– Шозанах? – по-доброму, но как-то строго спросил Федорович и обвел собравшихся отнюдь не легким взглядом. Собравшиеся инстинктивно прикрыли локтями печень. Каждый свою. В том числе и Ханни. Однако она вовремя вспомнила, что шеф никогда не бьет женщин по печени, и гордо выпрямилась на стуле. Перед Янучегом лежал текст его новогоднего обращения к украинскому народу. Карандашом был очеркнут следующий абзац: «улыбается и задушевно рассказывает анекдот про белочку».
– Какая белочка? – вкрадчиво поинтересовался лидер. – Мне шо, еще костюмчик беленький одеть, с ушками?
Голос испатцтала: «Это про утренник в детском саду после Нового года. Когда артист, игравший белочку, в состоянии алкогольной интоксикации путает слова АС. Пушкина и гаварит: «Йа – драчистый изумруд».
– Предлагаю заипенеть плакатик на тему “Зима победила!”. Вы, Йулийа Владимирна, в таком голубеньком халатике, в звездочках…
– Фуездочках! – раздраженно перебила Йуля. – Я че, победитель пиндосского конкурса “Времена года”?! Вы уже заипали всех весной!
– А вот еще вариант: домашний стол, вы с дочкой. Можно зятя припесдячить. Только одеть поприличнее. И с мотоцикла снять. Конечно, его тату лучше чем-то закрасить, но хер с ним: можна свитерок надеть. С горлышком. На заднем плане трещат дрова. В камине. И собака у ваших ног хекает, высунув синий язык.
– Почему синий, мля?!
– Патаму что чау-чао!
– Мудаг, у меня нет сабаки!
В кабинет ворвался креативный моск БЮТ Абдулла, который под завязку наипинелся креативной жидкости. На нем, как всегда, были надеты трусы и майка с бютовской символикой, причем поверх костюма от Zilli. “Блиадь!” – подумал Турчик и с силой йопнул себя ладонью па галаве.
– Йуля, в голову пришла гениальная идея!
– Куда пришла? – подозрительно спросила Йулиа Владимировна, косясь на бютовское сердечко в промежности креатифщика. “Блиадь!” – в очередной раз йопнул себя по лбу Турчик.
– В моск! – гордо сказал креатифщик и выдержал эффектную паузу. – Косу надо распустить, блябудунах! Значицца так: ты вся такая распущенная держишь в левой руке бокал с бухлом. Например, с шампанским. И помешиваешь жидкость проволочкой от пробки против часовой стрелки.
– Нафуя? – заинтересовалась Йулиа Владимировна.
– Та фсе дефки так делают.
– Я спрашиваю, нафуя против часовой стрелки?
– Ну выпесд такой… креатифный. А шо?
– Ваащеубилнах!
На столе перед Йулей задергался в пляске святого Витта мобильный телефон, поставленный на виброрежим. Допрыгав до бюста пресс-секретарши, он в отчаянии остановился. Пришла эсэмэска от Балончега. “Первый нах! В твоем навагоднем паздравлении тема йопли нираскрыта! С наступаюччим. Твой Боня”. “Хуяссе! – слегка удивилась Владимировна. – Он че, как Ктулху, прямо моск ибет?”.
Васюнчег шел на кладбище обдумывать новогоднее поздравление гаранта нации народу. Ему никто не поручал это делать. Но каждый год, в декабре, Васюнчег шел на кладбище, где, гуляя между могил, придумывал речь президента. Потом он печатал выступление на розовой бумаге и подсовывал под дверь кабинета гаранта. Охрана знала этот выпесд Васюнчега и смотрела на все сквозь пальцы. Благо бумага была хорошая. Мягкая.
В последний момент Васюнчег решил отклониться от привычного маршрута и направился к памятнику жертвам галадамора, который его как-то внутренне возбуждал. “Я себя под галадамором чищу”, – пришла ему в голову странная фраза неизвестного поэта. И тут он наипнулся в яму, которую не успели зарыть трудолюбивые вьетнамские строители. “Млять! Песдуховные падонки!” – неприлично выругался Васюнчег и неожиданно покрылся холодным потом. Он осознал, что начал думать не по-украински. Слова из чужого, потенциально враждебного ему языка проникли в моск. Это открытие привело чувствительного гуманитарного вице-премьера в состояние крайнего возбуждения. Резко заныла мошонка. Острая боль отдалась в голову. “Змоскалылы”, – билась в воспаленном Евро-2012 правом полушарии отчаянная мысль. “Это песдец!” – неожиданно хладнокровно подумал Васюнчег. Он принял решение. Однако биотуалета рядом не оказалось, поэтому претворить решение в жизнь сразу не удалось. “Йоптвайу”, – оценил Васюнчег стратегический замысел авторов величественного памятника галадамору, специально исключивших места общего пользования из проекта, поскольку, по мнению гаранта, люди должны туда приходить вовсе не для того, чтобы срать.
– Хочу, чтобы все маладые падонки, услышав мое новогоднее обращение, поняли, что я не какая-то там небритая пелотка, а продвинутая телка. Чтобы все кибердрочеры сделали скринсейф с моего выступления и фтыкали на него. И все мужики электорального возраста афигели и поняли, за кого нужно голосовать. А бабы плакали навзрыд и причитали: такая маленькая, хрупкая, уставшая, до чего же ее эти мужланы довели. Хочу, чтобы харант изошелся на гавно, слушая мое выступление. Чтобы, сцуко, понял – женщин нельзя обижать, потому что они все равно йопнут так, шо мало никому не покажется. Чтобы вся страна, как один человек, замерев, слушала мой тихий, но, млять, доходчивый голос и кивала в такт. Все и ниипет! Шоб сразу поняли – это именно та дефка, которая приведет их к счастью, а затем ткнет в него рылом. Хочу подарить всем людям трогательную, да фуй с ней, пусть даже детскую надежду на чудо. Обыкновенное, но такое милое! Они, млять, обязаны слушать как кролики, боясь отлучиться в парашу и стряхнуть пепел сигарет в салат оливье. У них должны дрожать от возбуждения руки, сжимающие бокалы с шампанским, водкой, вином, текилой, бехеровкой, скотчем, вискарем и прочим качественным и не очень алкоголем. Пенсионеры должны почувствовать себя молодыми, больные – здоровыми, бухие – трезвыми, уроды – красафчегами. Гаишники, сука, обязаны рыдать, как болонки, и раздавать всем присутствующим взятки, полученные с честных, но в жопу бухих автолюбителей. Балончег должен усрацца от лютой зависти, а Янучег уронить скупую, мужскую слезу и сказать: “Йуля, прасти падлеца, иди к нам в каалицию!”. Катька шоб покрылась красными пятнами в тон помады “Живанши”. А я вся в белом, со скромной ниткой жемчуга на молодой, упругой коже шеи, войду с телеэкрана в каждый дом, приласкаю всех обиженных и неудовлетворенных, подарю им надежду в море кризиса. Они, млять, пойдут за мной, как за путеводной звездой. Или песдой, точно не помню, как там в оригинале. Не все дойдут. Но те, кто дойдет, станут целовать песок, по которому я ходила.
– Афуеть! Дайте два! – восторженно заорал Абдулла, который все это время слушал, открыв рот и не обращая внимания на тонкую струйку слюны, капавшую на трэвел-чеки. “Млять!” – подумал Чепиногер и с силой йопнул себя по голове. – Кто же всю эту фуйню писать будет?”.
Его поддержал дружный хор:
– Аффтор, пиши исчо!
– Где такую траву брали?
– Шишечки жостко вштыривайут!
– Ржунимагу!
– Песдато сказано!
– Пасибо, падрачил!
– Нет, надо воткнуть возле Виктора Андреевича три знамени – президентский штандарт, европейский флаг со звездочками и флажок Украины!
– Та не надо флагов! Пригнать к Мариинке танки и выстроить в два ряда с включенными моторами. А Йушенко должен идти к нации под звон курантов и в клубах дыма!
– Баян! Дитей надо. В национальных шубках и веселых. Голов триста. Расставить вокруг президента, шоб они возились в снегу и попискивали.
– Млять! – подумал Балончег и с силой йопнул себя па галаве. – Хде йа ему детей столько надыбаю? Взяв себя в руки и отодвинув в сторону блокнот, где он высчитывал 33% от $4,5 млрд., хитросделанный интриган мягким голосом предложил харанту: «Виктор Андреевич, может, лучше салдатиков малоденьких пастроить в две шеренги со штыками?». Он знал, на что можно купить символа нации. На лице Йущенко отражалась непростая и крайне замысловатая работа моска. «Дети или салдатики? Салдатики или дети? Нада у Катерины спрасить…». А вслух он сказал: «Тема галадамора нираскрыта!». «Млять!» – подумал Балончег и с силой йопнул по голове Кислинчега.