Дочь всеми любимого «мушкетера» вовсе не собиралась быть актрисой. Ходила на курсы журналистики, пописывала статейки для местных, то бишь питерских, изданий. Но однажды, буквально накануне поступления, провидение или судьба — как хотите — занесла ее на репетицию студенческого театра. Она увидела или, скорее, почувствовала атмосферу легкости, свободы, непринужденности, присущей только молодой актерской братии. И вдруг совершенно отчетливо поняла, чего собственно хочет от жизни. Вот так за один день Лиза Боярская выбрала свое будущее.
Лиза, как вы попали к Василию Чигинскому на роль Таньки в фильме «Первый после Бога»?
— Это потрясающая история. Мне позвонила ассистент по актерам фильма «Первый после Бога» и пригласила попробоваться на одну из ролей. Честно говоря, я тогда еще ничего не знала о картине, но согласилась, потому что придерживаюсь правила моих родителей: «Никогда ни от чего не отказывайся!». Привела себя в порядок, подкрасилась, прихожу — меня тут же проводили в гримерку, смыли весь макияж, надели свитер, зеленый берет, поставили к дереву, сфотографировали и сказали: «Все! Спасибо большое!». Я совершенно обалдела, потому что не поняла, что произошло. Потом, где-то через месяц, мне снова позвонили и сказали, что я утверждена на роль Таньки. В первом варианте сценария у моей героини было всего две небольшие сцены, практически без слов. А потом мы познакомились с Васей Чигинским, подружились, он подумал и сказал: «Давай-ка мы тебе пропишем роль!». И после мне принесли брошюрку фильма «Первый после Бога», где на фотографии — я и написано: «В ролях: Дмитрий Орлов, Елизавета Боярская…». Я подумала: «Боже мой, это судьба!».
Сцену, в которой вас практически сдувало с обрыва, снимали без страховки?
— Снимали действительно без страховки, и все было именно так, как выглядит на экране. Причем съемки проходили не на берегу, а на скале прямо посередине моря, обрыв был высотой где-то метров триста. Мало того, когда сел вертолет, меня снесло еще на несколько метров к краю — я чудом уцепилась. В общем, было, конечно, страшно. Из всех моих съемок эти, пожалуй, пока самые экстремальные. Все обошлось, но теперь я стала задумываться о страховке или о дублерах.
Василий Чигинский на съемочной площадке — деспот или нет?
— Ну какой же он деспот? Он может, конечно, и прикрикнуть, когда нужно. Но в жизни он очень добрый и веселый человек. Мы на самом деле с ним очень подружились.
Как вам работалось рядом с Ниной Руслановой?
— Просто замечательно. Я вообще благодарю судьбу, что мне довелось работать с такими прекрасными актерами. Даже просто находиться рядом с ними — это такой грандиозный опыт. Много моих сверстниц, молодых актрис, на все замечания более старшего поколения не реагируют, думают, что они сами все могут. Я же просто с благоговением ловила каждое слово и прислушивалась ко всем замечаниям. От Нины Ивановны шел такой сильный посыл, на который просто невозможно было не ответить.
В фильме есть сцена, где вы отчаянно рыдаете, — слезы настоящие?
— Настоящие. Как меня учили — надо уйти куда-нибудь, вспомнить о чем-то самом плохом, настроить себя — и слезы потекут. А тут Вася чуть ли не по мегафону объявил: «Пожалуйста, тишина. Актрисе нужно настроиться!». И вот, все внимание на меня, вся съемочная группа сидит и ждет, пока я разрыдаюсь. А у меня ничего не получается! Тогда я вышла, «накрутила» себя и уже от обиды на себя заплакала.
У Таньки такая сложная история, девочка вырвалась из блокады, влюбилась в Героя, и — безответно… Но ведь она сама виновата — ничего ему не сказала, даже не заговорила с ним. В жизни вы поступили бы так же?
— Вы знаете, этот характер мне абсолютно соответствует. Потому что в жизни я тоже никогда не подошла бы к молодому человеку и не сделала бы признание первой. Тем более что это не просто какой-то служащий столовой, а — Герой, первый после Бога. Танька даже чем-то похожа на Ассоль, которая вот так же ждала своего принца под алыми парусами, который придет и заберет ее.
То, что вы дочь Боярского, помогает или мешает?
— По-разному. Естественно, с одной стороны, это помогает. У меня есть возможность находиться рядом с моими родителями, которые всегда могут помочь мне в работе. А мешает, потому что очень многие смотрят свысока, даже с какой-то злобинкой, считая, что моя фамилия — это такой промоушн. Конечно, это неприятно. Но, с другой стороны, это и хорошо, потому что с меня спрашивается вдвойне — не просто как с обыкновенной актрисы и девочки, но и как с дочери Боярского. Такая двойная порция ответственности, конечно, подстегивает. Вообще, мы с братом с самого раннего возраста должны были постоянно доказывать свои позиции, чтобы оправдывать свою фамилию.
Вы часто советуетесь с родителями по профессиональным вопросам?
— Честно говоря, я не очень люблю советоваться с папой и мамой в каких-то профессиональных вещах. Я предпочитаю сама десять раз перечитать сценарий, завести «рулевую» тетрадку, отметить, какие характерные черты могут быть у моей героини, сама сочинить что-то, придумать. А родители являются для меня очень важными критиками, они оценивают уже результат.
Вы ощущали какой-то дефицит общения с папой в детстве, он же постоянно снимался и снимается, либо на гастролях? Кто вас воспитал — папа или мама?
— Естественно, я ощущала дефицит общения. В пик папиной популярности с ним невозможно было даже выйти погулять — вокруг всегда собиралась толпа поклонников, и я стояла где-то там, за километр. Я даже не помню, чтобы мы вот так просто гуляли с ним, разве что на даче, где все свои. Тем более что у нас дачный поселок — такой театральный, там живут одни артисты, балетмейстеры и архитекторы. Но воспитывали меня в абсолютно равной степени и папа, и мама. У меня, в основном, папин характер — я такая же целеустремленная, трудолюбивая, способна очень много работать и браться за все. А от мамы и дедушки (он у нас был немец) — уравновешенность, спокойствие, педантичность. Сейчас мы с папой стали гораздо ближе из-за общей профессии, очень интересно обсуждать что-то, вместе придумывать.
А это правда, что у вас дворянские корни?
— У меня и с папиной, и с маминой стороны дворянские корни. Если бы не революция, то я, наверное, сейчас закончила бы Смольный институт благородных девиц, играла бы на фортепиано, вышивала бы крестиком, посещала бы какую-нибудь христианскую школу или была бы сестрой милосердия при каком-нибудь госпитале — ну, в общем, делала бы все что полагается. А потом меня выдали бы замуж без спроса, и я стала бы покорной супругой с кучей детишек и занималась бы благотворительностью.
Ваш брат не продолжил семейную традицию, а вы пошли по стопам родителей. Когда вы решили стать актрисой?
— Я никогда не собиралась быть актрисой. Ходила на подготовительные курсы в университет и готовилась стать журналисткой. Мои преподаватели говорили мне, что у меня для этого хорошие данные. Я даже успела напечататься — до сих пор храню несколько вырезок из газет. Но, честно говоря, меня как-то все это не радовало, душа не лежала. Я не могла это как-то сформулировать для себя. А потом в один прекрасный день мы шли с мамой, и она буквально силком затащила меня на открытие учебного театра. Я увидела студентов, то, чем они занимаются, увидела какую-то беззаботность, легкость, и мне стало так завидно! А еще, буквально накануне, посмотрела спектакль Ленсовета «В ожидании Годо» с Михаилом Пореченковым и Костей Хабенским, который мне очень понравился. Все это перевернуло мое сознание. И я вдруг поняла, что хочу заниматься тем же. Я пришла домой и сказала, что решила поступать в театральный. Это все произошло буквально в два дня. В 16 лет я, наконец, поняла, чего хочу от жизни.
Родители вас поддержали?
— Нет. Они не запрещали, но предупреждали, что в нашей профессии это жребий: либо есть талант — тебя берут, ты востребована и зрителями, и режиссерами, либо — нет. И ты можешь при этом всю жизнь с упоением работать в театре, но тебя никто и никогда не узнает, и не будет никакой отдачи. Актерская профессия — это каторжная работа, фамилия тут не поможет.
Не запугали?
— Нет, страшно мне не было. Было какое-то отчаяние и, честно говоря, уверенность, что поступлю. При этом у меня не было мысли, что позвонит мама, папа — это я отмела сразу. Родители просто понятия не имели, что я читаю, какую программу готовлю. Я только приходила после туров и рассказывала, что прошла первый тур, прошла второй тур… И я поступила. Причем в школе я очень плохо училась, вытянула оценки только за последние несколько лет, когда появились мозги, чтобы аттестат хороший был. Мне просто все не нравилось. А в театральной студии каждый предмет вдруг стал мне так интересен, что наконец-то захотелось учиться.
Вы учитесь у Льва Додина?
— Да, я сейчас уже на четвертом курсе, остался пятый.
Ваш брат пел с папой. А вы поете?
— Я пою только в любительском варианте. У нас есть такой предмет, как вокал, я знаю, что обладаю и слухом, и голосом. Но думаю, что мысль заняться эстрадой мне не придет. Хотя, кто знает, — сейчас запели все кому не лень. Но у меня сейчас началась такая интересная жизнь, что пока на это и времени нет.
Вы — коренная уроженка Петербурга, как чувствуете себя в Москве?
— Я себя чудесно здесь чувствую. В Питере жизнь более размеренная, он — спокойный, нежный, воздушный. А в Москве — темп, темп и еще раз темп. Моя жизнь сейчас как раз и соответствует такому ритму — поезда, самолеты, съемки, учеба, репетиции. Мне это ужасно нравится, и я себя комфортно чувствую в этом плане.
А вы могли бы сюда переехать?
— Могла бы, но пока не хочу. Меня пока очень многое держит в Петербурге — семья, друзья, театр, дача. Без Петербурга я в любом случае не могу. В Москве я работаю. Не могу представить, что я хожу здесь по магазинам, встречаюсь с друзьями. Я плохо знаю ее территориально — только Шереметьево, Ленинградский вокзал, Мосфильм, гостиницу и места съемочных площадок, на которые меня привозят. Вообще у меня топографическая гениальность — бывает кретинизм, а у меня гениальность. Вот сколько раз я была заграницей — мгновенно ориентируюсь и вожу всех за собой. Никогда не потеряюсь. Единственный город, который я никак не могу выучить, — это Москва.
Где сейчас снимаетесь?
— Закончила работу в фильме «Вы не оставите меня» у Аллы Суриковой по повести Сергея Ашкенази, где снималась вместе с папой. Очень интересный сценарий — действие происходит в 50-х годах прошлого века, послевоенное время еще при жизни Сталина. Такая любовная история, главные герои которой — молодая двадцатитрехлетняя актриса (ее играю я) и ее супруг, пожилой театральный художник (его играет Александр Балуев). Моя героиня такая безумная, все время прыгает, хохочет, — просто плещущий фонтан. Она совершенно на меня не похожа, и поэтому мне приходилось очень много и кропотливо работать, чтобы постоянно держать себя в таком бешеном тонусе. Кстати, когда у нас прошел первый съемочный день, папа сказал, что очень доволен мной и ему понравилось, как я ощущаю себя на съемочной площадке, держусь перед камерой.
Кого мечтаете сыграть?
— Сложно сказать. Очень люблю нашу классику, тем более что сейчас стало модным ее ставить. Хотела бы сыграть героинь Пушкина, Лермонтова, Набокова.
Что вам ближе — театр или кино?
— Я не собираюсь отказываться пока ни от того, ни от другого. Но, вообще, мне кажется, что это абсолютно разные профессии. То, какая я на съемках и в институте — это два разных человека, два разных отношения и способа поведения.
Ваши любимые фильмы?
— «Унесенные ветром», «Трамвай «Желание» с Вивьен Ли, и «Лолита» с Джереми Айронсом.
А какая актриса является для вас эталоном?
— Вот на кого я безумно хотела бы быть похожей, так это на Вивьен Ли. Я считаю, что это самая красивая женщина, которая была создана Богом на всей планете, что она самая обаятельная, женственная и талантливая. Я просто очарована ею. И хотя я не люблю фанатизм, на шкафчике в институте у меня висит ее фотография.
Вы способны на какие-то экстремальные поступки — с парашютом прыгать, например?
— Абсолютно нет — люблю безопасность. Не буду прыгать с парашютом, потому что можно разбиться, переходить по льду канала, потому что можно провалиться. Единственное, что я сделала в своей жизни экстремального, — это два раза погружалась под воду, и то только на 10 и 20 м, не глубже. И повторного желания сделать это у меня нет.
Беседовала
Раиса Вивчаренко
(Москва)