К осени 2001 года Соединенные Штаты начинали смутно ощущать примерно то же, что они по второму кругу ощущают сегодня – что на всякую гульбу есть свое похмелье. Большую часть 90-х годов Федеральная резервная система на пару с правительством США подхлестывали экономику денежными накачками и дешевыми кредитами. Эти деньги потоком шли на биржевые спекуляции, а финалом каждого спекулятивного бума бывает крах. И этот крах начался за полтора года до терактов.
К весне 2000 года биржевые индексы вышли на максимум. Индекс Dow Jones был вчетверо выше, чем за десять лет до того, и почти достиг 12000. Сейчас, одиннадцать лет спустя, этот индекс после всех спадов и подъемов на 5–10% ниже, чем тогда. Индекс S&P 500 в марте 2000-го перевалил через 1500. Сегодня он меньше на 20–25%. NASDAQ, индекс высокотехнологичных компаний, в том же марте 2000-го превысил 5000. Сейчас он вдвое меньше.
Начавшееся весной 2000-го падение акций, и в особенности акций самых модных, современных и высокоумных предприятий, стало первым действием экономической драмы. Второе действие началось в следующем, 2001 году. Вниз пошло производство. От первого квартала и до третьего оно снижалось. Как раз до того сентября.
Разумеется, ФРС и правительство США не сидели сложа руки. Тогдашний шеф ФРС Гринспен совместно сначала с Клинтоном, а потом со сменившим его Бушем делали приблизительно то же, что сейчас Бернанке и Обама, – закачивали в экономику деньги, стараясь остановить спад и не дать ему проделать свою очистительную работу.
Но только происходило это в масштабах, несравнимо более скромных, чем нынче. Им тогда еще просто не приходило в голову, что собственную экономику можно разрушать так смело и решительно, как это делается теперь.
Ведь федеральный бюджет Соединенных Штатов сводился в ту пору с профицитом, и резко переключаться на дефицитное финансирование выглядело чем-то не совсем ловким. Госдолг США в 2001-м составлял смешные по нынешней мерке 57% ВВП, но, поскольку в предшествующие годы его не увеличивали, а сокращали, то приниматься вдруг его раздувать казалось дурным тоном. Все эти сдержки и противовесы не давали властям по-настоящему разгуляться, и дело шло к тому, чтобы американская экономика более или менее нормальным образом прошла через спад, исправила свои ошибки и после оздоровления возобновила рост, не злоупотребляя финансовыми наркотиками и не втягивая в их употребление других.
И тут грянули теракты 9/11. И провели черту, за которой все, что раньше было запрещено, стало дозволено. В военное время не стыдно жить в долг и совершенно нормальное дело – сводить бюджет с дефицитом.
Враги пытались выставить Америку слабой и постаревшей, и ответить им было решено не только карающими ударами, но и немедленным восстановлением процветания, а по возможности, и подъемом жизненного уровня. «Война с терроризмом, которую мы ведем, заключается еще и в обеспечении быстрого экономического роста», – сказал президент Буш. Одновременно с крутым увеличением военных и прочих расходов резко снизили налоги, уменьшили до предела процентные ставки, списали долги. Пробил час Алана Гринспена, виртуоза финансовых манипуляций.
И ведь казалось, что получается. Охватившие общество гнев и подъем – все, что вместе с войной придает энергию и осмысленность деятельности, в том числе и хозяйственной, – все это, казалось, одним махом вытащило американскую экономику из трясины. Уже в ноябре 2001-го налицо были все признаки хозяйственного роста. Кризис не был преодолен путем прохождения через обычные его фазы. Его просто отменили. Ему не было места в новой действительности.
Американские власти стали тратить деньги в масштабах, не виданных со Второй мировой войны. Тогда это избавило Соединенные Штаты от застарелой депрессии, а затем сделало их вершителями судеб мировой экономики. Но успешно повторить это гигантское усилие уставшая и заевшаяся сверхдержава уже не могла. Последствия опять были глобальными, однако совершенно не такими, как в тот раз.
Еще быстрее, чем прежде, в годы после 9/11 поднимался Китай, который стал главным заимодавцем Соединенных Штатов и хозяином их потребительского рынка.
Европейские державы, хотя и не очень разорялись на войны с «Аль-Каидой» и Саддамом, но зато немедленно переняли новую американскую привычку жить в долг, подготавливая для себя нынешний кризис государственных обязательств.
Изготовляемые в Америке легкодоступные деньги разделились на три потока – на оплату китайского импорта, на спекуляции на рынке жилья и на раздувание пузыря на мировом нефтяном рынке.
Нет причин объяснять великий нефтяной бум временным падением нефтедобычи в побежденном Ираке: производителей нефти в мире много, и любого отпавшего экспортера всегда найдется кому заменить. Но иракская война напомнила, что нефть – отличный объект для спекуляций, а Федеральная резервная система обеспечила эти спекуляции невероятными массами денег. Своя доля этих денег досталась и российской казне. И доля увесистая. Если бы нефтяная цена осталась на уровне 2001-го, где-нибудь около $20 с небольшим за баррель, то общая российская выручка от экспорта энергоносителей была бы за последние десять лет на $1 трлн меньше.
Невысказанная мысль, положенная Америкой в основу ее антитеррористической войны, – вести серьезную борьбу, обходясь без серьезных лишений, – была насквозь утопична. Утопична была и сопряженная с этим надежда на экономический расцвет, порождаемый не упорством и экономией, а транжирством и финансовыми наркотиками.
К 2008 году упраздненный, казалось бы, хозяйственный кризис накатил с новой силой. Но это вовсе не стало повторением безобидных трудностей 2000–2001 годов. За годы, прошедшие после терактов, полностью изменились представления, что позволено делать со своей экономикой, а что нет. Изменилось и общество, привыкшее к тому, что половина государственных бюджетных трат покрывается деньгами, взятыми взаймы.
И если воинственный президент Буш за восемь лет правления увеличил американский госдолг на четыре с чем-то триллиона (что совпадает с приблизительной ценой афганской и иракской войн), то его миролюбивый преемник Обама за неполные три года успел нарастить этот долг еще на пять триллионов, растранжирив их на бессмысленную и бесперспективную «войну с кризисом».
Возвращаясь через десять лет к исходной точке, Америка начинает осознавать, что за не расхлебанную когда-то кашу все-таки надо будет браться. Или придумывать какую-нибудь хитрость, чтобы ее расхлебали другие. Но это уже тема не прошедшего десятилетия, а нынешнего.
Сергей Шелин, независимый обозреватель