Сказка – ложь, да в ней преемник (видео)

Для ее успеха надо только поселить в царских покоях страх и убедить венценосную особу в необходимости обеспечить запасной механизм передачи власти доверенному лицу — то есть будущему мужу царевны. Помешать могут только состоящий на госслужбе говорящий Серый Волк (Артур Смольянинов) и добрый молодец Иван (Никита Ефремов), живущий неподалеку.

Компания СТВ и студия «Мельница» продолжают осваивать нишу мультфильмов по мотивам русских сказок. Авторами сценария новой работы режиссера Владимира Торопчина («Илья Муромец и Соловей-разбойник») стали участники «Квартета И». Впрочем, оценить степень их влияния сложно: новый мультфильм не выбивается из ряда себе подобных, и это, пожалуй, к лучшему.

Богатырский эпос СТВ и «Мельницы» хорош как раз тем, что остается в пространстве сказки, не скатываясь в чистую пародию. В «Иване Царевиче», если отвлечься от отсылающих к современным реалиям шуток, сюжет выстраивается классический: есть царевна, есть жених и есть задание, которое надо выполнить, чтобы все было хорошо. Задание хорошо известно: пойди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что. Каждый гэг на пути к заветной цели обыгрывает встречу со знакомыми сказочными персонажами: падкая на лесть Баба-Яга (Лия Ахеджакова), инфантильный Змей Горыныч (Сергей Гармаш), Кощей Бессмертный с интонациями Эдварда Радзинского.

Еще одна отличительная особенность сериала — то, что вместо заигрывания с международным киноконтекстом здесь в ход идут культурные коды внутреннего потребления. Михаил Боярский в виде ученого кота музицирует под дубом. В сцене у колодца режиссер цитирует «Ежика в тумане» Юрия Норштейна. Пролог с перечисляющим все, что взгляд выхватывает, рассказчиком напоминает «Падал прошлогодний снег» Александра Татарского, оттуда же мог залететь и снежный ком с крыльями. Иван и Волк обходятся с Кощеем на манер героя шедевра Роберта Саакянца «Ух ты, говорящая рыба!» — там парень уболтал «доброго волшебника» абсурдистской бесконечной историей.

Цитаты срабатывают, шутки добротны. Удивляет разве что затяжное веселье, которое разводят авторы по поводу того, как тяжело сидеть скользкой по-рыбьи русалке на ветвях того самого дуба, но спишем это на разыгравшееся у сценаристов воображение. Зато то же воображение позволяет играть в поиск политического подтекста. И если из «Ильи Муромца» запомнились отношения власти со свободной прессой, то тут можно подставить жанр альтернативной истории: что если бы преемником в свое время оказался не министр с сомнительным бекграундом, а залетный пожарник.