У Александра Задорожнего достаточно любопытная политическая специализация. Он является постоянным представителем Президента в Верховной Раде. Работа, прямо скажем, хлопотная и нервная. Предыдущий постпред главы государства – Роман Безсмертный – наверное, не выдержал напряжения и решил делать свою собственную политическую карьеру в блоке «Наша Украина». Задорожний признает, что его деятельность вписана в жесткие рамки, но, тем не менее, в беседе с журналистами «Телеграфа» он рассуждал достаточно откровенно, без «бюрократического налета», характерного для многих должностных лиц страны. Наверное, сказывается длительная юридическая практика, предполагающая единство точности и свободы формулировок.
7 декабря лидеры фракций и групп парламентского большинства (ПБ) подписали с премьером Виктором Януковичем политическое соглашение о сотрудничестве и солидарной ответственности. Что это: джентльменский договор, юридический документ или нечто третье?
— На мой взгляд, при анализе природы данного документа проявляются две крайности. С одной стороны, если явная юридическая природа этого соглашения не прослеживается, то, следовательно, и никакого значения оно не имеет. С другой стороны, все-таки речь идет о жестком правовом документе. На самом деле истина находится где-то посередине.
Совершенно очевидно, что Конституция Украины не предусматривает возможности подписания договора между правительством и парламентским большинством. В соответствии со статьей 9 Основного Закона, ни один орган государственной власти не связан никакими договорами, кроме внешнеполитических. Исходя из этого, и появилась идея политического соглашения. Для понимания ее сути необходимо проанализировать развитие ситуации в стране. Как известно, состоялось формирование коалиционного правительства. Напомню, что впервые в новейшей истории Украины эта идея была сформулирована Президентом 24 августа в его телевизионном обращении к нации в связи с 11-й годовщиной Независимости страны. Глава государства четко обозначил следующую формулу: формируйте парламентское большинство, предлагайте состав коалиционного правительства. Так и произошло.
Большинство предложило Президенту состав правительства. Леонид Данилович, как известно, не со всеми кадровыми предложениями согласился. Были дискуссии по некоторым кандидатурам, кое-кого отклонили… Но хочу подчеркнуть, что глава государства действовал в конституционных рамках, зафиксированных в статье 106 Основного Закона. Там сказано: Президент с согласия Верховной Рады назначает премьер-министра, без согласия ВР, а по представлению премьера назначает членов правительства. Именно эта ситуация и была отображена в политическом соглашении. Фактически процесс появления кандидатов на высокие должности в правительстве стал не тайным, а перешел в публичную плоскость. Раньше ведь как было? Откуда-то из кулуарных глубин появлялись соискатели постов, их «всплытие» связывали с действиями тех или иных сил, работавших в закрытом режиме. В настоящее время процесс формирования коалиционного правительства стал публичным и прозрачным. И в политическом соглашении, подписанном премьером и парламентским большинством, нашли свое отражение именно политические договоренности. Это и есть содержание данного документа.
В парламентско-правительственном соглашении часто употребляется понятие «солидарная ответственность». Какова, на ваш взгляд, природа этой ответственности? Ведь Кабинет министров оказался «нарезанным» на фракционные секторы: каждая парламентская группировка отвечает за действия своего представителя.
— Да, опасность превращения правительства во фракционное действительно есть. Представьте себе следующую ситуацию: одна фракция большинства «встает на дыбы», отказывается голосовать, и начинаются разговоры о том, что у нас нет большинства, Кабмин не имеет поддержки парламента и так далее. Такая угроза реально существует, и Президент, кстати, упомянул о ней в своем выступлении в Мариинском дворце. На мой взгляд, механизмом устранения данной опасности является сохранение порядка назначения членов правительства, предусмотренного Конституцией.
Обратите внимание: у нас изначально была идея подписания соглашения членами правительства от фракций большинства, которые принимали участие (за исключением «Народного выбора») в формировании кабинета, и лидерами этих фракций. Однако мы вовремя спохватились, поскольку не следует горячиться: никто еще не менял Конституции. А в ней четко сказано: Президент назначает министров, а премьер представляет их кандидатуры. И сохранение этого конституционного механизма должно гарантировать единство правительства. Премьер все-таки является руководителем Кабинета министров, и именно в нем — как в политической фигуре — должна проявляться квинтэссенция интегральности подбора правительственной команды. Понятно, что таким образом мы делаем премьер-министра основным участником переговорного процесса и политических согласований. Также понятно, что это непросто будет сделать. Кроме того, сказав о солидарной ответственности, мы все прекрасно понимаем, что ни грана ответственности Верховной Рады в ней нет. Есть исключительная и серьезная ответственность правительства. Потому что при сохранении тех механизмов, которые выписаны сегодня в Конституции и законодательстве, только ВР большинством голосов может поставить вопрос об ответственности правительства и отправить премьера и, соответственно, Кабмин в отставку. И, скажите пожалуйста, какой существует механизм обратного влияния — со стороны правительства на парламент?
Да в общем-то никакого. То есть если говорить о солидарной ответственности, то речь идет о политической ответственности ВР перед избирателями. И только в том случае, когда Рада сама берет на себя обязательства по обеспечению законодательной базы для деятельности правительства…
— Поэтому я особо и не преувеличивал бы юридические моменты. Однако, с другой стороны, грубо говоря, ну и что, что нет правовой основы? Ведь мы все равно это сделали. Ну и что, что такой шаг не предусмотрен в Конституции? Мы же действовали во благо. Сегодня всем понятно (это признает даже разумная часть парламентской оппозиции), что без соответствующей опоры в ВР правительство обречено на провал. Если эта опора в лице большинства создана и при условии сохранения определенного представительства в Кабинете министров, учета интересов и приоритетов всех участников ПБ будет действовать, то, значит, и весь новый механизм власти станет эффективно работать.
Вы можете сказать, что политическая реформа пошла де-факто, и теперь осталось только проявить политическую волю и оформить это соглашение соответствующими изменениями в Конституции?
— Да. Мне просто об этом говорить, поскольку я один из авторов законопроекта о парламентском большинстве, который представлял Верховной Раде в 2000 году. Меня тогда всем залом критиковали.
Александр Викторович, вам не кажется, что процесс фракционного квотирования при формировании правительства прошел слишком жестко? Похоже, начинается какое-то нехорошее брожение, поскольку очень сложно оценить должности и «вписать» их в квоту.
— Это опять-таки только вопрос договоренностей. Ведь, в принципе, механизм квотирования использовался у нас изначально. Скажем, в большинстве, когда оно создавалось, мы согласовали фракционные квоты и алгоритмы их определения. И всегда делали оговорку: все делается только по договоренности, но если не удастся договориться, то будем применять арифметику, статистику, квотирование.
Следовательно, впервые власть в стране распределяется по квотам…
— А я и не вижу другого механизма. Ведь трагедия нынешнего правого политикума заключается в том, что у нас нет явно признанных лидеров. У нас нет тех людей, которые были бы способны своим авторитетом снять претензии всех других и, грубо говоря, заставить их во имя политического будущего приносить жертвы. Вот, к примеру, мы беседовали с представителями оппозиции. Им все ясно: они готовы принести себя в жертву, потому что у них есть явный лидер. Они его лелеют и ради его политического будущего согласны отказаться от многого. В правоцентристском спектре такого признанного лидера нет. Создать такого лидера — наша главная задача.
Что, харизматиков среди «большевиков» мало?
— Ну, я так не думаю. Это вопрос не столько харизмы, сколько нашей философии: исходить из того кадрового потенциала, который есть под рукой. В результате мы сами выходим на квоты власти. С другой стороны, как можно объективно оценить соотношение министр транспорта — министр финансов? Кто «дороже», ценнее? Вот сейчас министр транспорта удачный, и все признали — лучше Георгия Кирпу не трогать, потому что за многие годы мы не видели более эффективного руководителя. Таких примеров можно привести очень много. Поэтому определенная формализация нужна исключительно для того, чтобы облегчить процесс. Я бы ее не абсолютизировал, но так или иначе, есть два объективных показателя при определении чьих-либо квот. Первый — это количество членов фракции. Второй — «важность» министерства. Весьма условный показатель, но очень важный в перспективе: чем ближе выборы, тем большую роль начинают играть другие факторы — наличие структуры в министерстве, возможности влиять на электоральные настроения граждан. Вот если соотнести упомянутые показатели, то мы и получаем систему градации, которая была использована для облегчения достижения договоренностей. Плохо ли, хорошо ли — это покажет следующий месяц.
Передел должностей глав комитетов — это что: укрепление большинства и закрепление солидарной ответственности путем кадрового перераспределения либо стремление взять на себя всю полноту ответственности, как и заявил Президент? Либо, может быть, это третий вариант — месть оппозиции: дескать, мы вам покажем, пощады не будет?
— Это и стремление окончательно взять на себя ответственность по всем вопросам, и желание определенных сил выкопать ров между оппозицией и большинством, чтобы четко ее (оппозицию) обозначить. Я поддерживаю такой подход, потому что нельзя быть полуоппозиционным: если коалиционное правительство сформировано, то давайте определяйтесь — либо вы с нами, либо против нас. Третьего не дано. Поэтому перераспределение комитетов — достаточно сложная процедура, которая, к тому же, очень неоднозначно воспринимается в парламенте. Действительно, многие главы фракций сомневаются в том, стоит ли проводить «комитетский передел» только в рамках большинства, которое, в определенной мере, остается виртуальным — на бумаге все в порядке, а как дело доходит до голосования, то возможны варианты… Кроме того, оно у нас «тихое». В ПБ нет «буйных» депутатов. Все «буйные» — в другом лагере. К примеру, достаточно было одного Александра Ельяшкевича, чтобы поставить на уши всю Раду прошлого созыва. В большинстве таких «боевых» людей нет. Зато есть очень простая сравнительная статистика: для того чтобы принять решение, нужно 226 человек, а для того чтобы поставить на уши всю Верховную Раду и не дать ей работать, достаточно десяти. Они блокируют трибуну, вырывают микрофон. Поэтому возможность срыва работы парламента и останавливает объявление ПБ наступательной войны против оппозиции. Это вполне реальная угроза: можно заблокировать работу в парламенте до следующей сессии и, думаю, дальше, если поспешно и непродуманно перераспределим комитеты. С другой стороны, есть и некоторые обстоятельства, которые говорят в пользу «комитетского передела». Первый момент: надо дать «конфетку» тем, против кого нередко проводилась политика кнута и пряника. Так вот: где «пряник» для своих? Нет «пряника». Мы долго действовали принуждением и убеждением, а нужны и другие, позитивные стимулы. Передел комитетов — это момент задействованности, сплоченности. Это плюс, который мы стремимся использовать. Второй момент — внутрипарламентские механизмы должны учитывать очень сложный состав большинства. На сегодняшний день, и все обращают на это внимание, «Единая Украина» значительно лучше по качественному составу, чем списочная «Наша Украина». В ней собраны парламентарии настолько самодостаточные, что говорить об управлении ими лидерами фракций — это выдавать желаемое за действительное. Но таких депутатов с помощью определенных механизмов следует привлекать к работе, заинтересовывать. Деньги? Думаю, что вряд ли такой стимул сработает. Для подавляющего числа представителей парламентского большинства более важен момент сопричастности. Исходя из собственного опыта, могу сказать, что ситуацию сопричастности можно создать только путем распределения должностей с целью привлечения депутатов к работе. В общем, есть много минусов у варианта с перераспределением комитетов ВР. Но есть и много плюсов. Если же глобально подойти к данной проблеме, то именно с помощью нового распределения должностей в Раде и создания стройной системы власти мы найдем ответ на вопрос: кто же наш кандидат в президенты? Сформировав эту систему, окончательно ее оформив, мы придем к тому, что она должна будет «выработать» кандидата.
Планируется ли с помощью нового перераспределения комитетов привлечь в большинство оппозиционных депутатов? Так сказать, должность в обмен на переход в другой лагерь…
— Это достаточно сложный процесс. Я бы не хотел, чтобы в большинство пришло сразу десять глав комитетов. Можно поломать весь процесс. Важным является то, что, например, Василий Хара не просто вышел из фракции КПУ. Он же написал заявление о вступлении в большинство и уже является членом фракции «Регионы Украины». Не скрою, очень долго обсуждался вопрос о главе Комитета национальной безопасности и обороны, который пока возглавляет коммунист Георгий Крючков. Георгий Корнеевич — уважаемый человек, эффективно работает. Но все же было принято решение: для того чтобы Крючков оставался на своей должности, он должен стать членом большинства. Даже, не выходя из Коммунистической партии, написать заявление о вхождении в парламентское большинство. Есть договоренность о том, что посты глав комитетов действительно сохраняются, но только за теми депутатами, которые входят в большинство.
Случай с Крючковым демонстрирует биполярность парламентской системы: большинство—меньшинство. В последнее время ведутся разговоры о создании «промежуточной фракции», которая бы «зависла» между двумя полюсами. Такое возможно?
— Эта идея носит подрывной характер по отношению к ПБ. Она имела бы право на существование, если бы не коалиционное правительство, которое сформировано на основе уже существующего большинства. Сейчас говорят о том, что такая свободная фракция необходима для того, чтобы дать возможность депутатам выйти из «Нашей Украины», не вступая в парламентское большинство. К чему это приведет? Фракция «высосет» людей и из «Нашей Украины», и из большинства. Кроме того, у тех представителей ПБ, которые захотят вступить в новую группу, появляется некий «мостик в будущее». Если у нас нет своего кандидата в президенты, то зачем ссориться с уже имеющимся? Кстати, я тоже всем задаю этот вопрос. До тех пор, пока у большинства нет своего кандидата, то происходящее напоминает шахматную партию, в которой можно сделать очень много ходов, но в конце все равно получить мат.
В общем, идея создания «свободной» фракции хороша, но ее реализация может привести к коммерциализации парламента. Этот процесс нам удалось застопорить самим фактом голосования за премьера Виктора Януковича только в рамках большинства. Мы поставили точку в разговорах о том, сколько кому было заплачено. Да никому не платили. Президент сказал — и 234 депутата, входящих в большинство, проголосовали «за».
Вы сами признали, что вопрос о кандидате в президенты от большинства стоит достаточно остро. Скажите, какие необходимо сделать шаги, чтобы «вырастить» такого претендента?
— Необходимо учитывать целый комплекс факторов, которые трудно прогнозировать. Может ли быть единый кандидат от правоцентристских сил? Есть варианты. Вот, например, спикер Владимир Литвин гипотетически рассматривался как возможная кандидатура. После назначения Виктора Януковича появляется другой, очень сильный кандидат. Это закономерно, поскольку он занимает пост премьера. Срабатывает ментальность украинского народа: многие не знают фамилии главы КМ, но премьер стабильно имеет рейтинг в 14%. Поэтому автоматически нынешний руководитель правительства попадает в список кандидатов. Но, повторяю, идет поиск…
Зачем Президент сегодня насыщает структуры власти сильными личностями? Это политическое тестирование возможного преемника? Или выстраивание системы сдержек и противовесов?
— Это метод сохранения сильной власти. Ведь в последний год происходило эмоционально-психологическое старение власти. Кроме того, не следует забывать о том, что это последняя каденция действующего Президента. Вспомните, что происходило с Биллом Клинтоном… В конце второго срока все смотрели «сквозь» него. А нашему Президенту удалось создать мощную, дееспособную власть. И соглашение о солидарной ответственности является одним из инструментов укрепления власти. Кроме того, оно направлено и на отработку механизма преемственности. Ее возможно обеспечить или с помощью преемника, или путем проведения конституционной реформы. Я склоняюсь ко второму варианту. Можно много рассуждать на эту тему: готовы мы к такой реформе или нет, успеем — не успеем… Главное то, что при наличии политической воли конституционная модернизация является абсолютно реальной. А наличие такой воли гарантировано тем, что во власть пришли самые сильные, самые мощные фигуры. У них просто нет другого выхода. Или работать вместе, или же остаться ни с чем. Они должны осознавать: президентская электоральная лотерея намного хуже, чем возможность зафиксировать свое пребывание в политической конфигурации с помощью конституционной реформы.
Давайте вспомним российскую дискуссию по поводу реформирования Основного Закона. Проблема была обозначена очень четко: если есть реальный кандидат — значит, должна быть президентская республика, нет — тогда реализуется парламентский вариант.
И напоследок традиционный вопрос: сформулируйте ваше кредо. Вот кто такой политик Задорожний?
— Знаете, моя должность очень жестко определяет формат поведения. Я уже стал профессиональным представителем Президента.
В беседе принимали участие Владимир Скачко, Александр Юрчук