«Чем дольше, сильнее, трагичнее давление экстремальных обстоятельств, чем глубже психическое изнурение заложников, тем больше их становятся такими, не находящими ни в чем и ни в ком поддержки, ищущими спасения в себе, находящими только душевное мучение»… Да, российские СМИ говорят теперь исключительно о судьбе заложников. И вот прозвучало до сих пор неведомое российскому обывателю слово «стокгольмский синдром». Причем диагноз ставится «по сообщениям некоторых СМИ».
Этот термин подарили миру террористы, захватившие в начале семидесятых заложников в шведской столице. Тогда два террориста удерживали в захваченном ими банке в Стокгольме людей в течение недели. Так вот, заложники неожиданно для всех сроднились душой с захватчиками, более того, они встали на защиту террористов и даже оказывали сопротивление попыткам полиции освободить их. Как рассказывают, две женщины из числа заложников даже обручились со своими бывшими захватчиками.
Сначала российские медиа выдают потрясающую новость: став заложниками, люди меняются. И объясняют, что почти у них всех возникает шок и расщепление представления о том, что же случилось. И вот некоторые срываются и восстают против совершаемого насилия. Такие люди могут броситься бежать, даже когда это бессмысленно, пытаются выхватить у террориста оружие. В подобных случаях взбунтовавшегося заложника террористы чаще всего убивают…
Но надо же. Многие находящиеся в зале и связывающиеся с представителями СМИ говорят о том, что террористов можно и нужно понять, передает ntv.ru. В интервью телекомпании НТВ одна из заложниц Мария Школьникова заявила: даже если террористы убьют несколько заложников, все равно надо выполнять их требования, так как у них в Чечне идет война, а власти России должны осознавать, что это – их вина. Более того, заложники говорят о том, что террористы очень корректны, не только не избивают заложников, но даже не кричат на них, дают детям воду. Другими словами, налицо «стокгольмский синдром».
И тут же описываются все тонкости затейливой чеченской культуры. Оказывается, чеченцы наделены этноархаическими рефлексами в отношении к пленникам как к уважаемой ценности. Они относились к заложникам с видимой доброжелательностью. По рассказам некоторых свидетелей, в городе Буденновске чеченцы, видя начало штурма больницы, в которой они укрылись, укрывали и успокаивали заложников. В поселке Первомайский руководитель чеченцев Салман Радуев обходил заложников, успокаивая их, рассказывал о последних событиях.
А отсюда: в отличие от многих других террористов осажденные чеченцы сохраняли детскую игривую лихость, передает ntv.ru, а это ободряло заложников и… «роднило» их с чеченцами, пробуждая (что бы вы думали?) детские рефлексы. Даже когда расстреливали кого-то из заложников, срабатывал психологический механизм по принципу «разделяй и властвуй»: люди, оказавшиеся в привилегированном положении, при стрессе, как правило, отворачиваются от обреченных.
Говорят даже, что страх перед террористами и стремление убежать преображается в болезненную любовь и привязанность к террористам (я всегда боялся умения психологов все «перевертывать»). Сплав «игривой детскости» и «мужественности» чеченских боевиков привлекает, завораживает многих, заставляет ими гордиться, кого-то – следовать им.
Словом, большая часть захваченных тем сильнее сближаются с захватившими их террористами, чем дольше заложничество. Их делят на типы. Некоторые делают это с расчетом, почти сознательно, чтобы улучшить хоть сколько-нибудь свое существование, уменьшить угрозу террора лично для себя и своих близких. Это «приспешники» террористов. Есть также расчетливо-разумные, и только слабость, надлом души или великий страх за близких людей толкает их к коллаборационизму. Разумеется, есть и расчетливо-злобные. Служа врагам, ищут возможность возвыситься при новой расстановке сил. И удовлетворить свои комплексы – за счет слабых заложников, притесняя их или, напротив, милостиво помогая.
Для тех, кого действительно можно было бы назвать «образцовыми стокгольмскими заложниками» остается не так и много места. Их едва ли пятая часть. Эти люди действительно ощущают некую родственную близость с захватившими их террористами, сопереживают им и (!) неприязненно относятся к спасителям. Эти заложники и после освобождения сочувствуют захватчикам, защищают их, арестованных. Тут уж без всяких «перевертываний»: опасность, общая для террористов и удерживаемых ими заложников, «роднит» одних с другими.
Взять бы и сказать: вконец обезумевшие СМИ многострадальной (без всякого ерничества говорю это) России просят положить конец беспределу. Взять и положить. Безо всяких сантиментов, ведь выгораживающие террористов сами нездоровы, не вполне отдают отчет в происходящем. Да не хочется в это верить как-то. У журналистов действительно нездоровое воображение. Но ведь никогда они не были простым приложением к немому компьютеру.
А заложники нуждаются в помощи – и сейчас, и потом, после освобождения будут нуждаться. А то и в лечении душевных и телесных расстройств.