Долго думал, что бы это могло быть, что сон такой навеяло? Вспомнил, что вроде бы нечто подобное видел в телеке. В виде рекламы одной телепрограммы, которая типа хочет быть очень популярной и потому пытается при помощи раскрученных и официальных звезд делать звездами людей обычных, так сказать, «малэнькых украинцив» делать побольше. Вот в рекламе и заглядывают звезды в квартиры и всем предлагают немедленно раскрывать свои таланты. Но уверенности в том, что ТАКОЕ показывают по телевизору и что его спокойно могут видеть дети и потом жаловаться на ночное недержание, у меня не было. Все же есть в стране некая «моральная» комиссия, которая кошмарит всех, кто посягает на национальное целомудрие и врожденную «цноту»…
Потом уже из маршрутки по дороге на работу увидел один бигборд с изображением моего ночного кошмара. И много маленьких – такого же визуального содержания. Но призывали они к разному. Одни действительно приглашали меня спеть с ними и в ту же минуту стать звездой. Другие утверждали, что у них в сердце уже угнездилась некая большая буква «Ю» и они поют с любовью и с этой буквой в сердце, не имея никакой возможности остановиться. Потому как они – тоже звезды…
И все было бы ничего. Но я как не понимал, так и не понимаю, почему:
а) если кто-то (мужчина или женщина) назвался звездой, то ему обязательно терять половые отличия, красить волосы в зеленый (красный, синий, смешанны) цвет, носить зеленые стринги поверх фиолетовой дубленки, норовить при малейшей возможности сунуть насиликоненные груди в борщ (коктейль, кашу, стакан с водой или коньяком) и при этом говорить совершенно идиотским томным голосом, в сравнении с которым даже знаменитый киношный Гоблин – оратор Демосфен;
б) это все нужно (стало правилом) показывать по ТВ и в рекламной продукции на улицах городов и сел. Ведь это же смотрят дети. А они, когда рождаются и растут, пока ни в чем не виноваты, их мало интересуют какие-то рейтинги, чья-то прибыль или искомая популярность фигурантов подобной «ненаглядной агитации». Дети, пока они увиденным не испорчены, еще могут стать нормальными людьми и воспринимать мир во всей его естественной красе, а не через призму увиденного «преобразователями мира» из рекламных компаний;
в) где берутся создатели такой вот, с позволения сказать, рекламной продукции, кто их учил, на каких образцах культуры их воспитывали, кто и воспитывали ли вообще.
Вопросы, согласитесь, не праздные. Но потом я понял: времена сейчас такие. «Безвременье» называются. Министр на заседании правительства обзывает язык, на котором говорит половина населения страны, «собачою (или псячою) мовою». Все остальные министры и женщина-премьер с именем на ту букву, что засела в сердце у звезд, коллегу не одергивают, а наоборот – она говорит, что при ней вопрос о повышении статуса русского языка никогда даже ставиться в повестку дня не будет. Как говорит президент страны, пришедший во власть вместе с премьером на эту букву, и слушать страшно: мало того, что ничего не понятно по смыслу, так еще и по форме не совсем ясно, на каком языке он высказывается.
А потом я вспомнил, как эти люди пришли во власть. И кто привел их в высокие кабинеты прямо с площади, к тому времени уже окончательно загаженной – заплеванной семечками, засыпанной осколками бутылок из-под пива, бормотухи и прочего «допинга рэволюции», завонянной экскрементами «рэволюционеров», справляющих большую и малую нужду под себя или, как у себя в селе, «за клюбом». Это они потом назвали «торжеством демократии», а атмосферу – «воздухом свободы»…
И я понял: если свезти в одно место несколько тысяч Дунь Нефигаблиных, то и не такая власть может получиться. И не так они страну загадят. И именно для них нужна такая реклама, как сейчас. Главное – чтобы побольше людей превратились в этих самых Дунь…
Вы не знаете, кто такая эта Дуня Нефигаблина? Да-да, вот та самая, сочинения которой давно ходят в интернете, поражая точностью формулировок на ее же скользком пути к самоидентификации. В силу того, что значительная часть народа уже заражена властью и ее «культурными» миазмами в стиле указанных выше звезд, скрепя сердце, позволю себе предложить вашему вниманию два сочинения из жизни Дуни Нефигаблиной перед тем, как ее мобилизовали на Майдан…
Итак, пишет Дуня: «Детство, детство, ты куда летишь?.. В детстве я сначала была очень толстой девочкой, а потом меня покормили протухшими абрикосами, и у меня случился понос. Трехнедельный. Опустошающий. Взрывной. Непредсказуемый. Я быстро сдулась и стала похожа на шарпея. Резиновая, так сказать, Зина.
Суки – тогда в нашей стране еще не продавали крэмов от растяжек, а от детского мои складки начинали блестеть и еще больше привлекали внимание. Потом понос закончился, и началась ветрянка. Мои складки покрылись пупырышками и зеленкой. Через три дня поcле начала болезни какая-то стерва-дерматолог сказала, что у меня стригущий лишай, и меня побрили налысо. Сразу после этого выпали два передних молочных зуба. Мальчишки во дворе назвали меня Уеб…щем и поставили мне фингал.
В этот же день к маме приехали родственники из Америки и предложили продать меня на органы.
Отрочество. Меня лишили девственности ржавой трубой подонки из заводских казарм. Вру, конечно, на жалость давлю. Меня никто не хотел лишать девственности – хотя я делала все, чтобы напороться на парней из заводских казарм.
Я надевала красное белье и ходила гулять на заброшенные пустыри, где тусовались местные маргиналы. После моего первого появления рядом с костром основная часть этих маргиналов стала глубоко верующими людьми – я сильно страдала от угревой сыпи, а помада, которой я накрасила губы, чтобы завлечь насильника, размазалась до ушей. Пламя костра эффектно подчеркнула мое обаяние – вожак маргиналов обосрался (у него потом и в психушке кличка была – Срач). Суки, зародили во мне комплекс.
Отрочество кончилось в 14 лет. Физрук напился, накрыл мне лицо тряпкой и трахнул меня, приговаривая: «Господи, прости, говорят, это от прыщей помогает!».
Не помогло.
Юность. Я училась на маляршу, а он на монтера. Мы встречались в коридоре, и мое сердце билось сильнее, и сфинктер сжимался от прилива чувств. У него были богатые золотые зубы и мопед, а я была просто телкой с малярного курса.
На новогодней дискотеке я пригласила его на танец: было темно, и он согласился. Я была на седьмом небе! Мое счастье разбилось о цветомузыку – блядская лампа осветила мою вожделенную улыбку: он отпросился у меня в туалет и не вернулся.
Я поняла, что влюблена по уши: или он, или никто. Никто у меня уже было, теперь мне нужен был он. Я сидела в засаде в коридоре – он стал прогуливать лекции, я начала дежурить в его подъезде – соседи скинулись на кодовый замок и приказали дворнику стрелять солью в «девочку с жоповидным лицом».
Я стала писать ему письма, он подумал на другую бабу, и они начали встречаться. Мое сердце было разбито. Я не могла жить без этого чувака. Он стал смыслом моей жизни. Я готовилась к самоубийству на его свадьбе.
На весенней дискотеке все нажрались и пошли в соседний парк блевать на природу. Через два часа мой кумир лежал в одних трусах, широко раскинув ноги, и спал рядом с волосатой жопой однокурсника. Его бурые яйца вывалились из несвежих семейников, над ними летал небольшой рой весенних мух. Как он был прекрасен!
Через месяц он отравился техническим спиртом, а я перевлюбилась в трудовика.
День Победы. «Дуня, хочешь принять участие в спектакле?» – я чуть не сдохла от счастья прямо в кабинете физички, которая руководила школьным театральным кружком и готовила спектакль к пятидесятилетию Дня победы. – Нам нужна мать солдата, ты как раз похожа на горестную старуху, а из твоих прыщей мы сделаем шрамы от фашистских пыток. Репетиция завтра».
В сцене у меня не было не единого слова: по сценарию в избу приносили мертвого солдата, а его мать (то есть я) склонялась над ним в горе. В это время звучала тревожная музыка из аккордеона физрука, а физичка в платье из портьеры читала стих о материнском горе. На репетициях я влюбилась в своего сына: физичка настаивала на эмоциональном контакте, сын настаивал на смене матери. Я решила покорить его актерской игрой – по ночам я репетировала горе, стоя над спящим отчимом, проснувшийся невовремя отчим пересрал спросонья, потом нажаловался матери, что в школе ставят спектакль о вурдалаках, и поставил замок на дверь в их спальню. Физичка отметила мои актерские успехи, солдат отметил мою мрачную решимость и стал бояться.
В день спектакля я попросила у физички разрешения усилить сцену материнским поцелуем. Физичка умилилась, и мы развили сцену поцелуя падением на грудь солдата и молчаливыми материнскими объятьями. Сцена. Зал. Вносят сына. Физрук начинает наяривать на аккордеоне. Труп сына чует неладное и косится с ужасом на мать… Сдавленный хрип «сссуки!..» тонет в аплодисментах и физичкиных стихах.
Он потом меня побил, но это его не спасло: все равно все видели, как мертвый солдат на сцене обоссался…»…
После этого я могу только добавить за Дуню Нефигаблину (она что-то давно не пишет, может, где-то в области или на телеканале руководит культурой либо производством рекламной продукции): «А потом в моей жизни был Майдан, где моя нерастраченная энергия наконец нашла и выход, и применение. Мы дружно орали какую-то фигню с окончанием на «Так!». Когда все вокруг нажирались, мое либидо (не знаю, где это) находило массовое удовлетворение: всем, как они говорили, «кортило», и меня пускали «на колхоз». Когда пойдут дети, я их тоже пошлю на Майдан. За счастьем…»
…Но, как вы понимаете, Дуня не виновата. Михаил Булгаков, которого специально для таких вот Дунь в современной Украине называют «Опанасовычэм», в «Собачьем сердце» написал: «Ну так вот, Швондер и есть самый главный дурак. Он не понимает, что Шариков для него более грозная опасность, чем для меня. Ну сейчас он всячески старается натравить его на меня, не соображая, что если кто-нибудь, в свою очередь, натравит Шарикова на самого Швондера, то от него останутся только рожки да ножки»…
…Ну а если кто не знает (в Хоружевке Булгакова могли и не преподавать), кто такие Шариков и Швондер, то пусть спросит у Дуни. Или запишется с ней в программу, где очень быстро делают звезд. На выборах и это пригодится…