Собирался написать, что у Гройсмана не ладится с экономическим ростом, но жизнь подбросила другую тему. Невеселые размышления о… «санитарах в дурдоме войны». Миротворцев не любит никто. Потому что они мешают воевать. Красный крест тоже не любят: он отбирает у победителей их добычу – мирное население. Для Украины гражданская миссия ОБСЕ – это не “таблетка от войны”, а “понижение градуса зверств” там, где законы военного времени диктуют свои правила.
“Белые патрули” на Донбассе – это не голуби мира и не регулировщики снарядов. Они не могут прекратить несущее смерть передвижение боеприпасов с одной стороны линии фронта на другую. Хотя и очень стараются это сделать.
Во время зимнего кризиса в Авдеевке, когда третья большая война между ВСУ и силами непризнанных республик казалась неизбежной, именно миссия ОБСЕ сумела остановить массированный обстрел сторонами друг друга из тяжелого вооружения и установить режим тишины под предлогом ремонта Донецкой фильтровальной станции (ДФС).
Первый заместитель главы миссии и фактический командующий “белыми автомобилями” Александр Хуг просто брал сотрудников СЦКК, привозил их на ДФС, и пока они там находились, обе стороны не могли стрелять. Электромонтеры соглашались выходить на ремонтные работы, только когда рядом стояли белый джип и машина с сотрудниками СЦКК. Наличие живого щита оказалось более весомой причиной остановить огонь, чем 12 бочек с хлором возле фильтровальной станции. Экологическая катастрофа – это “пугалка” для Европы. А нам… Ну, подумаешь, хлор…
Кстати, не все знают, что у войны на Донбассе уже три года как есть официальные “кураторы” от Украины и России – Совместный центр по контролю и координации (СЦКК). Пока с высоких трибун мы кричим про агрессора Россию, а русские про нашу хунту, в соляном санатории Соледара посменно живут офицеры и генералы от нас и от РФ. Они обедают в одной столовой, совещаются в одной комнате. Считается, что при обострении конфликта каждая сторона может дать своим команду “отбой”.
Но на самом деле эффект это дает, лишь когда в дурдоме “Смерть” появляются “санитары” в голубых жилетках и на белых джипах. Замечено же – пока патрули ездят вдоль линии разграничения, личный состав жив. Только уезжают пить пиво и спать – начинается адский ад.
Это трудно. Но именно благодаря этой “упертости”, в мире, который оценивает состояние нашей экономики по отчетам МВФ, а состояние войны по рапортам ОБСЕ, поняли, что никаких террористов, как мы говорим, у нас на востоке нет. Есть люди, которые хотят жить по своим правилам. Они не хуже и не лучше патриотичных украинцев, просто они исповедуют другие ценности
В принципе, типичная ситуация для всех территорий, где идет гражданская война. В частности, и для Нагорного Карабаха, где тоже есть миссия ОБСЕ. И для Косово, где Александр Хуг начинал свою карьеру в ОБСЕ после того, как по заданию родного швейцарского штаба поработал в Северной Боснии и Герцеговине.
Журналисты считают Хуга скучным и педантичным. Стороны конфликта называют его подчиненных – наблюдателей – необъективными. Но это не так. Хуг на самом деле крайне изобретательный кадр. Ему принадлежит такое ноу-хау, как зеркальное патрулирование: когда с ОБСЕ на неподконтрольную территорию ездит представитель от ВСУ, а оттуда приезжает с ответным визитом российский сотрудник СЦКК. Видео-камеры и беспилотники тоже хорошо действуют: в местах, где они установлены, противники стреляют друг в друга гораздо реже.
Разминирование и “верификация” минных полей в основном тоже шли под давлением ОБСЕ. Парадокс, однако: фраза “за что боролись на то и напоролись” в истории со вчерашним подрывом патрульной машины под Луганском звучит буквально.
Вообще, многие не понимают, что миссия ОБСЕ в Украине выдерживает сумасшедшее давление от всех желающих доказать свою правоту, и вот уже три года как не принимает ни одну сторону. Почитайте отчеты ОБСЕ: если 12 снарядов улетело, то 12 и прилетело. Если с одной стороны нагрубили патрулю, то и с другой сделали то же самое. На украинской территории зафиксировали отсутствие в местах хранения тяжелого вооружения, и сепаратистам такой же упрек.
Это трудно. Но именно благодаря этой “упертости”, в мире, который оценивает состояние нашей экономики по отчетам МВФ, а состояние войны по рапортам ОБСЕ, поняли, что никаких террористов, как мы говорим, у нас на востоке нет. Есть люди, которые хотят жить по своим правилам. Они не хуже и не лучше патриотичных украинцев, просто они исповедуют другие ценности. И тяготеют к России в ментальном, языковом и экономическом смысле. Так что надо дать им право выбора путем (пардон, за тавтологию) местных выборов.
Никакая “нормандская четверка” не тыкала бы нас носом в необходимость выполнения Минских соглашений и проведения выборов на востоке вслед за принятием закона об особом статусе, если бы миссия ОБСЕ писала, что в ОРДЛО бегают дикие племена анархистов, грабят мирное население и соревнуются в садизме в отношении пленных.
Честно скажем, было время – соревновались. И сейчас, пока “санитары” не видят, бывает. Но при миссионерах все участники конфликта стараются сохранять лицо. Война – это концентрированная жестокость, которая выворачивает все светлые и темные “внутренности” людей наизнанку.
А роль, которую исполняют безоружные патрули, можно сравнить с тем, что делали советские дружинники. При дружинниках тоже как бы стеснялись бухать, материться, хулиганить. Наличие ОБСЕ – это снижение градуса зверства на территории войны.
Если миссия свернет деятельность, как она должна бы сделать согласно мандату после гибели своего сотрудника, лучше не станет. И никакой полицейской миссии ОБСЕ, никакой миротворческой миссии ООН, никаких сил поддержания мира ЕС на линии разграничения не будет. И самой линии не будет, потому что в дурдоме “Смерть” очень быстро начнется война. Снова. Неизбежно.
У международных миротворческих структур, в отличие от нас, память хорошая, и они не забыли гибель в 2014 году 38-летнего сотрудника Красного Креста Лорана дю Паскье. Он погиб во время обстрела Донецка прямо на рабочем месте – в офисе Международного комитета Красного Креста по ул. Университетская, 80а
Информация к размышлению.
Несмотря на то, что подрыв автомобиля ОБСЕ произошел на территории ОРДЛО, ни австрийская пресса (Австрия сейчас временный председатель в ОБСЕ), ни в целом европейская, не накинулась на сепаратистов с обвинениями и даже охотно их цитирует. Такое крайне нейтральное изложение еще раз доказывает: Европа прекрасно понимает, что Украина – не святая, и ждет официальных результатов внутреннего расследования в ОБСЕ.
У международных миротворческих структур, в отличие от нас, память хорошая, и они не забыли гибель в 2014 году 38-летнего сотрудника Красного Креста Лорана дю Паскье. Он погиб во время обстрела Донецка прямо на рабочем месте – в офисе Международного комитета Красного Креста по ул. Университетская, 80а. Мы тогда пытались доказать, что это был “самообстрел боевиками” их же мест обитания, провокация, теракт, все, что угодно. И под это дело хотели даже заполучить “голубые каски” – миротворческую миссию ООН.
Но никто нам ничего не дал. Наоборот, генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун тогда заявил, что, не возлагая вину на какую-либо из сторон, “усмотрел в этой трагедии еще одно доказательство хрупкости текущего перемирия на Украине”. Более того, предупредил нас о катастрофических последствиях возобновления полномасштабных боевых действий.
Это был первый звоночек. Пан Ги Муна мы резко возненавидели, и наша доблестная дипломатия в лице представителя Украины в ООН Владимира Ельченко с тех пор его “шпыняла” до конца полномочий.
Всего же с начала 2017 года в мире были убиты около 20 специалистов по сохранению мира и оказанию помощи населению на территориях войны, из них 13 – сотрудники Красного Креста и Полумесяца. У этой организации самые большие на сегодня потери среди международных структур, занимающихся поддержанием мира.
У ОБСЕ, насколько мне известно, потерь раньше не было совсем (или были единичные, о которых не упоминается в СМИ). В основном ОБСЕ формировала военно-полицейские контингенты, которые в 1998-2002 гг. работали на Балканах, в 2011-м – в Киргизии.
Сейчас она присутствует в Молдове (по урегулированию приднестровского конфликта), Косово, Черногории, Боснии и Герцеговине, Македонии и Косово. Но нигде нет такой многочисленной и при этом невооруженной миссии, как в зоне конфликта на Донбассе. Для ОБСЕ такая миссия и по численности, и по формату беспрецедентна.
Что касается миротворческого контингента ООН, в котором мы регулярно участвуем, но себе не заполучили, то у него потери регулярные и немалые. Самые крупномасштабные потери отмечены во время операции “голубых касок” в Конго в 1960-1964 годах. Воинский контингент состоял из 20 тыс. человек, погибли 250 человек.
В 1992-1995 годах для урегулирования югославского кризиса в регионе дислоцировались силы ООН по охране (СООНО). Участвовали 39 тыс. военнослужащих, погибли 167 человек.
В 1993-1994 годах в Уганде была развернута миссия наблюдателей ООН для осуществления контроля за границей между Угандой и Руандой. Миссия из 81 наблюдателя не смогла предотвратить геноцид в Руанде в 1994 году, в результате которого погибли 800 тыс. человек. В самой миссии погибли 26 человек.