Я вырос в городке, в котором не было советской власти, милиции и «макдональдсов». Впрочем, отсутствием американского общепита в семидесятые годы прошлого века никого в СССР удивить было нельзя. А что касается советской власти, то ее заменял один человек – начальник Плесецкого космодрома, генерал-полковник… Назовем его Васильевым, поскольку фамилия никакой роли не играет. Он был царь и Бог в отдельно взятом таежном городке, который предатель Пеньковский сдал американцам. Именно Васильев занимался моим идейно-патриотическим и культурным воспитанием.
Начальник космодрома любил памятники. Поскольку он был военным, то и вкус у него был специфическим. На каждой свободной площадке, в том числе и детской, стояла ракета или какая-то ее часть. Красота. Идешь в школу, а кругом высятся различные ракетоносители. Даже урны и те были сделаны из ракетных сопел. И еще памятники: Неделину, Янгелю, тысячному спутнику серии «Космос». Это называется военно-патриотическим воспитанием.
Когда я увлекся фотографией и стал снимать различные объекты, расположенные в нашем городе, то моим воспитанием занялись вежливые дяди из особых отделов. Откуда же я знал, что красивое стеклянное здание – это институт по отработке ориентации ракет в безвоздушном пространстве или типа того? Наводишь аппарат на резкость, и к тебе сразу подбегает с десяток людей в штатском. Улыбаются, ведут в кабинет, поят чаем. Интересуются, кто послал снять именно это здание? Ах, да, хобби… Денег не предлагали? А как твоя фамилия, кто отец? Ты ничего не имеешь против, если мы засветим пленку? Против? Говоришь, там снимки твоих одноклассников? Давай тогда мы ее быстренько проявим и посмотрим, что у тебя получилось. Один раз мне не только проявили пленку, но даже отпечатали снимки. Все, кроме стеклянного здания, где занимались отработкой правильной ориентации боеголовок.
В принципе, можно было не тратиться на фотохимикаты, но после каждого подобного случая отца вызывали куда надо и объясняли основные принципы воспитания подрастающего поколения в режимных условиях. Затем воспитывали меня. Удовольствия было мало, и я повадился снимать природу. На майские праздники мы с друзьями шли в тайгу. По местам боевой славы. Это был формальный повод. На самом же деле мы выходили в район, где падали отработанные ракетные ступени. По легенде, там можно было найти несгоревшие куски ракетного топлива. Если его зажечь с помощью хитрого приспособления – иголка, резиновая груша от флакона с одеколоном и зажигалка, то выгорало все. Даже земля. Поскольку мы ни разу ничего не находили, то проверить данную легенду не удалось.
Зато удалось познакомиться с майорами, которых почему-то интересовало, какого хрена я шатаюсь около площадки и снимаю системы заграждения? Они были менее вежливыми, чем представители института по отработке чего надо, и норовили разбить аппаратуру о ближайшую сосну. Приходилось делать ноги. Причем, очень быстро. Романтика, одним словом.
Сидишь около костра, пьешь за день Победы какой-то кисляк, и вдруг рядом раздается голос: «Готовность номер один. Зелимханов, твою мать, ты куда это п…? А ну с… на х…!!». Значит, на 111 площадке опять серию «Космос» осваивают. Ты проникался сопричастностью к чему-то важному и ответственному.
А генерал Васильев занимался нашим патриотическим воспитанием непосредственно по месту жительства. К очередной годовщине Победы он украсил наш город невероятным памятником. Ничего подобного я никогда не видел и, скорее всего, больше не увижу. Это была на редкость креативная задумка. Около кинотеатра с соответствующим космодрому названием – «Планета» военные строители всего за неделю возвели трехэтажное кирпичное здание. Затем пригнали экскаватор, роту узбеков и стали его изощренно ломать. В завершение этого необычное мероприятия все облили соляркой и подожгли. С соляркой узбеки переусердствовали, и загорелся «уазик» зама по тылу, который приехал контролировать процесс. Тогда я впервые увидел, как взрывается бензобак. Это было красиво. К счастью, никто не пострадал.
Затем появился скульптор, которого все звали Хачиком. Наверное, за то, что он был ярко выраженным лицом кавказской национальности. Это был прапорщик, который по личному указанию генерала Васильева занимался монументальной структурой. Поэтому и Неделин, и Янгель, и даже Ленин, который указывал рукой на 111 площадку, очень смахивали на типичных кавказцев. Хачик развил бурную деятельность. Он стал украшать развалины скульптурными композициями. Работа велась ночью в обстановке строжайшей секретности.
Кстати, на секретности в нашем городке были просто поведены. Чтобы сбить с толку проклятое ЦРУ, даже номера школ и магазинов были «зашифрованы». Например, у нас было всего три школы, которые значились под номерами 1, 9 и 12. Допустим, поймает иностранный шпиен пионера и станет его пытать: а ты где учишься? А пионер скажет: в двенадцатой. Информация поступит в аналитический центр АНБ, где сделают вывод: в этом военном городке двенадцать школ. Или возьмем магазины. Был овощной под номером двадцать, продуктовый №18 и универмаг №42. Понятное дело, что иностранные разведки с ума сходили, когда слушали разговоры жен офицеров, обсуждающих, в каком магазине что «выкинули». И еще был прикол на переговорном пункте. Допустим, ты идешь звонить родственникам. Как только в разговоре прозвучит реальное название города – Мирный, связь тут же обрывается.
И вот в обстановке строжайшей секретности прапорщик по прозвищу Хачик завершал возведение мемориала по случаю годовщины Дня Победы. Открытие происходило, как положено, девятого мая семьдесят лохматого года. Мне не повезло – волевым решением директора школы я был назначен в почетный караул. Символизировать связь поколений. Стоять надо было вокруг творения Хачика и узбекского стройбата. На каждом посту – три человека. Пионер, комсомолец и военный срочной службы с автоматом. Я был в центре, но с тыльной стороны мемориала. Он (мемориал) поражал воображение. В центре висела вывеска «Gestapo». Эту вывеску в едином порыве сбивал правой ногой двухметровый бетонный красноармеец. В одной руке у него был автомат Калашникова. В другой – женщина в легком, плотно облегающем платье с крайне сексуальными разрезами в виде дырок. Насколько можно было судить, Хачик лепил ее прямо по мотивам своих ночных фантазий. Бюст у нее был внушительный. Рука солдата, лежащая… ну, за что обычно держат женщину, когда несут? – был проработана с особой тщательностью. Сразу было видно, что боец получает несравненное удовольствие от этого процесса. Именно поэтому его лицо выражало глубокую степень удовлетворения на грани оргазма.
Чуть ниже была расположена живописная группа советских солдат, которая разбиралась с пойманным гестаповцем. Особенно хорошо Хачику удалось передать динамику удара в пах. Еще один боец лупил фрица по его поганой фашисткой морде прикладом автомата. Все было настолько реалистично сделано, что чувствовалось: еще немного и посыпятся зубы. Видимо, скульптор в качестве натурщиков использовал старослужащих, воспитывающих молодых. Еще один боец выводил группу пленных через боковую дверь. В бойце легко было узнать самого Хачика, который изобразил себя богатырем с орденом Победы на гимнастерке. В группе пленных немцев почему-то было много армян с характерными носами. Наверное, Хачик не любил эту нацию. И, наконец, сзади, непосредственно над тем местом, где я нес почетную вахту, свешивался из окна «погашенный» фриц. Он был в каске. Его руки безвольно свисали из окна. В одной из них он крепко сжимал огромный окровавленный тесак. Капли крови стекали с лезвия, на котором было написано немецкими буквами: «ДМБ». Через несколько дней нож исчез, а вместо него немцу засунули бутылку из-под водки. Сам мемориал был огражден колючей проволокой в три ряда, что, впрочем, ничуть не мешало пионерам устроить там позже место для курения.
Творение Хачика, вокруг которого несли почетную вахту пионеры и комсомольцы, просуществовало меньше месяца. В Мирный приехал главком РВСН, прошелся по улицам, постоял около мемориала. Потом намекнул Васильеву: городок красивый, чистый, только около кинотеатра мусор. Васильев намек понял, и в считанные часы монументальная композиция исчезла в неизвестном направлении.
Надо отдать должное начальнику Плесецкого космодрома – он увлекался не только памятниками. Иногда ему удавалось организовать культурный отдых для жителей Мирного. С помощью своих московских связей Васильев завлекал к нам деятелей искусств. Даже концерт Кобзона организовал. Завлечь такого человека в тайгу – это особое искусство. Более того, в один из апрельских дней, когда начинает таять снег, стало известно, что к нам приезжает Евгений Леонов. Билеты на так называемый творческий вечер раскупили мгновенно. Это было супершоу. Круче Майкла Джексона. Я тоже должен был пойти. У меня до сих пор сохранился билет. Но концерта не было. Накануне выступления Леонова на старте взорвалась ракета. Взрыв был настолько сильным, что в военном ателье «Витязь» сработала сигнализация. По городу поползли слухи. Говорили о десятках солдат и офицеров, сгоревших заживо. Пусковую смену заплавило в бункере. Госпиталь был переполнен обоженными. Нам об это ничего говорили. Спустя несколько дней город прощался с погибшими. Их было решено захоронить на выезде из города. Там уже стоял монумент офицерам, которые погибли во время другого испытательного пуска. Мраморные плиты сняли и вырыли сорок пять могил. Офицеры и прапорщики, солдаты срочной службы, от которых практически ничего не осталось. Только фотография в алюминиевой рамке. Родственникам не могли даже выдать тела. Их не было. Сгорели. Я помню, как кричали женщины в национальных одеждах, которые приехали хоронить своих сыновей. Потом в городе появилось много офицеров, которые ходили в черных перчатках и пытались спрятать обожженные лица, поглубже нахлобучив фуражки. Затем они исчезли…