идентична той, которая была запечатлена на фотографии, присланной из Москвы. Женщину ту попросили на несколько минут задержаться и во время этой задержки проверили ее сумку. Она была набита обыкновенными хозяйственными вещами, однако чекистов интересовали не они, а ярлык завода-изготовителя сумки. Оказалось, что эту сумку из белгородской кожи сшили на заводе… в Ереване. Как только эта информация достигла Москвы, оттуда в столицу Армении на личном самолете председателя КГБ СССР вылетела оперативно-следственная группа. Почти одновременно с ней из Еревана в Москву выехали на поезде и террористы, которые намеревались взорвать еще несколько бомб в преддверии праздника 7 ноября. В конце октября они прибыли в Москву и в зале ожидания Курского вокзала, на одной из скамеек, оставили дорожную сумку с мощной взрывчаткой. Поставив часовой механизм на 20-минутное включение, они уже с купленными на обратный рейс билетами спокойно отправились к своему поезду.

Однако взрыва не произошло. Дело в том, что террористы рассчитывали на такую человеческую слабость, как любопытство. Для этого они сконструировали часовой тумблер на взрывчатке «в обратную сторону», рассчитывая на то, что люди, находившиеся рядом, поймут, что сумку забыли, заглянут туда и, увидев взрывной механизм, попытаются его отключить. Для этого они переключат тумблер, и именно это и приведет к взрыву. Однако все получилось наоборот. Сидевшая рядом с «взрывной» сумкой семья оказалась одной из самых нелюбопытных и не заглянула в сумку до утра следующего дня. А когда глава семьи все-таки сделал это, то батарейка, питавшая детонатор, села настолько, что силы тока уже не хватило для подрыва детонатора. Естественно, что свою находку этот человек тут же отнес в милицию. Третьего ноября террористы были арестованы.

Как установило следствие, взрывы в Москве организовали жители Еревана Степан Затикян, Акоп Степанян и Завен Багдасарян. По версии КГБ, у первого в квартире обнаружили схему взрывного устройства, сработавшего в московском метро, а у второго – детали новых взрывных устройств. Организатором группы был признан Затикян. Он работал сборщиком трансформаторов на Ереванском электромеханическом заводе, был женат и имел двух маленьких детей.

Из криминальной троицы наибольший интерес для следствия представлял именно Затикян. Во время учебы в Ереванском политехническом институте он вместе с другими студентами создал подпольную Национально-объединенную партию (НОП) Армении. Члены партии выпускали газету «Парос» («Маяк»), в которой призывали к созданию независимой Армении, и распространяли листовки с протестами против «российского шовинизма» и требованиями вернуть Армении Нагорный Карабах и Нахичевань. Правда, через несколько лет программа НОП была пересмотрена. Из нее исключили экстремистские методы и насилие, а во главу угла поставили обретение Армянской ССР независимости путем выхода из состава Советского Союза на основе всеармянского референдума.

Следствие по делу Затикяна и его сообщников длилось около года, и 24 января 1979 года все трое террористов были приговорены к высшей мере наказания. Суд был закрытым и тайным. В зал судебных заседаний не допустили даже родственников подсудимых. По версии КГБ, полностью свою вину признал только Багдасарян, а Затикян наотрез отказался давать показания. По другой версии, ни один из подсудимых виновным себя не признал. Через несколько дней приговор был приведен в исполнение. Однако этим дело не кончилось.

Сразу после взрыва в метро академик Андрей Сахаров высказал предположение, что к нему, возможно, приложило руку всесильное КГБ. На такую мысль наводило то, как быстро официальные лица сообщили о теракте западным корреспондентам, хотя обычно такие происшествия от западной прессы скрывались. Кроме того, работающие на КГБ западные журналисты стали дружно приписывать взрывы диссидентам, которые, дескать, совершили теракт в знак протеста против Советской власти.

Сахаров и Московская Хельсинкская группа осудили попытку возложить ответственность за теракты на диссидентов. На пресс-конференции они сообщили иностранным корреспондентам, что «диссиденты полностью отвергают насилие как средство осуществления своих целей и относятся к террору с негодованием и отвращением…».

Кстати, в народе в то время наибольшей популярностью пользовались две версии. Согласно первой, Затикян и его сообщники решили мстить русским, причем неважно, кому именно: женщинам, детям, старикам – главное, русским. По другой версии, виновниками взрывов назывались рабочие радиозавода, расположенного в подмосковном Александрове. Таким способом они, дескать, выразили недовольство нехваткой продуктов питания в своем городе.