Несвобода – цена прозрения?

Русский писатель-диссидент Владимир Буковский (это про него была частушка «Обменяли хулигана/На Луиса Корвалана» в 1976 году, а сам он себя называет «правозащитником»), ныне живущий в Великобритании, посетил Болгарию по приглашению тамошних издателей. Его выступление перед читателями, посвященное критике идеологии «политкорректности», вызвало бурный скандал. Не могло не вызвать: Буковский резко и откровенно выступил против того, что считается сегодня на Западе незыблемыми постулатами-устоями – политкорректности, прав всевозможных меньшинств, гендерного равенства…
Приводим в обратном переводе с болгарского некоторые фрагменты из его выступления: «События, 20-летие которых мы отмечаем – крах и распад Советского Союза, – нас, диссидентов, не удивили. Но затем произошло нечто странное… После Второй мировой войны и краха нацизма весь политический спектр в мире сместился влево. Это объяснимо: фашизм и нацизм отождествляют с правыми идеологиями (на самом деле отождествляют совершенно несправедливо, но это уже другая тема). Рухнул коммунизм – и, казалось бы, политические настроения должны были бы сместиться вправо. Но ничего подобного не произошло. В 1992, 1993, 1994 годах к власти в Европе приходят левые… Распад социалистического блока совпал с появлением на Западе новых утопических идеологий.

Политкорректность как международное явление началась с 1990-х, но как движение она существовала и раньше. Я впервые с нею столкнулся в 1983 или 1984 году. Я шел в свою лабораторию (Буковский – нейрофизиолог. – Ред.), а навстречу по лестнице спускались две девушки. Я придержал для них дверь. Они поглядели на меня с презрением и сказали: «Мужская шовинистическая свинья». Я ничего не понял и очень удивился. Рассказал коллегам, они стали смеяться: «Да это из университета Беркли. Оттуда идут все леворадикальные движения. Это какая-то новая мода – феминистки; они говорят, что когда мы, мужчины, обращаемся с женщиной как с женщиной, мы ее этим унижаем».

Феминистки учат, что «женщина» – это социальная концепция. Дескать, если бы мужчины держались с женщинами как с мужчинами, женщины бы и стали мужчинами: женщин из них делает наше поведение по отношению к ним, женщина – жертва мужских стереотипов. Эта концепция, родившись в Беркли, потрясающе быстро распространилась по всему миру. В 1984 году мы над нею смеялись – через 10 лет она захватила весь мир. Все университеты открыли отделения «гендерных исследований». По мне, так в отношениях полов за миллион лет ничего не изменилось, но эти псевдонауки о мужских прегрешениях расплодились ужасно: не так мы на женщин смотрим и не так мы с ними обходимся.

И начался чистый Оруэлл: нельзя, мол, обращаться к женщине «мисс» или «миссис», потому что это определение женщины через ее супружеский статус. Вводится невозможное для английского языка «миз»… Они все время придумывают новые слова, и если ты не говоришь как велено, ты – мужская шовинистическая свинья. Даже Библию переписывают так, чтобы Бог был в женском роде.

И начался чистый Оруэлл: нельзя, мол, обращаться к женщине «мисс» или «миссис», потому что это определение женщины через ее супружеский статус. Вводится невозможное для английского языка «миз»…

Я-то в советских психушках привык к обществу сумасшедших. Но беда в том, что американское общество всякую идиотскую новинку сразу делает чуть ли не общеобязательной. В Америке, как, впрочем, и в Европе, население ведет себя невероятно конформистски. Все, что тебе втюхивают, надо воспринимать как норму. Чтобы быть успешным, надо быть конформистом. И вот американские шаблоны распространяются повсюду как непреложные правила, отражаясь даже на законодательстве.

Феминистские движения заявили, что мужчины – «сексисты», смотрят на женщин исключительно как на сексуальные объекты, и, следовательно, все, что имеет отношение к полу, должно быть исключено от ежедневного общения мужчины и женщины. Флирт объявили агрессией и стремлением поработить женщину. Сейчас в США работодатель не смеет разговаривать со своей сотрудницей наедине – должен присутствовать хотя бы один свидетель, иначе того могут обвинить в сексуальных домогательствах, а это означает гибель карьеры и положения в обществе.

Точно так же свои требования стали предъявлять и другие меньшинства – гомосексуалисты, темнокожие, сектанты и т.п. Появились законы о «hate speech» – «языке ненависти», нечто вроде 70-й статьи советского Уголовного кодекса, по которой меня судили. «Языком ненависти» объявили любое упоминание о расовых различиях или сексуальных наклонностях. Вы не имеете права признавать очевидные факты. Если вы их упоминаете публично – это преступление.

В Англии в прошлом году отменили все рождественские общественные мероприятия: британский флаг содержит крест св. Георгия, а это якобы обидит мусульман, напомнив им о крестовых походах. При этом сами мусульмане ничего подобного не требуют. Мусульманин, который держит лавочку недалеко от моего дома, вывесил в витрине флаг с крестом, чтобы продемонстрировать, что он не согласен с этим кретинским запретом – но кто его услышит…

Активисты, которые якобы защищают права меньшинств – гомосексуальные и феминистические организации, – на самом деле о меньшинствах не заботятся. Они, как в свое время Ленин – рабочих, используют их как инструмент давления и контроля над обществом и приносят им больше вреда, чем всем остальным. В Америке жена моего друга 7 лет назад основала движение «Женщины Америки против феминизма». Начинала она с несколькими подругами, а теперь у их журнала тираж – 2 млн. Женщины начинают понимать, что феминизм им враждебен, что он разрушает их жизнь, что он не дает им выбирать то, что хочется им, а не то, что им навязывают разные активистки.

Короче говоря, мы имеем дело с серьезной идеологией, которая под вывеской политической корректности пытается разрушить наше общество. Чем меньшинствам хуже, тем лучше их лидерам: будет что защищать

Короче говоря, мы имеем дело с серьезной идеологией, которая под вывеской политической корректности пытается разрушить наше общество. Чем меньшинствам хуже, тем лучше их лидерам: будет что защищать. Но их задача – уничтожить наше общество, и это – новая, злейшая версия марксизма.

Цензура, которую ввели защитники «политической корректности», избавила их от диалога. Если бы я с ними спорил, я бы разобрался с ними за несколько минут. Но кто ж мне позволит? Я, полноправный гражданин Великобритании, не могу написать на эту тему статью, опубликовать книгу, принять участие в общественных дебатах на эту тему – потому что таких дебатов нет. Вы по телевизору никаких доводов за или против политкорректности не услышите.

Эту идеологию нам навязывают. Ничего против сумасшедших я не имею, я в психушках провел много лет и вполне к ним толерантен. Единственное мое условие – не навязывать мне чужих идей. Я помню свой первый спор со следователем в КГБ. Мне тогда 16 было. Он меня спросил: «За что вы нас так ненавидите?». Я ответил: «Я вас не ненавижу. Я просто вам не верю. Вы хотите строить коммунизм – отлично, стройте. А я не хочу. Могу я себе позволить два квадратных метра, где не будет коммунизма?»…

…Вот так вот. А я вспоминаю, как для телеканала «Интер» лет 13-14 назад мы делали фильм о Владимире Буковском. Он встречал нашу съемочную группу в своем загородном доме под Лондоном и… не выглядел счастливым от той свободы, за которую боролся и которая его теперь окружала. Да, уверенным в себе, да, ироничным пересмешником, который над всем может посмеяться, да, человеком, который мог бы праздновать победу: зло – СССР, против духовно-идеологического дебилизма которого он боролся, уже давно лежал в руинах. Но он не был счастлив…

И главным образом потому, что внутренне свободный человек не может смириться с любыми грубо и безапелляционно навязываемыми догмами – коммунистическими или антикоммунистическими, так называемыми демократическими. На вопрос о сути диссидентства он тогда ответил, что для него диссидент – это человек, который всегда против тупого мнения большинства. «Мне кажется, что если я буду идти в толпе и кто-то скомандует «направо!», я интуитивно, автоматически сигану налево», – пошутил он тогда. И в этой шутке было так много правды…

…А еще он тогда как-то грустно вспоминал и перипетии своей борьбы с идеологией в СССР и с ее «столпами» и защитниками. Он понимал и понимает главное: тоталитаризм – это не тогда, когда кто-то что-то провозглашает главным и требует подчинения, а тогда, когда кто-то пытается жестко контролировать твою душу, не оставляя пространства даже для внутренней свободы.

…Как-то на допросе в КГБ более 30 лет назад, в студенческие годы, я отошел от холодящего нутро и естество страха и спросил «собеседника» (допрос тогда назвали «беседой»), что я такого сделал, чего не делают другие, почему меня допрашивают за то, о чем говорят все?

Мысль, которую не видно, объявляют запретной и за нее наказывают. Так было при фашизме Бенито Муссолини, нацизме Адольфа Гитлера, коммунизме всех этих макси- и мини-Лениных-Сталиных…

…Как-то на допросе в КГБ более 30 лет назад, в студенческие годы, я отошел от холодящего нутро и естество страха и спросил «собеседника» (допрос тогда назвали «беседой»), что я такого сделал, чего не делают другие, почему меня допрашивают за то, о чем говорят все? «Важно не то, что вы говорите, как все, важно – что вас слушают», – загадочно и вежливо ответил визави. А второй в это время просто сидел за столом и прикрывал рукой лицо. И я уж не знаю, что как он там мимикрировал – смеялся или брезгливо морщился, но от этого стало еще страшнее.

Я тогда и начал понимать, что такое тоталитаризм. Даже в его карикатурном виде, в годы издыхания на рубеже 70-80-х годов прошлого века. Это предопределило выбор моей несостоявшейся специализации – идеологическая подготовка войны гитлеровскими нацистами в годы Веймарской республики, когда на них смотрели, как на клоунов, а они тотально обрабатывали мозги разуверившегося во всем и потерянного духовно населения. И обработали – пришли к власти демократично и затеяли Великую Бойню размером с весь мир…

Сейчас людям нагло и жестко навязывают новые догмы. Под видом пропаганды демократичного «америкен писа» или «общечеловеческих прав», ловко жонглируя словами и заворачивая в них подлинные планы по оболваниванию людей, по контролю над ними – над их телами, мозгами и душами. А кто не согласен – пожалуйста: либо демократия на бомбардировщиках, либо прикупленная «цветная революция» в исполнении задурманенных и проплаченных проходимцев – майдаунов и арабов на верблюдах и джипах с пулеметами, «кондотьеров демократии» и «ландскнехтов свободы», выданных за «протестующий народ»…

Мне тогда в университете повезло. Меня не тронули. Запретили выезд за границу и в приграничные районы, но дали доучиться. Я потом, преподавая общественные науки, а не готовя диссертацию по фашизму, даже комсомольствовал в ПТУ и закончил отделение журналистики в Высшей комсомольской школе при ЦК КПСС в Москве, стажировался в газете ЦК КПСС (как в первые годы после развала СССР многие «демократы» советовали мне никогда об этом не упоминать, мол, свобода же!). «Собеседники» из «конторы глубинного бурения» то ли посчитали, что достаточно меня напугали, то ли пожалели, то ли решили, что я не опасен для «великого СССР». А все это и было правдой – я не собирался бороться с устоями. Я их просто не любил за агрессивную наступательность и безапелляционность мнения большинства и только хотел свободы так, как я ее понимал, и не желал, чтобы мне кто-то компостировал мозги. Но вот стремление к свободе и требовало в СССР профилактических бесед-допросов…

…А Владимир Константинович на съемках для «Интера» грустно и как-то даже обреченно сказал вообще потрясающую фразу о конце СССР и советского коммунизма: «Мы выиграли тогда, но мы не победили – наши идеалы не восторжествовали…». И вот сейчас, через много лет, я понимаю, что ощущение несвободы после якобы «освобождения от коммунистического ига» и «тоталитаризма» – это и есть цена прозрения. Свободный и – не дай Боже! – самостоятельно думающий человек не нужен. Никогда, никому и нигде!

Но Владимир Буковский, которому 30 декабря этого года «стукнет» 70 лет, как видим, не хочет с этим смириться. Он по старой диссидентской привычке не слушает команд и вываливается из «тотальной политкорректности» на свободу. Уж и не знаю, куда, влево или вправо, вперед или взад. А может быть, вверх, в вечность, дай Бог, ему здоровья, конечно…

…Но лично мне легче – я давно знаю, под каким из известных истории Владимиров мне себя «чистить»…

54321
(Всего 0, Балл 0 из 5)
Facebook
LinkedIn
Twitter
Telegram
WhatsApp

При полном или частичном использовании материалов сайта, ссылка на «Версии.com» обязательна.

Всі інформаційні повідомлення, що розміщені на цьому сайті із посиланням на агентство «Інтерфакс-Україна», не підлягають подальшому відтворенню та/чи розповсюдженню в будь-якій формі, інакше як з письмового дозволу агентства «Інтерфакс-Україна

Напишите нам