Дмитрий Горчев, последнее…

Известный русский писатель, блоггер «Живого журнала» (ЖЖ), художник, Дмитрий Горчев, как известно, был 25 марта сего года найден мертвым около своего дома в Невельском районе Псковской области. Он там жил. Вместе с псом Степаном, героем его мини-рассказов Собакостепаном. Он там жил, потому что видел окружающий мир и людей очень уж своеобразно. И совершенно без прикрас. И так их и описывал. Это не нравилось многим. Горчева не терпели.

Но Горчев потому и был свободен, что отвечал всем взаимностью – в ответ терпел только тех, кого хотел. И писал, писал, писал.

В последнее время – все реже и реже, меньше и меньше. Может быть, потому, что его тоже хотели вставить в рамочки и как-то классифицировать, а он с этим не соглашался. Вот, например, в «Википедии» о Горчеве сказано: «Рассказы Горчева — остроумные и разносторонние миниатюры со смелыми языковыми экспериментами. Горчев пародировал «народную» описательную риторику, городские легенды; работал со стилистикой сказа и очерка, сюжетным абсурдом и алогизмом, наследуя традиции Михаила Зощенко и Даниила Хармса».

Все вроде бы точно. Но, как по мне, так Горчев работал, как Горчев. И как никто другой. И уходил в виртуальный мир, где все претензии и коллизии, аллюзии и отношения – иллюзорны, как мигание монитора при перепадах напряжения в сети. Хочешь – знаешь о них, не хочешь — выключил комп, и до свидания, дорогие. Осадок только на душе остается…

И у Горчева осадок этот, видимо, оставался серьезный.

Как сообщила в блоге писателя его супруга Екатерина, причиной смерти стало обширное внутреннее кровоизлияние. Он язвительно писал, может быть, язва его и доконала. И я даже не берусь говорить о том, символично ли это. Писатель похоронен в деревне, в которой жил, а значит, вопреки утверждениям поэта, тропа народны скоро к нему зарастет. А может быть, и нет…

Итак, последние тексты, оставшиеся в ЖЖ. Первое – это самое последнее, предсмертное. А дальше – за предыдущие недели. Жаль, что их больше не будет…

Две претензии

К бывшим нашим прибалтийским государствам у меня есть целые две претензии. Первая состоит в том, что в поезде Рига-Москва, в котором я однажды путешествовал от Великих Лук до Москвы, все предметы стоят не меньше одного лата: стакан чаю — один лат, кофе — два лата. А лат — это не помню сколько, но очень сильно дох..я, рублей не то пятьдесят, не то шестьдесят. В этом смысле мне гораздо больше нравятся белорусские составы.

Вторая претензия состоит в том, что в том же самом поезде, когда я хотел купить с утра бутылку пива, уборщица вагона-ресторана, который впрочем назывался культурно, по-европейски, «бар-с», замахала на меня ссаной тряпкой, завопила "ара! ара!", то есть, если я правильно ее понял, "пшел вон" и в культурный этот «барс» так и не впустила.

Ну да, я, может быть, и был слегка непричесан, и из ширинки моей возможно торчал кусок майки, но это же еще не повод не продавать мне пива? В том же брестском поезде вообще можно приходить за пивом хоть с поросей в подмышке.

А больше у меня никаких претензий нету. Но попробуй-ка объясни это бывшим порабощенным народам. Ни за что не поверят, хоть лопни. Ну как же это может житель кровавой империи не мечтать о том, чтобы погрохотать на их тихих улочках своими коваными сапогами? Нет, не бывает такого.

И в общем-то их можно понять. Бывает, когда про них уже все напрочь забудут, они тогда позовут каких-нибудь пидоров, нарядят их во все кожаное и фашистское, то есть красивое и блестящее, да и выпустят на площадь. А пидоры — они ребята веселые, их только свистни — они и голые поскачут с вениками в жопе, лишь бы не работать. Ну и давай рожи корчить, орать зигхайли и матка-млеко-яйки.

Нормальный человек, он, конечно, посмеялся бы и забыл, но нет: из железобетонного здания в столице нашей родины немедленно вылетает многотонная чугунная нота и берет курс на северо-запад.
И кто тут больше идиот — этого уже не разберет никакое кащенко, не говоря уж про онищенко.

В общем, все кругом дураки, один я умный. И поэтому ту не проданную мне бутылку поганого пива не забыл и не простил.

Это мы еще посмотрим, у кого там чего из ширинки торчит…

План реформы

Чем больше я читаю новостей про милицию, которая каждый день кого-то давит на переходах и тротуарах, тем больше прихожу к выводу, что хватит уже. Ругать — это дело нехитрое, а на самом деле этой милиции нужно просто помочь (скоро эдак я стану главным защитником милиции на всей территории БСС).

Она ведь, милиция, что? Она бы и рада никого не давить, да вот только не знает, как же это сделать. Ей же, как в том анекдоте, выдали палочку или там пистолет, а дальше крутись как хочешь.

Поэтому нужно провести среди милиции занятия и медленно и подробно ей объяснить, что вот, например, если на столбике горит красный фонарик, то нужно остановить машину. А если на дороге нарисованы такие белые полосочки, то нужно опять же остановиться и пропустить тех, кто там идет.
Милиция конечно поначалу очень удивится, мол, это как же? Всех что ли пропускать? Ну, всех-не всех, но хотя бы старушку с палочкой или беременную женщину давить все же не стоит. И детей тоже, хотя они и противные.

Кроме того, объяснить такую штуку, что за руль не нужно садиться слишком уж выпивши. Тут разумеется милиция поднимет гвалт: это что же получается, что после тяжелой службы и по пятьдесят не выпить с верными товарищами? «Не выпить! — должен строго сказать преподаватель. — Езжайте домой и там пейте пока не лопнете, а за рулём нельзя». «Ну, дома ж жена, сука, — загрустит милиция, — не даст выпить по-человечески». Но, глядишь и задумается, что можно поехать ночевать, например, не к жене, а к бабе. Та пиз…ь не будет.

Вот и сотни спасенных пешеходов.

И так потихоньку, помаленьку, как гениальный педагог Макаренко, терпеливо и настойчиво вдалбливать в эти пусть и не самые светлые головы такую простую мысль, что есть все же некоторые правила, которые иногда касаются не только пешеходов, автолюбителей и людей с подозрительной внешностью, но и самих сотрудников.

Правила-то не такие уж сложные: не ссать при женщинах в ресторанах, не стрелять без особой нужды в незнакомых людей, интересоваться иногда, что там хрустнуло под колесами, не портить пожарный инвентарь, засовывая его в жопы задержанных, и проч. Их не так уж и много.

Ну, а если кто-то не в состоянии освоить эти простые правила, доступные даже самому последнему кретину, тех нужно немедленно и безжалостно увольнять на все четыре стороны – может, хоть там освоят какую-нибудь несложную профессию.

Еще раз про любовь

Сосед вчера рассказывал про первого своего коня, которого взял еще жеребенком и про то, как плакал, когда сдавал его на мясокомбинат.
Вообще-то это нетипично — брать жеребенка. Деревенские кони — они, конечно, не мустанги, но и деревенские мужики — тоже не очень-то ковбои. Так что приучить коня возить телегу и пахать огороды — это под силу только специально обученным людям.

Заодно сосед рассказал, какой скверный у этого коня был характер до тех пор пока ему не отрезали яйца и каким замечательным, просто золотым этот характер стал после отрезания оных. «А что, — сказал я, — Серега, может нам тоже того — характер себе улучшить? Возьмем топорик, ты мне характер улучшишь, я – тебе». Посмеялись, да. Шутка такая потому что.

О тактичности

О! А милиция-то принимает правильные меры по незапятнанию своего облика.

Прочитал вот в новостях: «Водитель в милицейской форме сбил женщину в Москве». По всей видимости руководство милиции вежливо попросило всякие СМИ теперь писать так, а не иначе.

И просьба эта совершенно справедливая. Мало ли кто у нас разъезжает по московским улицам в форме майора милиции? Ведь и в милицейских протоколах не пишут «на безымянном пальце убитого золотое кольцо», а пишут «кольцо из желтого металла». Потому что пока нет результатов экспертизы, кто его, этого убитого, знает — чего он там на палец напялил?

Я же лично полагаю, что нужно быть еще более тактичными друг к другу и писать не «водитель», а «некто, находящийся в передвигающемся предмете черного цвета» и не «женщину», а «существо, похожее на человека». Потому что женщина она или не женщина — это еще неизвестно. Мало ли кто в нынешние времена может нарядиться женщиной.

Вот тогда все будет юридически безупречно и никто не уйдет обиженным.

Наблюдение за природой

Посмотревшись сегодня в зеркало (я нечасто это делаю даже и в городе — чего там нового покажут?), обнаружил в своей бороде пшенную кашу.
Делаюсь, однако, все аутентичнее и аутентичнее.

О Ющенко

А мне, знаете, как-то даже жалко Виктора Андреевича. Он редкостный, конечно, болван и в нормальных обстоятельствах таких не берут в президенты. И похоже, что он действительно верил тем, кто так ласково ему улыбался. Что они друзья, что помогут, что не бросят. Ну как дите малое, право слово.

Но они вдруг как-то начали отводить глаза. В гости и сами перестали ездить, и к себе не стали очень-то зазывать.

А тут еще и вместо кума трубку все время берет его пресс-секретарь, который ни по-русски, ни по-украински ни бельмеса. И с кем поговорить? Не пожаловаться даже, а просто так поговорить?

«О, боги, йаду мнi, йаду», — думает иногда, наверное, в кромешной тьме Виктор Андреевич. Так ведь еще в прошлый раз весь яд съел, ничего не осталось.

Эх, зря вы, Виктор Андреевич, разругались с Юрмихалычем.
Весна вон скоро, пора будет ульи доставать из погреба. Осмотреть, как там да что: не подхватили ль пчелы варратоз? Не пожрал ли их грызун? Упитаны ли матки?

Юрмихалыч вон тоже допевает последнюю свою песнь, а там и ему на пенсию. Сам-то он старик неплохой — знай себе закидывает каждый день свой невод. Это старуха у него дурная — все хочет быть владычицею морскою.
А вы писали бы друг другу письма, ездили бы в гости, дули бы потом чай с мёдом на веранде. Все ху…ня, кроме меда.

А так разосрались ни за что — за пару ржавых каких-то крейсеров, которым все равно одна дорога — в металлолом.

Эх, скучно жить на этом свете, Виктор Андреевич, как верно заметил когда-то давно великий украинский поэт Микола Яновский.

Урорборос-2

Да и еще про уроборосов.

Один мой знакомый, профессор между прочим, рассказывал как-то про то как в отрочестве у него была мечта пососать самому себе х….
Как человек с юных лет упорный и целеустремленный, будущий профессор несколько месяцев упражнялся, всякий раз сокращая расстояние на миллиметры. И наконец!

«Ну? Ну?!» — все затаили дыхание. «Оказалось невкусно», — сказал профессор разочарованно.

Баня

Во бля, чуть ласты не склеил.

Сосед позвал в баню. Я вообще-то свою топить собирался, но если зовут, то чисто помыться — дело иногда полезное. И дров, опять же, экономия.
Ну, сам сосед быстренько помылся-побрился и убежал. А я сначало веселый был, хоть и трезвый уже два месяца, а потом чувствую: пиз…ц мне. Надо бы с лавки встать, а х… там — не встается.

Но не зря тут Д. Лондона вспоминали в комментариях к предыдущему моему сообщению. Х… вам — воля к жизни, и все дела. Выполз весь в шампуне в предбанник, вроде там полегче.

Открыл дверь на улицу. О, как я одевался! Одни кальсоны я натягивал полчаса наверное, не говоря уже про все остальное. А может и три секунды – х… там что разберешь с этим временем. Добрел до дому, хорошо хоть там со вчера не топлено, влез в спальник, накрылся кошкинским халатом. «Проснусь или не проснусь?», — подумал я с интересом. Проснулся. Через шесть часов, правый глаз не открывается. Выпил таблетку от головы. Жить буду. Некоторое время, как и все, потом все равно умру. Но в баню буду ходить только в свою.

Берегите себя, как говорит один футбольный комментатор.

P.S. Из некоторых комментариев очевидно, что некоторые люди даже не представляют, что такое угар. Ещё раз: берегите себя…

Продукты

Очень удобно в деревне зимой с продуктами.

Это летом чуть не уследил — и вот уже потекло, прокисло, протухло, весь дом провоняло, а остальное мухи съели. Ну или сороки спиз…ли. Или крот выкопался, схватил что попало и бегом обратно в нору запихивать. А не видит же них..юя, слепой, вот и запихает куда-нибудь в галошу. Наденешь эту галошу — а там как-то внутри нехорошо.

А зимой он пусть попробует выкопаться — я вчера лопату, воткнутую в землю еще по осени в огороде, полчаса выколупывал из этой земли ломом.

И продукты тоже: купишь в автолавке кирпич молока, кирпич кефира и что-то еще каменное, кажется яйца, и пролежит оно хоть до самого апреля, если конечно не класть их в теплое место вроде холодильника.
Вчера вот, разбирая шкаф в сенях, нашел пакет картошки. Хотел было эту картошку почистить, но ни один ножик ее не взял, даже швейцарский. Ну, порубил топором на куски и так сварил. Получилось замечательное сладкое блюдо: чистый батат, которого я ни разу не ел.

Хорошо, в общем.

Лапша ни о чем

Что-то совсем я зажрался — на снаружи минус восемнадцать, внутри плюс они же, а мне, видите ли, холодно.

Надо, значит, надевать кошкин махровый халат. Он не из кошек пошит, нет — мне его просто подарил человек Кошкин из города Ростов-на-Дону.

Раньше, кстати, я полагал, что фамилия Кошкин — очень редкая, а оказалось, что вполне распространенная. Что вообще-то странно: обычно фамилии давались по мужским названиям домашних животных. Например, Быковых хоть жопой жри, а из Коровиных я знаю только живописца начала прошлого века (Коровьева не считаем — это юмористическая фамилия, типа как Шариков). Барановых много, а Овечкиных мало, Кобелевы попадаются, а вот Сукиных вообще ни одного.

Или вот Селезневых тоже много, а Уткин только один — тот самый, из-за которого по народным поверьям Сборная Команда Жадных и Ленивых Идиотов иной раз не может выиграть у орбъединенной команды грузчиков и уборщиков из единственно магазина дьюти-фри при княжестве Лихтенштейн.

Был еще, правда, авиатор Уточкин, но он, кажется, давным-давно убился на своем фанерном аероплане как раз где-то по дороге из Петербурга в мою деревню. А может, и не убился, а был счастливо похоронен на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, не помню.

До «Википедии» все равно не добраться, а все из-за моей любви к животному миру — вешал синицам корку хлеба за окном да и сдвинул модем. А он только в одной позиции работает, а что это была за позиция – х… его помнит.
Или может он просто замерз? Ишь, какой нежный — Степан вон сидит в будке и не гавкает — дожидается утренней каши. Ну и эта скотина поболтается тоже на морозе, ничего ей не сделается…

Про смерть

Про смерть я задумался однажды при очень неподходящих обстоятельствах.
Было мне лет девять и проводил я летние каникулы у тетки в деревне. И вот как-то вечером я сидел и читал книжку Тура Хейердала, не то Аку-Аку, не то Кон-Тики, а тетка сидела на койке напротив и стригла ногти на ногах.
Я оторвался на минуту от книжки и неожиданно подумал: «А ведь она когда-нибудь умрёт» (тетке сейчас, кстати, сильно за девяносто и она по сей день жива, чего и далее ей желаю). Нет, я конечно, знал и раньше, что люди умирают, но знал как-то теоретически. Ну, помирают где-то там, а может, и не помирают. Взрослые эти вообще чего только не напридумают.
А тут вдруг я понял, что это правда: вот сидит, допустим, тетка, сидит — и вдруг хлоп!, и померла.

Мысль меня эта почему-то так поразила, что я дня два ходил такой потрясенный, что у меня даже разболелся зуб. И болел он целую неделю непрерывно. Мне время от времени засовывали в рот таблетку анальгина и тогда зуб болел слабее, но боль все равно никуда не уходила, а просто пряталась за соседним зубом и я уже не мог ничего разобрать — где боль, а где смерть.

А еще некоторые говорят, что будто бы детство — счастливая пора. Память у них ху…ая, потому что.

А потом я однажды проснулся днем: а зуб не болит! То есть вообще нигде не болит. Умер, наверное.

Я шатаясь выполз в огуречник, выдернул морковку, вытер об штаны и съел. Потом съел очень твердое и кислое яблоко — нет, все равно ничего не болит.
И солнце эдак светит, как светило потом всего еще в один счастливый день, когда я уволился с должности школьного учителя. И какая, скажите, смерть, когда такое солнце?

Я лег на траву под яблоню и впервые в жизни увидел богомола. Был он смешной, зеленый и было совершенно непонятно, почему это существо не разваливается и на чем вообще эти спички держатся.
Богомол посмотрел на меня мрачно, тяжело вздохнул и убрел куда-то: видимо, размножаться…

Холод

Ненавижу холод. Это одна из многочисленных контузий, которые на мне оставила советская армия.

Ну, хули там — средняя температура зимой — минус тридцать. Иногда сорок, реже двадцать. Щитовая казарма из гипсокартона. Где-то там в подземелье беснуется кочегар Коля, которого никто ни разу не видал на поверхности, но благодаря ему по трубам струится чистый кипяток. А толку-то? Гипсокартон — он и есть гипсокартон. Плюс пять внутри казармы — это считай Ташкент. Кальсоны с облезлым начесом и суконное одеяльце, обдроченное предыдущими военнослужащими до фанерного состояния.

Засыпать — тут проблем не было. Соприкоснулся ухом с подушкой и тут же орут «рота подъём!!!». Спрыгиваешь, ничего не видишь, ничего не слышишь и чувствуешь только внутри себя очень маленькую скукожившуюся печень, обледенелые почки и сморщенный от горя желудок.

Потом я хрустел в столовой твердой, как айсберг, перловой кашей, запивал ее прохладным чаем и старался не думать про то, что впереди у меня двенадцать часов долбления никому не нужной траншеи на свежем воздухе. И ведь лом еще х… добудешь — за лом передерутся чечено-ингушские военные строители, ибо лом — он, хоть немного, но согревает. А я буду долбить лопатой — тюк-тюк. На каждый тюк откалывается микроскопическая крошка. Ни пользы, ни тепла.

Зато по этому именно поводу я однажды испытал истинное счастье.
Послали меня как-то со стройплощадки с пустяковым каким-то донесением в часть. Было часа четыре, то есть уже темно, лес. Ну, медведи там, волки чем-то хрустят в кустах — к этому быстро привыкаешь. Мне тогда было уже вообще все пох…й. Если бы меня съел медведь, то апостол Петр погладил бы меня по голове и сказал бы: «Погрейся пока в предбаннике, потом поговорим».

Передал донесение в штаб, задумался. Ну, как задумался — мысли в армии все простые: да ну ее нах…й или а пошли вы все в пиз…у. Других мыслей не бывает.

Пошел в роту, прислушался как храпит в каптерке прапорщик Ревякин и тихо-тихо пробрался в сушилку для валенок — самое теплое место во всем помещении. Улегся на трубы с кипятком и счастливо заснул.
Проснулся часа через два от воплей азербайджанского сержанта Файзиева: «Ставить бушлята на сушилька и строиса все на казарма!»
Понял, что больше поспать не дадут. Вылез, мокрый и счастливый, как пиз…а после бурной еб…и. Из меня валил пар и на лице моем блуждал идиотизм. Я был тепл. Наконец-то, я был тепл…

Зубы

«Я, прячущий во рту развалины почище Парфенона», — сказал один знатный бывший петербуржец.

Неизвестно, какую часть своей Нобелевской премии Иосиф Александрович потратил на починку зубов, возможно что всю. Биографы про это не сообщают, но факт от этого никуда не девается: зубы у петербуржцев чрезвычайно скверные.

Что тому виной: невская вода или всеобщий авитаминоз — наука про это безусловно знает, но, как всегда скрывает от населения. Чай, не козий грипп.

Если вы встретили не слишком юного петербуржца с хорошими зубами, то объяснений этому может быть всего два:

1. Скорее всего, он вовсе не петербуржец или же живет здесь не очень давно.

2. Зубы у него ненастоящие (бюджетный вариант — на ночь челюсть в стакан, либо же разнообразные небюджетные варианты для труженников топ-менеджмента).

В связи с чем количество стоматологических заведений в городе Петербурге превышает даже количество салонов мобильной связи. Кому война, а кому и мать родна.

Я вот приехал в город Петербург десять лет назад с еще вполне работоспособным жевательным аппаратом, но увы, как сказал еще один поэт, ничто на земле не проходит бесследно. Так что ныне я напрочь лишен радости от разгрызания орехов, пожирания жестких бифштексов и где-то на горизонте уже все отчетливее проступают очертания кастрюли с манной кашей в качестве основного повседневного блюда.

Меня мало интересует моя красота (ее все равно ничем не уничтожить), но все ж-таки хочется порою не глотать пищу непрожеванными кусками, в результате чего во мне нарушается пищеварение, разливается желчь и развивается великоимперский шовинизм, ксенофобия и непреодолимое желание оскорблять отдельные социальные группы, а также призывать к свержению существующей власти.

Так вот, практический вопрос: а не подскажет ли кто какое-нибудь проверенное (лучше лично) медицинское учреждение, в котором можно было бы слегка это дело починить? Чтобы с одной стороны не тысяча долларов за зуб, а с другой — чтобы все это дело не выпало в мои ладони через месяц.

Ревизия себя

Я всегда завидовал людям, у которых круглая голова. Потому что тогда можно эту голову побрить, а это очень удобно. Во-первых не нужно причесываться, а во-вторых получается большая экономия на шампунях и парикмахерских.

Вот взять к примеру юзера Кошкина из города Ростов-на-Дону. У него такая замечательно круглая голова, что даже хочется нарисовать на ней материки и океаны. И я уверен, что всякая женщина, когда видит такое совершенство, тут же мечтает поцеловать Кошкина в темечко.

А у меня же вместо прекрасной планеты на шее болтается какая-то, прости Господи, цветная капуста. Одних только затылков три штуки. Когда меня единственный раз в жизни стригли бараньей машинкой под ноль в военкомате, парикмахер весь изматерился, выковыривая волосы из впадин и выпуклостей.

Хотя, надо сказать, что это еще ничего. В той же армии был в нашей роте один туркмен, так у него голова вообще имела форму буханки хлеба. Фуражку ему было носить совершенно невозможно: попробуйте-ка надеть фуражку на буханку — обязательно будут зазоры по бокам. Зато в бане он срывал бурный аплодисмент: х… у него был почти до колена. Природа мудра и милосердна.

Однако я отвлекся от бритья головы. Для того, чтобы носить бритую голову, нужна соответствующая шея, желательно покороче и потолще. А на чем болтается шишковатая моя голова? На какой-то тощей ху…не, посередине кадык. На такую шею златую цепь не повесишь, разве что крестик на веревочке.

Да и дальше не лучше: ручки тоненькие, ребра торчат, живот почему-то тоже торчит. В ранней юности я мечтал, конечно, завести себе красивую мускулатуру и купил для этого разборные гантели и резиновый жгут. И занимался я с таким рвением, что однажды что-то хрустнуло у меня в плече и болело потом лет двадцать. Так и остался я без мускулатуры.

Хохлосрач

Смешной кммент: И охота Вам писать про это гамно оранжевое? Я из Киева и скажу, многое изменилось с 2004 года, 5 лет эти гниды предают нас, а Вы "Океан Эльзы". Усралась Эльза, когда Вакарчук получил участок земли за "сосание", пардон пение в 2004 году на Майдане. Отстояв 2 недели на Майдане, через пять лет готов отметелить каждую гниду, которая нажилась на Майдане. Не знаю как в России, но за Украину который год стыдно, наши кумиры оказались скотами.

Да какая мне в жопу разница, скот этот Вакарчук или не скот. В свое время, когда над нами глумились, типа «вы, москали, рабы путина, а мы свободны и горды», я, в отличие от земляка моего лукьяненки промолчал. Доказывать кому-то, что я ничей не раб? Зачем? Все равно не услышат.
Зато теперь, когда всем стало уже все понятно, я могу спокойно слушать песенку про то, як «тикают вид мене сны» и думать при этом про любовь, а не про «майдан незалежности».

Собакостепан

Сходили с собакостепаном до соседней станции. Степан с годами делается все более положительным. То есть не уебывает немедленно дразнить пахомовых псов на тему «вы, казлы, на цепи, а я свободный», а честно сопровождает. Пометил по дороге всю территорию (А кто тут последний в цари? Никого?). В пристанционном поселке он, однако, почитал собачье жж и понял, что тут все супермегатысячнеги, прижался к ноге и не отходил ни на шаг.

А на обратном пути я задумался. Вот сколько уже раз я прошел по этой дороге? Двести? Пятьсот? Тысячу? А все как не родной. «Ого-го!», — завопил я изо всех сил. Мокрый лес бесследно проглотил этот звук, даже эха не получилось. «Я опять открываю письмо, — сообщил я лесу интимную подробность, — и тихонько целую страницы». Собакостепан остановилось и прислушалось с недоумением. «Это все ваши злые духи! — сказал я ему и лесу очень грозно. — Это тёмные мысли как птицы!! Что летят, блядь! Из флакона на юг! Из флакона нуи де ноэль!!!».

Степан от ужаса обоссался, удрал в кусты и более пока что не возвращался…

Человек-Паук

Иногда ночью можно слышать, как кто-то шуршит за окном. Это не голуби, голуби ночью спят. Спят и серут, суки. А шуршит — это Человек-Паук.

Он прижимается лицом к стеклу — высматривает себе жертву: одинокую женщину, которая разметалась в двухспальной своей кровати с двумя подушками. Тогда он бесшумно открывает окно и перелезает через подоконник. Тут женщина открывает глаза и видит, что стоит перед ней такой невозможный красавец, что вроде бы и надо закричать, да страшно — вдруг убежит.

И проводят они ночь страсти, и женщина испытывает за эту ночь как минимум пять оргазмов — это если Человек-Паук сегодня не в ударе, а так обычно больше. И каждый следующий оргазм у нее в два раза сильнее предыдущего, а то и в три. И лишается в конце концов женщина чувств, и засыпает, и просыпается только с первыми лучами солнца. Окно открыто, колышутся занавески, а Человека-Паука нет, уполз. Но обещал вернуться, потому что осталась висеть его рубашка на спинке стула.

И женщина, глотая слезы, отстирывает рубашку Человека-Паука от голубиного говна, штопает дырку там, где он зацепился за крюк, и вешает рубашку на плечики. И каждый вечер открывает окно и зажигает ночник, чтобы не сбился Человек-Паук с дороги и не заполз не в то окно.

А Человек-Паук любит гулять теплыми осенними вечерами и, задрав голову, считать окна, в которых горит ночник и колышутся занавески, — вон одно окно, вон другое, вон еще два, совсем почти рядом.

И везде его ждут, вздыхают, мучаются. Но это только если нет комаров и погода теплая. А держать в мороз окна нараспашку — таких идиотских дур в нашем суровом климате нету…

подготовил Владимир Скачко

54321
(Всего 0, Балл 0 из 5)
Facebook
LinkedIn
Twitter
Telegram
WhatsApp

При полном или частичном использовании материалов сайта, ссылка на «Версии.com» обязательна.

Всі інформаційні повідомлення, що розміщені на цьому сайті із посиланням на агентство «Інтерфакс-Україна», не підлягають подальшому відтворенню та/чи розповсюдженню в будь-якій формі, інакше як з письмового дозволу агентства «Інтерфакс-Україна

Напишите нам