В предыдущей статье мы писали, что 9 мая 1945 года было согласованной союзниками датой окончания Второй мировой войны. Неофициальной договоренности достигли в Реймсе, после подписания первой капитуляции фашистов. Но ни немцы, ни союзники не сдержали слова и объявили раньше. И все равно капитуляция в Реймсе является предварительной хотя бы потому, что уровень представительства в Карлсхорте был несравнимо выше…
Итак, все участники переговоров в Реймсе – американцы, англичане, русские, французы и немцы, а также присутствовавшие там журналисты западных СМИ – согласились держать информацию о подписанной капитуляции в тайне почти двое суток.
Союзный главнокомандующий Дуайт Эйзенхауэр сразу после подписания капитуляции рекомендовал сделать одновременное заявление глав государств в Москве, Лондоне и Вашингтоне только 8 мая в 15:00 (по центральноевропейскому времени), провозгласив 9 мая днем окончания войны.
Для немцев эти полутора суток были единственно возможным временем драпать на запад, от советских войск к американцам и англичанам. Но как сообщить немецким войскам и немецкому народу о капитуляции и дать команду немедленно перебегать?
Гросс-адмирал Карл Дёниц – новый глава Германии, назначенный согласно завещанию Адольфа Гитлера – дает поручение своему министру иностранных дел графу Шверину фон Крозигу выступить по радио. И тот 7 мая, в 14:27 (капитуляция была подписана около 3-х часов ночи), вещает из Фленсбурга, штаб-квартиры Дёница следующее (текст в сокращении):
“Немцы и немки!
Верховное главнокомандование вермахта по приказанию гросс-адмирала Дёница заявило о безоговорочной капитуляции германских войск. Как руководящий министр имперского правительства, образованного гросс-адмиралом для завершения всех военных задач, я обращаюсь в этот трагический момент нашей истории к немецкому народу…
Никто не должен заблуждаться насчет тяжести тех условий, которые наложат на нас наши противники. Необходимо без всяких громких фраз, ясно и трезво смотреть им в лицо. Никто не может сомневаться в том, что грядущие времена будут для каждого из нас суровы и во всех областях жизни потребуют от нас жертв. Мы обязаны принести их и лояльно отнестись ко всем обязательствам, которые на себя берем. Но мы не смеем отчаиваться и предаваться тупой покорности судьбе. Мы должны найти путь, чтобы из этого мрака выйти на дорогу нашего будущего. Пусть тремя путеводными звездами, которые всегда были залогом подлинно германской сущности, нам послужат единение, право и свобода…
Уважение заключенных договоров должно быть для нас таким же святым, как и чувство принадлежности к европейской семье народов, являясь членом которой мы хотим привести к расцвету все наши человеческие, моральные и материальные силы, чтобы залечить ужасные раны, нанесенные войной.
Мы хотим видеть будущее нашего народа в осознании глубочайших и лучших сил каждого живущего, кому мир дал непреходящие творения и ценности. С гордостью за героическую борьбу нашего народа мы будем сочетать стремление в качестве звена западно-христианской культуры вносить свой вклад в честный мирный труд в духе лучших традиций нашего народа. Да не покинет нас Бог в нашей беде, да освятит он наше трудное дело!”.
Запрет на публичное объявление о капитуляции был нарушен. Репортер Associated Press Эдвард Кеннеди (однофамилец будущего президента США), один из присутствовавших на капитуляции в Реймсе и получивший запрет на разглашение информации, узнал об этом от немца-домовладельца, который слушал немецкое радио.
Кеннеди немедленно телеграфировал в агентство и 7 мая, в 15:41, о немецкой капитуляции стало известно гражданам США и вскоре всему миру (кроме СССР). Парадоксально, но вместо награды за сенсацию Кеннеди был уволен. Коллеги, которые присутствовали при подписании акта, обвинили его в предательстве. На него ополчились все издания, которые не смогли сообщить такую важную новость первыми за неимением вестей от собственных репортеров, сохранявших обещанное молчание.
В мае 2012 года агентство Associated Press извинилось за увольнение своего сотрудника, произошедшее 67 лет назад. Но журналист об этом не узнал. Кеннеди погиб в 1963 году в возрасте 58 лет – его сбила машина, и через пять дней он скончался в больнице.
Но как бы там ни было, тайное стало явным. В 15:15 по центральноевропейскому времени 8 мая 1945 года премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль выступил с радиообращением к народу своей страны, заявив:
“…Нет никаких причин скрывать от народа сообщенный нам генералом Эйзенхауэром факт подписания в Реймсе безоговорочной капитуляции, а также нет причин, запрещающих нам праздновать сегодняшний и завтрашний дни как дни Победы в Европе. Сегодня, возможно, мы больше будем думать о себе. А завтра мы должны отдать должное нашим русским товарищам, чья отвага на полях сражений стала одним из важнейших слагаемых нашей общей победы”.
Вскоре выступил и президент США Гарри Трумэн. Он заявил: «Это торжественный, славный час. Как я хотел бы, чтобы 32-й президент США Франклин Рузвельт дожил до этого дня. Генерал Дуайт Эйзенхауэр сообщил мне о том, что войска Германии капитулировали перед Объединенными нациями. Знамена свободы реют над всей Европой. За эту победу мы совместно благодарим Провидение, которое руководило нами и поддерживало нас в тяжелые дни бедствий.
Мы можем оплатить наш долг перед Богом, перед павшими и перед нашими детьми лишь трудом – беспрестанной преданностью тому делу, которое нам предстоят выполнить, Если бы я мог выразить в одном слове лозунг для предстоящих месяцев, то этим словом было бы – работа, работа, работа. Мы должны трудиться, чтобы окончить войну. Наша победа выиграна лишь наполовину. Запад свободен, но Восток все еще порабощен вероломной тиранией японцев. Когда последняя японская дивизия безоговорочно капитулирует, только тогда будет окончена наша боевая работа».
И Трумэну, и Черчиллю было известно, что Иосиф Сталин резко негодовал из-за “междусобойчика” в Реймсе. Более того, он даже послал телеграмму советскому представителю Ивану Суслопарову с категорическим запретом подписывать капитуляцию. Но тот получил ее через два часа после церемонии подписания.
По дипломатическим каналам было передано заявление Сталина о том, что договор, подписанный в Реймсе, нельзя отменить, но его нельзя и признать. Капитуляция должна быть учинена как важнейший исторический акт и принята не на территории победителей, а там, откуда пришла фашистская агрессия, – в Берлине, и не в одностороннем порядке, а обязательно верховным командованием всех стран антигитлеровской коалиции.
В ответ союзники согласились провести церемонию вторичного подписания акта в Берлине. Эйзенхауэр известил немцев, что германским главнокомандующим следует явиться для совершения окончательной (!) официальной процедуры в то время и место, какое будет указано советским и союзным командованиями.
И вот в берлинском предместье Карлсхорст, в здании офицерского клуба бывшего военно-инженерного училища в ночь с 8 на 9 мая собрались такие лица. От советской стороны – маршал Георгий Жуков. От побежденных немцев – генерал-фельдмаршал, начальник штаба Верховного командования вермахта Вильгельм Кейтель, представитель люфтваффе – генерал-полковник Штумпф и главнокомандующим германскими ВМС адмирал флота Ганс-Георг, который подписывал капитуляцию-1 в Реймсе.
От союзников – генерал Артур Уильям Теддер, верховный главнокомандующий Королевскими ВВС Великобритании, первый заместитель генерала Дуайта Эйзенхауэра в Главном командовании союзных сил (англ. SHAEF). В качестве свидетелей свои подписи поставили генерал Карл Спаатс от США и генерал Жеан де Латре де Тассиньи (Франция).
Поначалу в Берлин для приема капитуляции от имени союзного командования собирался вылететь сам Эйзенхауэр, но он был остановлен возражениями Черчилля и некоторых своих ближайших сотрудников. Они опасались, что его появление будет истолковано как официальное признание доминанты соглашения от 9 мая над соглашением от 7 мая. В результате Эйзенхауэр направил в Берлин своего заместителя Артура Теддера.
Но однозначно уровень в Карлсхорсте был выше, чем в Реймсе. Более того, по словам историков, между правительствами СССР, США и Великобритании была достигнута договоренность считать подписание в Реймсе предварительной процедурой.
И когда в обращении к советскому народу Сталин назвал реймсский акт как «предварительный протокол капитуляции», он высказывался в рамках достигнутого устного соглашения с западными лидерами.
В дальнейшем на Западе документ от 7 мая стал расцениваться как собственно подписание капитуляции, а акт в Карлсхорсте – как его ратификация. Но это не совсем так, поскольку между двумя текстами есть существенная разница: в статье 2 требования к немцам прекратить военные действия и оставаться на своих местах дополнены фразой о полном разоружении и передаче оружия и военного имущества союзным войскам. Кроме того, расширен список военно-технических средств, которые не должны подвергаться разрушению или повреждению.
Теоретически, если бы договора 9 мая не было, то Германию нельзя было лишить права на ядерное оружие, не было бы Нюрнбергского процесса и т.д. Фактически в акте о капитуляции от 7 мая речь шла лишь о долгосрочном перемирии в обмен на определенные льготы для военной верхушки Рейха, которая сдала проигравшего Гитлера. А 9 мая была поставлена точка.
Благодаря этому 5 июня 1945 года в Берлине представителями четырех союзных держав – СССР, Великобритании, США и Франции была подписана совместная декларация о поражении Германии.
Советские граждане узнали о подписании капитуляции в Карлсхорсте из сообщения Совинформбюро 9 мая 1945 года, в 2 часа 10 минут ночи по московскому времени. Диктор Юрий Левитан зачитал Акт о военной капитуляции фашистской Германии и Указ Президиума Верховного Совета СССР об объявлении дня 9 мая праздником Победы.
Сообщение передавалось всю ночь, а затем весь день 9 мая. Вечером 9 мая с обращением к советскому народу выступил Иосиф Сталин, после чего Юрий Левитан зачитал приказ Верховного Главнокомандующего о полной победе над фашистской Германией и об артиллерийском салюте сегодня, 9 мая, в 22 часа, тридцатью залпами из тысячи орудий.
P.S. Моя покойная мама рассказывала, что слышала этот салют по радио в полуподвальной комнатке в разрушенном Киеве, куда набился весь двор. И это был лучший “симфонический концерт” для нее, маленькой девочки, пережившей войну.