Любовь и ненависть преданной Фиалки

…Судьбы актрисы и прототипа ее героини служились по-разному. Наталья играла Фанни в 43 года. То есть она на 15 лет пережила свою киношную героиню, которую в 28 лет расстреляли 3 сентября 1918 года. И от которой не осталось даже могилы: ее труп запихали в железную бочку от смолы на месте расстрела и сожгли в Александровском саду у стен Московского Кремля, на чье благополучие она посягнула. Осуществил «акцию» именно комендант этого самого Кремля Павел Мальков, в недалеком прошлом балтийский матрос, из «никого», как в песне поется, ставший «всем». Он был хозяином новой жизни и ему, как сейчас говорят, было не в западло расстрелять безоружную женщину без суда после скорого следствия просто по приказу своего непосредственного начальника – председателя ВЦИК Якова Свердлова, который свой безжалостный садизм оправдывал революционной целесообразностью.

…Страшное эхо тех нескольких выстрелов (об их числе спорят до сих пор) настигло многих. И персонально (почти всех их ждал скорый и – это главное – бесславный конец), и всю страну в целом (в ней был развязан «красный террор», заливший обильной кровью города и веси бывшей империи). Актриса Наталья Ефрон после роли Фанни сыграла еще в одном фильме и бросила кино: советский зритель, по принуждению и без оного любящий Ленина, ассоциировал ее исключительно с ролью «покусительницы» на вождя. Ну а саму Фанни проклинали на все заставки со всех сторон. И чем дальше по времени от события, тем больше. Как написал в своем знаменитом «гарике» ехидно-прозорливый и скрупулезно-точный поэт Игорь Губерман:

За все на евреев найдется судья.
За живость. За ум. За сутулость.
За то, что еврейка стреляла в вождя.
За то, что она промахнулась…

Но и кроме этого похожего на точную эпитафию «гарика», о Фанни Каплан исписаны тома политической макулатуры и «простыни» журнально-газетных текстов и публикаций. Всем было интересно, за что и почему стреляла, кто послал и почему промахнулась. И только в последние два с лишком десятилетия исследователи пытаются выяснить, а что же человеческое, а не только политическое двигало этой женщиной, которая знала, на что шла – на смерть? И если грамотно, а не огульно отбросить всю политическую шелуху и наслоения неточных фактов и придуманных измышлений, то неизбежно среди мотиваторов из тьмы истории выплывают простые и сильные чувства – любовь и ненависть. Да, тесно и причудливо переплетенные с политическими взглядами и предпочтениями. Да, неразрывно связанные с разной идеологией, требовавшей фанатизма и веры, осознанного выбора и соответствующей ему линии поведения. Но – Любовь и Ненависть, иссушившие душу и естество этой женщины, которая добрую половину своей короткой жизни и жизни-то нормальной не видела. Почти 11 лет она провела на каторге в самой страшной тюрьме Российской империи – Акатуйской женской каторжной. Там держали самых опасных преступниц империи, посягавших на ее устои. А Фанни посягала-то сначала на устои, а уже потом на Ленина. Одного из двух главных мужчин в ее жизни…

Именно Владимир Ленин, главный триумфатор Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, стал олицетворением ее Ненависти. Именно Ленина Фанни считала предателем светлых социалистических идей и узурпатором святого дела революции, которая должна была дать миру справедливость, равенство и братство

И именно Владимир Ленин, главный триумфатор Великой Октябрьской социалистической революции 1917 года, стал олицетворением ее Ненависти. Именно Ленина Фанни считала предателем светлых социалистических идей и узурпатором святого дела революции, которая должна была дать миру справедливость, равенство и братство, которые были для каторжанки не пустыми словами и звуками. Ему она хотела отплатить за предательство идеалов. Но окончательно решилась она на убийство вождя пролетариата после другого предательства. Предательства ее Любви другим мужчиной, который ввел ее, совсем молодую и неопытную 15-летнюю девчонку, в революцию и о котором она думала все время на каторге. Звали его Виктор Гарский, известный под псевдонимами и кличками Яков Шмидман, Тома, Реалист и т. д…

…Ровно 99 лет назад, в августе 1917 года, они случайно встретились в Харькове. Она прибыла туда лечить глаза к знаменитому профессору-офтальмологу Леонарду Гиршману. Он – тоже по своим революционным делам. Это, пожалуй, самая трогательная история в ее жизни, точнее всего раскрывающая глубину ее чувства и горечи с разочарованием от предательства. На Акатуйской каторге полуслепая, а подчас и совсем незрячая после контузии и ранений Фанни страдала особо. И от голода, и от холода, и от недоверия и издевательств охраны. Но на каторге она попала под опеку других ссыльных каторжанок, одна из которых, знаменитая левая эсерка Мария Спиридонова подарила ей шикарную и очень теплую пуховую шаль. Закутавшись в нее, по воспоминаниям очевидцев, Фанни и спасалась. От всех невзгод, а не только от холода. И вот сейчас в летнем Харькове, готовясь к встрече с возлюбленным, Фанни продала эту шаль. Чтобы купить брусок пахучего мыла и соответствовать свиданию любви. Свидание состоялось, переросло в ночь, которая стала в их жизни последней. Утром он сказал, что не любит ее. И исчез. По все тем же своим ревделам. А она попыталась привычно закутаться в шаль, но ее не было. Не стало даже шали…

Она вернулась в Крым, куда Временное правительство Александра Керенского отослало ее подлечить здоровье после каторги. С почти полностью возвращенным зрением она работает завотделом на курсах по подготовке работников волостных ведомств, как она после показала, «на всем готовом 150 рублей в месяц». Но еще в Харькове, страдая от разрыва с Гарским, она встречает Октябрьскую революцию Ленина, о которой после покушения сказала уже большевистским следователям: «Этой революцией я была недовольна, встретила ее отрицательно. Я стою за Учредительное собрание и сейчас стою за это». Как демократка, Фанни ждет, что узурпация революции и власти в России большевиками уйдет в небытие после созыва всероссийского Учредительного собрания, в котором у узурпаторов-большевиков меньшинство и нет никаких шансов на успех. Но точно так же чувствуют и большевики и, не желая отдавать власть, они 6 января 1918 года распускают Учредиловку (знаменитое от матроса Анатолия Железнякова: «Караул устал!»). А Фанни Каплан перебирается в Москву с твердым намерением – отыскать и убить Ленина…

Жизнь несостоявшейся убийцы пролетарского вождя непосредственно связана с Украиной. И не только потому, что родилась она 10 февраля 1890 года в Волынской губернии в глубоко религиозной семье учителя начальных классов в еврейской школе Хаима Ройтблата и звали ее первоначально, как говорится, по паспорту Фейга Хаимовна Ройтблат (иногда пишут как Ройдблат, а Фейга по-еврейски означает Фиалка). Именно в Киеве 22 декабря 1906 года состоялся ее неудачный революционный дебют.

На киевском Подоле, на улице Волошской до сих пор сохранился дом, в котором в 1906 году располагалась гостиница «Купеческая», где в одном из номеров новоявленная 16-летняя анархистка Фейга со своим 18-летним дружком, тоже анархистом Виктором Гарским готовили бомбу для покушения на Василия Сухомлинова, Киевского, Подольского и Волынского генерал-губернатора, командующего Киевским военным округом и будущего скандального военного министра империи.

Познакомились они, Фейга и Виктор, годом раньше, когда в составе Южной группы анархистов-коммунистов приняли активное участие в первой русской революции. Начали они очень молодыми. Она – восторженная 15-летняя неопытная девушка, влюбилась в него без памяти. Он, к тому времени 17-летний анархист-налетчик – уже человек, как сказали бы сегодня, с бэкграундом. Родился в 1888 году в молдавском городке Ганчешты (сейчас Хынчешты, а до 1990 года Котовск) в семье сапожника и с самого детства отличался беспокойным характером и буйным нравом. В 1903 году он удрал в Кишинев и там примкнул к подпольщикам-анархистам, с которыми занимается до самой революции элементарными бандитскими налетами с настоящей стрельбой и настоящим же риском для жизни. Революция и ее хаос открыли перед предприимчивым революционером и бесшабашным налетчиком практически безграничные возможности. В 1906-м он ограбил кишиневский белошвейный магазин, взял кассу и бесследно скрылся. Она, уже получившая кличку Дора, последовала за ним. И вместе они всплыли в Киеве в декабре 1906-го.

Тогда Виктор предал Фейгу-Дору-Фанни первый раз. Когда самодельная бомба непроизвольно взорвалась и почти разнесла номер, Виктор сунул браунинг в сумочку раненной возлюбленной и скрылся. А ее, контуженную, с ранениями руки и ног, задерживают обыватели и городовой и передают на руки прибежавшим жандармам. В полицейском рапорте потом напишут: «…22 сего декабря, в 7 часов вечера, по Волошской улице на Подоле, в доме №9, в одном из номеров 1-й купеческой гостиницы произошел сильный взрыв. Из этого номера выскочили мужчина и женщина и бросились на улицу, но здесь женщина была задержана собравшейся публикой и городовым Плосского участка Брагинским, а мужчина скрылся. При обыске у задержанной женщины найден револьвер «браунинг», заряженный 8-ю боевыми патронами, паспорт на имя Фейги Хаимовны Каплан, девицы, 19 лет, модистки, выданный Речицким Городским Старостою Минской губернии 16 сентября 1906 года за №190, а также чистый бланк паспортной книжки, обложка которого испачкана свежей кровью…». Так Фейга Ройтблат впервые засветилась как Фанни Каплан. Чтобы с этим именем навсегда войти в историю.

На допросах в жандармерии Фанни (будем и мы называть ее так) упорно молчала и своего сообщника-подельника не выдала. Суд был коротким и приговорил ее к смертной казни, которую по малолетству заменили на бессрочную каторгу и отправили в Сибирь. Как склонную к побегам и неисправимо упорную – в ручных и ножных кандалах. Ее возлюбленный Виктор уже в следующем году в составе банды взял банк в Одессе и опять один ушел от полиции. Но через какое-то время его там же все же арестовали уже под именем Якова Шмидмана. Военный окружной суд в январе 1908-го приговорил троих налетчиков-анархистов к повешению, а Виктор-Яков и еще один бандит по малолетству огребли по 12 лет тюрьмы. В мае того же года у Виктора, похоже, проснулась совесть, и он пишет письмо министру юстиции империи, в котором берет на себя подготовку покушения на Сухомлинова и взрыв в киевской гостинице «Купеческая». Но ни Фанни, ни Виктору это не помогло – они оба ушли на глубокую «посадку», из которой их освободила только февральская революция 1917 года.

Суд был коротким и приговорил ее к смертной казни, которую по малолетству заменили на бессрочную каторгу и отправили в Сибирь. Как склонную к побегам и неисправимо упорную – в ручных и ножных кандалах. Ее возлюбленный Виктор уже в следующем году в составе банды взял банк в Одессе и опять один ушел от полиции. Но через какое-то время его там же все же арестовали уже под именем Якова Шмидмана

На каторге Фанни, как уже было сказано, страшно мучится, страдает депрессиями, то теряет, то обретает зрение, пытается покончить с собой. И меняет политический окрас – из анархистки под влиянием других каторжанок во главе Марией Спиридоновой становится членом партии социал-революционеров (ПСР), то есть эсеркой. В 1911 году она окончательно рвет с семьей, которая (отец с матерью и семеро других ее братьев и сестер) перебирается в США. В 1913 году в связи с 300-летем дома Романовых ей заменяют бессрочную каторгу 20-летней, и в 1926 году она могла бы выйти на свободу, что называется, с чистой совестью. Но освобождает ее революция. И в 1917 году Фанни вместе с Марией и другими узницами через Читу перебираются в Москву. В столице Фанни какое-то время живет у своей тюремной знакомой Анны Пигит в доме №10, в квартире 5, в которую – вот она фантасмагория настоящей истории настоящих людей – киевский писатель, перебравшись в Москву, поселяет Воланда со свитой в своем романе «Мастер и Маргарита». Как все переплетено и тесно! Или как говаривал Мастер, как причудливо тасуется колода…

Потом Фанни в том же 1917 году отправляют в Крым, в Евпаторию, где Временное правительство открыло бесплатный санаторий для бывших ссыльно-каторжан. Там, по сведению многих историков, произошло ее первое знакомство с Ульяновыми. Не с самим Ульяновым-Лениным, а с его младшим братом Дмитрием, который в то время служил в армии врачом и от имени Временного правительства якобы курировал Дом каторжан в Евпатории. Им даже приписывали короткий, но бурный и страстный роман, ибо Дмитрий («Митенька») был безудержным выпивохой и неисправимым заправским бабником. И это за ним признавали все, в том числе и его родная семья с таким «крутым» братцем. Историки, досконально изучившие не свидетельства склонных ко лжи и сенсациям очевидцев, но архивные документы, не нашли следов пребывания Дмитрия Ульянова в Евпатории в то время, когда там отдыхала и залечивала раны души похорошевшая Фанни. Но то, что заочно они могли быть знакомы и он мог направлять ее в харьковскую клинику Гиршмана для лечения слепоты, это вполне реально. Повторяю: мало их было тех, кто переделывал старую Россию, знакомы они были друг с другом, встречались на «стройке»…

Виктора же Гарского в 1917-м освободила из одесской тюрьмы толпа восставших. И он сразу уловил, как сейчас сказали бы, победные тренды – сразу примкнул к большевикам и больше от них не отлипал. Сначала он в родных Ганчештах заведует каким-то профсоюзом, а потом перебирается в Харьков, поближе к великим делам. И там, как уже было сказано, «кидает» свою Фанни. После Октябрьской революции Виктор становится комиссаром продовольствия Тираспольского революционного отряда. Воюет, получает ранения, мотается по госпиталям. Она тоже лечится и работает.

В начале 1918-го оба перебираются в Москву. Он – на службу в ЧК, она –готовить покушение на Ленина, который после разгона Учредительного собрания заочно «предал» ее второй раз – в марте того же года подписал «позорный» Брестский мир с немцами, благодаря которому вся малая Родина Фанни – Украина оказалась под пятой немцев и их «контрреволюционного» ставленника гетмана Павла Скоропадского.

Как утверждают почти все историки, знакомые с документами следствия, свидетельствами и мемуарами очевидцев, убить Ленина становится идеей фикс опять переживающей проблемы со зрением Фанни. Она восстанавливает свои связи с эсерами и в мае 1918 года присутствует на заседании VIII совета партии эсеров, который принял резолюцию: «…Принимая во внимание, что своей политикой большевистская власть накликает на Россию опасность полной утраты ее самостоятельности и раздела ее на сферы влияния более сильных соседей, VIII Совет партии полагает, что отвратить эту опасность возможно лишь путем немедленной ликвидации большевистской партийной диктатуры…».

Ленин поехал на завод Михельсона в Москве. Туда же едет Фанни и несколько раз стреляет в вождя, когда он после митинга разговаривал с рабочей Марией Поповой и ее дочерьми. А дальше уже начинается совсем другая история. И в прямом, и в переносном смыслах. После этих выстрелов советская большевистская Россия как бы перешла свой Рубикон и уже никогда не вернулась к нормальной жизни

Фанни понимает резолюция близко к сердцу как руководство к действию и крайне однобоко: ее цель – Ленин – становится навязчивой, практически манией, ни о чем другом она больше не может и думать. Старый эсер Иосиф Дашевский на процессе правых эсеров в 1922 году показывал: «Фанни Каплан работала при Московском бюро ЦК ПСР в технической области. Выполняла отдельные поручения. Каплан одно время была у меня помощницей. Я передал Семенову, что есть старая революционерка, очень хороший товарищ, одержимая мыслью – убить Ленина. Предложил Семенову познакомиться с Каплан, заявить ей, что он имеет определенные полномочия на организацию того дела, к которому ее неудержимо влечет».

Упомянутый Григорий Семенов к тому времени создал при партии эсеров Центральный боевой отряд, в который включил и Фанни, взяв ее в непосредственную обработку. Но пока он проверял возможную «Немезиду революции», она сама создала свою террористическую группу, в которую вошли совсем уж странные люди – старый политкаторжанин Павел Пелевин, присяжный поверенный Владимир Рудзиевский и некая девица Маруся. Как рассказывал изучавший покушение на вождя журналист из коммунистической «Правды» Виктор Кожемяко, «представления о форме совершения террористического акта в группе Каплан вызывают только удивление. В их планах было отравление Ленина, прививка ему с помощью врача неизлечимой болезни. Фантазии Маруси доходили до того, что Ленина нужно убить кирпичом из-за угла. Единственное оружие, которое Каплан сумела раздобыть, – это бомба, хранившаяся в квартире Рабиновичей. Позднее Фанни передала эту бомбу Семенову на явочной квартире».

Бомба не понадобилась. Фанни вручили браунинг №150489 модели 1900 года, любимое оружие тогдашних российских террористов, самозарядный пистолет с семью патронами калибра 7,65. Именно из такого оружия к тому времени, например, уже были убиты премьер-министры России Петр Столыпин и Японии Ито Хиробуми, более поздняя модель браунинга оборвала жизнь и эрцгерцога Франца Фердинанда, что начало Первую мировую войну и приблизило русские революции. Такой браунинг сунул в сумочку Фанни и ее «хахаль» Виктор в киевской гостинце «Купеческая» в 1906 году. И Фанни отлично знала, как можно семизарядный пистолет сделать восьмизарядным: один патрон досылали в патронник, а на его место в обойме добавляли новый. Так можно было грохнуть на одну жертву больше…

И Ленина начали выслеживать и отслеживать его пути передвижения. Наступило 30 августа 1918 года, и Ленин поехал на завод Михельсона в Москве. Туда же едет Фанни и несколько раз стреляет в вождя, когда он после митинга разговаривал с рабочей Марией Поповой и ее дочерьми. А дальше уже начинается совсем другая история. И в прямом, и в переносном смыслах. После этих выстрелов советская большевистская Россия как бы перешла свой Рубикон и уже никогда не вернулась к нормальной жизни. Две пули достигают цели.

Даже двух. Во-первых, пули Фанни таки подорвали здоровье вождя и сократили ему жизнь. Российский историк и академик РАН Юрий Поляков в свое время написал: «…Академик Российской академии медицинских наук Юрий Лопухин, используя современные достижения медицины, сумел дать убедительный анализ болезни Ленина. …Он доказал, что пуля Каплан достигла своей цели – ранение привело к постепенному нарастанию «мозоли» у артерии, проводящей кровь в левое полушарие мозга. В результате оно деформировалось, что и послужило причиной болезни и смерти».

Свердлов публично через СМИ заявил, что ему все ясно – это заговор послов и правых эсеров, с которыми и надо кончать. А потом в покушении на Ленина признается и сама Фанни. Ни в чем другом она не сознается, а в покушении, за которое ее ждет неминуемая смерть, пожалуйста: «Я исполнила свой долг и умру с доблестью»

Во-вторых, Фанни расстреляли 3 сентября, а 2 и 5 сентября был подписан и утвержден декрет о «красном терроре», который показал, как «вовремя», пусть и неудачно стреляла «террористка №1». Выстрелы Каплан фактически развязали большевикам руки в уничтожении их противников. Всех! Без особого разбору. Все, кто против большевистской власти, могли быть арестованы и без суда расстреляны. То ли по подозрению в заговорах против власти, то ли как заложники. Большевистское насилие было направлено не против какого-либо конкретного действующего сопротивления, а против целых слоев и страт тогдашнего российского общества, которые были провозглашены вне закона, – дворян, помещиков, промышленников, офицеров, священников, кулаков, ученых, признанных «враждебными», и т. д. и т. п. Председатель ЧК Феликс Дзержинский, который до этого требовал, чтобы при репрессиях все же соблюдали закон, после покушения 30 августа написал: «Законы 2 и 5 сентября наконец-то наделили нас законными правами на то, против чего возражали до сих пор некоторые товарищи по партии, на то, чтобы кончать немедленно, не испрашивая ничьего разрешения, с контрреволюционной сволочью». И с точки зрения большевиков ох много же «сволочи» оказалось в тогдашней России – мочили ее еще почти 35 лет без разбору…

…И вот что удивительно: открыто против казни Каплан выступила ее старая каторжная товарка Мария Спиридонова. В ноябре 1918 года она написала открытое письмо Ленину и ЦК партии большевиков: «…Неужели, неужели Вы, Владимир Ильич, с Вашим огромным умом и личной безэгоистичностью и добротой не могли догадаться не убивать Каплан. Как это было бы не только красиво и благородно, не по царскому шаблону, как это было бы нужно нашей революции».

А другие исследователи и в покушении Фанни на Ленина нашли все тот же любовный след. В августе 1918-го чекист Гарский был вызван в Москву и вроде бы науськан на Фанни. Он якобы и пригласил свою бывшую возлюбленную на свидание у завода Михельсона, где выступал Ленин. И Фанни воспользовалась случаем, чтобы и любовь старую вернуть, и вождя при случае «мочкануть». Некоторые исследователи даже подозревают, что стрелять мог и сам Гарский, которого об этом мог просить сам председатель ВЦИК Яков Свердлов, тяготившийся к тому времени нерешительностью и «миндальничаньем» Ленина в построении мирового коммунизма. И которого Фанни, как и в 1906 году, опять не выдала на допросах…

В пользу этой версии говорит и тот факт, что сам недостреленный Ленин видел стрелявшего в него мужчину, а не женщину и первым делом спросил: «Поймали его или нет?». Да сама Фанни, когда ее сцапали бдительные рабочие во главе с комиссаром Батулиным, перво-наперво заявила: «Это сделала не я». И при ней не был обнаружен пресловутый браунинг, орудие преступления и его первая улика – пистолет через несколько дней принес не менее бдительный рабочий, якобы откликнувшись на призыв помочь следствию.

Но потом все завертелось как надо. Свердлов публично через СМИ заявил, что ему все ясно – это заговор послов и правых эсеров, с которыми и надо кончать. А потом в покушении на Ленина признается и сама Фанни. Ни в чем другом она не сознается, а в покушении, за которое ее ждет неминуемая смерть, пожалуйста: «Я исполнила свой долг и умру с доблестью». И умерла, превратившись в безвестный пепел в бочке из-под смолы. Умерла отвергнутой, но не предавшей того, кто ее отверг…

…А Гарский, кстати, гарцевал по жизни дальше. В сентябре, 18 числа того же 1918 года, он был на приеме лично у Свердлова, на следующий день без кандидатского стажа стал членом РКП(б), а уже 20 сентября назначен комиссаром Центрального управления военных сообщений. И служил, служил, служил, несмотря ни на какие политические бури. Дожил несгибаемый большевик Виктор Гарский благополучно до 1956 года и умер мирно персональным пенсионером республиканского значения. Потому что иногда не в тех стреляют отвергнутые, но любящие женщины. Ненавидящие предательство идей, но не предателей их лично…