Как пишет историк Тони Джадт, «становится ясно, что Америка и Европа – не два этапа исторического пути, на котором европейским странам нужно готовиться к тому, чтобы дать ответ на американский опыт или унаследовать его по прошествии известного срока. Речь идет о двух по-настоящему различных уголках мира, и очень возможно, что они будут развиваться в разных направлениях».
Даже правоконсервативный лагерь, который всегда с презрением относился к этой декадентской и левацкой Европе, начинает считаться с реальным существованием этой новой державы. «Очень легко зубоскалить по поводу Европейского союза, – пишет Артур Уолдрон в последнем номере журнала «Commentary». – Но это значит недооценивать серьезности намерения Европы стать единым целым».
Это не только дебаты в узком кругу заокеанских интеллектуалов. Простые американцы, которые, как часто утверждают, даже не могут найти Европу на карте, выражают свое отношение к рождающейся новой державе. Год назад, судя по результатам опроса, проведенного Фондом Пью, каждый второй американец считал, что Европейский союз, равный по мощи США, – это «плохо». Однако результаты другого опроса, недавно проведенного Фондом Джермана Маршалла, показывают, что два американца из трех считают «весьма желательным» или «скорее желательным» «прочное лидерство» Европейского союза в мире. Согласно тому же опросу, 54% американцев выступают за более тесные отношения между США и Европой. Лишь 12% опрошенных считают, что Франции и Германии следует изменить свою политику, чтобы сделать ее более близкой к позиции Америки.
Американские политики, руководители фирм, биржевые трейдеры – все признают, что времена изменились. Вот что сказал, например, спикер палаты представителей, когда Евросоюз заставил Вашингтон отменить налоговые льготы для транснациональных корпораций: «Мы совершили революцию 230 лет назад для того, чтобы европейцы перестали указывать нам, как собирать в стране налоги… Но факт в том, что Европейский союз и ВТО держат что-то вроде дамоклова меча над нашими головами. Нам это не нравится, но мы должны делать то, что нам указывают европейцы».
В дипломатическом плане администрация, похоже, также сделала шаг навстречу Европе: об этом свидетельствуют турне Кондолиззы Райс и предстоящий через две недели визит Джорджа Буша. Конечно, война в Ираке разделила европейские страны и напомнила, что политический союз далеко еще не стал реальностью. Но она также продемонстрировала бесплодность американской политики, явно направленной на внесение раскола в ряды европейцев. Знаменитый призыв «наказать Францию, проигнорировать Германию и простить Россию», приписанный Конди Райс, является достоянием прошлого, а сама Райс, став госсекретарем, сделала своими помощниками людей, которые знают европейцев как свои пять пальцев и пользуются их уважением.
«Два фактора сыграли свою роль, – пишет Саймон Серфейти, директор отдела Европы Центра международных стратегических исследований. – Это осознание того, что европейский потенциал может оказаться полезным, и признание американцами пределов имперской мощи: раз уж без союзников не обойтись, ими нужно сделать европейцев».
Не будем также забывать, что политика раскола проводилась вопреки здравому смыслу: Джорджу Бушу не только не удалось столкнуть между собой Францию и Германию, но он не смог даже достойно вознаградить тех, кто ему помог. Тони Блэр, совершивший визит в Вашингтон в ноябре, так ничего и не получил по Ближнему Востоку, поляки до сих пор ждут смягчения визового режима для своих граждан, а итальянцы рассержены тем, что Буш не приедет в Италию в феврале. «Мы умеем наказывать врагов, но не умеем вознаграждать друзей», – иронизирует по этому поводу Саймон Серфейти.
Насколько реален этот поворот? «То, что Буш едет в Брюссель, чтобы встретиться одновременно со всеми европейскими странами, есть весьма позитивный момент. Раньше он поехал бы в НАТО, а не в ЕС». Однако насколько искренни эти жесты, судить еще рано. Конечно, идея о том, что Европа может оказаться полезным союзником, пробивает себе дорогу. «Уже несколько недель я слышу в Вашингтоне восторги по поводу сотрудничества между американцами и европейцами в таком вопросе, как вопрос об Украине», – пишет Джон Глейн из Фонда Джермана Маршалла.
Но двойственность американской позиции (взять, к примеру, случай Ирана) остается очень заметной. Если и имеет место зарождение Европы как державы, то этот процесс идет медленно, а тем временем многочисленные консерваторы сохраняют недоверие к Брюсселю. Дональд Рамсфелд, например, в 2001 году заявлял, что «нет никакой Европы – есть лишь территория, занятая определенным количеством государств», но в то же время яростно выступал против создания независимой европейской военной структуры.
С одной стороны, американцам импонирует процесс объединения народов, в чем-то схожий с тем процессом, который они сами пережили триста лет назад. С другой – они часто выражают скепсис по поводу «европейской модели». «Некоторые смотрят на сегодняшнюю Европу и видят в ней неудачную модель, которая движется к кризису», – замечает Джонатан Роуч из «National Journal», который считает, что нынешнее восхищение Европой сродни восхищению, которое в 80-е годы внушала Япония. Многие, и не только в окружении Буша, продолжают думать, что это европейские страны должны реформировать свою экономику (читай: придать ей американскую эффективность), чтобы добиться таких же темпов экономического роста, каких добились США.
Не будем говорить о консервативной Америке, для которой Европа, становящаяся все более «социалистической», является скорее пугалом, чем моделью. Достаточно только прислушаться, чтобы заметить, насколько велико различие между Старым и Новым Светом. Вот лишь два из тысячи примеров, взятых из событий прошедшей недели.
В Давосе актриса Анджелина Джоли сказала, что наше поколение будет «первым, имеющим средства, науку и технологию, позволяющие покончить с бедностью», выразив тем самым чисто американскую веру в безграничные возможности технического прогресса.
В Нью-Йорке левый сатирик Джон Стюарт, чье «Дневное шоу» едко высмеивает американскую политику, скептически отозвался о намерении европейских стран запретить свастику: «Самый лучший способ сделать еще более притягательным то, что хотят запретить, – объявить это незаконным». Между тем на Бродвее мюзикл Мела Бруклина «Продюсеры» изобилует изображениями свастики, а актеры распевают песенку «Весна для Гитлера» (Springtime for Hitler in Germany)…
Пусть не согласится с этим Джереми Рифкин, но вопрос заключается не в том, хотят ли американцы или должны ли они принять «европейскую модель». Все проще: Америка 2005 года начинает считаться со строящейся Европой. И вопрос, заданный четыре года назад в шутливой форме, сегодня звучит самым серьезным образом: «Желаем ли мы успеха Европейскому союзу?»