В Советском Союзе тоже были вариации и на тему ипотеки, и на тему потребительского кредитования. В короткий период брежневской сытости, где-то между «кукурузными перекосами» и «горбачевскими дефицитами», гражданам предоставлялась возможность оформлять в магазинах рассрочку. Мои родители таким образом приобрели скороварку, пылесос и электробритву. А еще – сначала копили на кооператив (первый взнос), потом 25 лет выплачивали за него ежемесячный платеж.
Насколько я помню из детства, не давали кредитов лишь на машины. В СССР машина была роскошью, а не средством передвижения. Несмотря на невысокие официальные зарплаты, за «четырехколесными друзьями» стояли многолетние очереди: машин выпускали мало, а выпущенное распределяли среди «особо отличившихся» и «кровью заслуживших». Простым гражданам доставались крохи отечественного автопрома.
Все поменялось с наступлением дикого капитализма. В страну хлынул автомобильный сэконд-хенд и товарный поток народного китайско-турецкого творчества. Любой уважающий себя рэкетир или бизнесмен обязан был иметь старое потертое BMW или «Мерс» не первой свежести. При этом он мог и дальше жить в двухкомнатной квартире с родителями, братьями и сестрами и одеваться у местных скорняков в кожу сомнительного происхождения. Подержанная иномарка стала тем самым паровозом перемен, на котором страна с плановой экономикой въехала в рынок.
Закончились лихие 90-е, отшумел «базарные капитализм», купюра в 20 долларов перестала быть символом благосостояния. Страна заработала стартовый капитал, которого хватило, чтобы купить входной билет в мир цивилизованного бизнеса. Захотелось жить лучше: ездить на новых машинах, иметь отдельные квартиры, одеваться не в турецкий подпольный ширпотреб, а в брэндовые вещи.
Это наше растущее благосостояние совпало с так называемым постиндустриальным периодом развития мировой экономики. Его еще называют потребительским обществом. Гламур победил здравый смысл. Потребление вышло на первый план. Шопинг превратился в болезнь. Закрутилось бешеное колесо покупок в кредиты. Любые блага стали доступны. Деньги как будто потеряли свою цену.
Бедные американские «цветные» массово переезжали из картонных коробок в уютные коттеджи. Более обеспеченные американцы покупали многоэтажные виллы, третью и четвертую машины, сходили с ума от сумочек за десятки тысяч долларов.
Впрочем, не только американцы. Ярким примером осмысленного потребительского сумасшествия стала тихая европейская страна Исландия. Сейчас это синоним расплаты за счастье жить в долг. Однако на самом деле Исландия – просто концентрированная форма заблуждений, которые еще год назад испытывали все: и американцы, и европейцы, и россияне, и мы, грешные. Всем казалось, что конца благополучию не будет, а кредит – это нечто вечное, плавно перетекающее из одной долговой расписки в другую.
Очень хорошо написал об «исландском синдроме» европейский корреспондент журнала Fortune Питер Гамбел. Традиционно Исландия была одной из беднейших стран Европы, выживавшей в основном за счет рыболовства и редких туристов. Изменил эту ситуацию, практически в одиночку, Дэвид Оддсон. Бывший актер и продюсер комедийных радио-спектаклей, Оддсон был избран мэром Рейкьявика, когда ему было едва за 30. Впоследствии он станет премьер-министром страны и будет занимать этот пост почти тринадцать лет – с 1991 по 2004 гг.
С его именем связан крупнейший внешнеполитический шаг Исландии со времен рождения НАТО. В 1994 году страна вошла в зону свободной торговли – Европейскую экономическую зону. Затем Оддсон запустил программу всесторонних экономических преобразований, предполагавшую снижение налоговых ставок, крупномасштабную приватизацию и скачок в море международных финансов. Он отменил систему государственного регулирования банковского сектора в середине 1990-х гг., а в 2001 году изменил валютную политику страны – сделал обращение кроны свободным (ранее курс валют был привязан к корзине валют, в том числе к доллару). В 2002 году приватизировал банки. Уступив пост премьера в 2004 году, он попробовал себя в качестве министра иностранных дел, а в 2005 году возглавил Центральный банк Исландии.
Политика Оддсона приносила прекрасные плоды – какое-то время. За период с 1995 по 2005 годы экономика Исландии демонстрировала рекордные показатели ежегодного роста экономики – более 5%, что гораздо выше аналогичных показателей ее торговых партнеров в Европе. По доходу на душу населения Исландия вышла на пятое место в мире. Страна активно расширяла рыболовецкую отрасль, развивала геотермальную энергетику.
Но главным источником исландского экономического бума были финансы и, прежде всего, огромный ливередж. Страна стала гигантским хедж-фондом. Ничем и никем не сдерживаемые исландские семьи накопили долгов на 220% выше имевшегося дохода – практически вдвое больше по сравнению с американскими потребителями.
Так что исландцы могут благодарить Оддсона за то, что сделал их нацией еще более расточительной, нежели американцы. Регулирующие органы страны ослабили до предела правила предоставления ипотечных кредитов – финансирование до 90% стоимости собственности осуществлялось в 60% случаев.
Центральный банк сделал максимально привлекательными кредиты в иностранной валюте и для бизнеса, и для потребителей. Поэтапное повышение процентной ставки Центробанком, направленное на сдерживание инфляции, невольно выбросило крону в свободное плавание на международных рынках. Дешевый импорт, в свою очередь, еще больше раздувал потребительский бум.
Банки стремительно расширялись – процент зарубежных займов достигал 60%, – и инвестиционные фонды продолжали накапливать активы, откусывая куски от различных компаний – от American Airlines до Saks Fifth Avenue – и британских брендов модной одежды. Ни правительство, ни центральный банк не сделали ничего, чтобы усмирить исландских олигархов. Напротив, правительство активно поддерживало кредитную экспансию банков, беря на себя все большие риски (конец цитаты).
Чем это все закончилось, мы знаем. Когда неизбежный в рыночной экономике период гламурного благополучия сменился временным спадом, оказалось, что далеко не все американцы, которые взяли кредиты, могут по ним платить. Массовый невозврат кредитов привел к «эффекту домино», обрушившему крупные банки. В этих банках погибли деньги корпораций и банков поменьше.
В результате, когда Исландия привычно обратилась к своим традиционным кредиторам за партией новых займов, необходимых на выплату предыдущих, ей отказали. Все – от Федрезерва США до Банка Англии и европейского Центробанка. Такого она не ожидала и потому не имела «запасного аэродрома» на случай нештатной ситуации.
Просто модель жизни по Оддсону не предполагала, что вечного долга, как и неразменного рубля, не бывает. Рано или поздно настает день платежа. А у таких стран, как Исландия, платить оказалось нечем. Потому, что никакого производства, никакой другой сферы, способной приносить деньги на выплату кредитов, у нее не существовало. И волшебник Оддсон из национального героя вдруг превратился в демона-искусителя, заманившего всех в безвыходную ловушку.
А что же Украина? В отличие от Исландии, мы кое-что производили и продавали. Например, зерно, металл, удобрения. Однако если китайцы все заработанное вкладывали в новые металлургические заводы, то наши олигархи закапывали прибыль в землю в районе Кончи-Заспы. По самым скоромным подсчетам, там зарыто несколько годовых бюджетов Украины.
Тысячи огромных, бестолковых, невероятно навороченных и дорогих в содержании особняков с намытыми пляжами, полями для гольфа, лодочными станциями и целым взводом обслуживающего персонала. Все это в совокупности тянет на миллиарды долларов, но используется крайне нерационально. В лучшем случае семья какого-то банкира или магната живет в своей ослепительной резиденции неделю-другую: между поездкой в Монако и отдыхом на Карибах (что также стоит кучу денег). В худшем – дом вообще стоит пустой годами, а на барской кровати время от времени совокупляется скучающий охранник с обалдевшей от безделья горничной.
Я знаю один особнячок на дамбе, построенный в стиле известного французского дворца: с колонами, пандусом (это чтобы машиной прямо в гостиную заезжать!) и собственным звучным именем «Трианон». Под этим именем его года два торговали в Интернете за несколько миллионов долларов. Купили, по слухам, за $7,5 млн. Но не для жизни. А под слом. И через две недели от белокаменной роскоши осталась только горка кирпичей. Хозяину не понравилась планировка. $7,5 млн. он выложил ради престижного места.
Вот вам еще одно отличие нашего гламура от того же исландского. Там каждая семья обзавелась, как минимум, джипом, а максимум – личным вертолетом на лыжном ходу. У нас всласть пожили полмиллиона человек. Ну, еще те, кому повезло сделать деньги на экономическом подъеме и возомнить себя средним классом.
Мы пошли на поводу у Запада, захотели себя почувствовать такими, как они. Понабирали кредитов в банках и потратили их на квартиры, машины, заграничные поездки, дорогие ремонты. Но отметим разницу: американцы жили в долг за счет своего доллара. Да, ввиду временного спада их банки рухнули, но доллар остался. Они его просто больше напечатают и разбросают по всему миру. А нам, как показывает ситуация последних месяцев, взять деньги негде. Нет экспорта – нет доллара. Нет доллара – нечем платить по кредитам.
И пусть даже американским автопромом завладеют китайцы, а несколько модных брендов уйдут к россиянам, все равно Уолл-стрит никуда не денется: он как был мировым финансовым центром, так им и останется. О Киеве, согласитесь, этого не скажешь.
Очевидно, что мы выйдем из кризиса как поленом по голову стукнутые. Рынки сбыта частично утрачены. Деньги, вложенные в особняки, для экономики потеряны. Западные кредиты – проедены на тряпки и роскошь. На чем зарабатывать – непонятно, а впереди маячит перспектива расплаты: долги украинских банков оцениваются в $38 млрд., долги корпоративного сектора – в $43 млрд. Еще $4 млрд. – займы между компаниями. И почти $20 млрд. составляет краткосрочный долг, который надо погасить в 2009 году. Естественно, для этого придется снова занять.
И тут снова видна параллель между нами и Исландией: обещают все, дают – неохотно. Прошло время, когда практически любой украинский банк с нормальными показателями мог взять на Западе под 8%, тут раздать под 15% (минимум) и жить себе, припеваючи, на разницу. Халява, сэр, имеет свойство рано или поздно заканчиваться.
В результате банки начинают сходить с дистанции. Дефолт «Родовида» открыл сезон неплатежеспособности. Но не в украинском характере признавать себя виновным. Вы когда-нибудь видели, чтобы хоть один водитель добровольно признавал свою вину в ДТП? Нет, правы всегда оба. А если участников аварии больше, то правы все.
Так и с «Родовидом». Узнав о решении Fitch, банк задним числом просто разорвал договор с агентством, и таким образом оно не смогло легализовать свое заключение по дефолтности «Родовида». Но разрыв договора означает, что банк больше не получит внешних займов. Соответственно гасить кредиты ему будет нечем. И случившееся – просто отложенная смерть. Которая, увы, грозит значительной части банковского сектора страны, затянутого в водоворот «исландского синдрома».