Владимир Шуба — один из немногих прокуроров независимой Украины, сохранившихся с «первой волны». Прокуратура Днепропетровской области напоминает часовой механизм, в котором все детали работают в быстром, отлаженном ритме: начиная от водителей и секретарей и заканчивая самим прокурором и его замами. Шуба гордится пополнением из молодых следователей, категорично заявляет, что профессия для него — святое, и должности, пока он тут, продаваться не будут, а также совершенно четко знает: есть желающие заплатить большие деньги, чтобы поменять команду в прокуратуре области…
Недавно коллегия Генеральной прокуратуры Украины направила Президенту, Верховной Раде, Министерству юстиции предложение об изменении порядка назначения и увольнения Генерального прокурора и инициативу об отнесении органов прокуратуры к судебной ветви власти.
— Во-первых, при наличии требований закона о прокуратуре я не имею права обсуждать то, что принято коллегией Генеральной прокуратуры. Раз такое решение принято — значит, принято. И я обязан подчиниться, потому что у нас есть вертикаль прокурорской системы. Во-вторых, это лишь предложение, оно еще будет вынесено на рассмотрение Президента, Верховной Рады, и как решат, будет видно. Мы о своих рекомендациях по данному вопросу писали в Генпрокуратуру, они в некоторой мере отличаются от той концепции, которая направлена Президенту. Мы, безусловно, за демократические изменения в государстве. Они должны касаться правоохранительных органов, но прокуратура — это око государево. Поэтому она не может быть ни в системе судебной, ни в системе исполнительной власти. По закону у прокуратуры есть полномочия, которые выходят за пределы исполнительной власти, так как она вносит документы реагирования, обязательные для исполнительной власти.
Но если говорить о тонкостях, то законодательная власть намного ближе к деятельности прокуратуры, чем судебная. Мы смотрим, как на практике действуют те законы, которые принимают депутаты. Они — теоретики, мы — практики.
Несколько лет назад мне пришлось встречаться с юристами из Совета Европы, которых я принимал, будучи прокурором Автономной Республики Крым. Это были работники прокуратуры из Швейцарии, Англии, Германии, судьи Верховного суда ФРГ. Когда мы более тесно пообщались, перешли на доверительный тон, я спросил: «Почему вы считаете, что прокуратура должна быть в какой-то системе?». Они говорят: «А кто вам такое сказал? Вы должны сами определиться, учитывая сложившуюся в государстве систему». И это подход, который я полностью разделяю. Почему мы должны смотреть, как власть организована в других странах? В России и Украине органы прокуратуры существуют со времен Петра Первого. Петр мог бы подчинить прокуратуру и Сенату, и взять в свое подчинение, и по-другому трансформировать этот орган. Но не сделал этого. Поэтому традиционно, на протяжении столетий сложилось так, что прокуратура — это оплот правоохранительных органов в государстве.
Представьте себе, как прокурор пойдет поддерживать государственное обвинение, находясь в системе судебной власти от имени государства. Как это? Ведь судебная власть независима! Во всяком случае, так продекларировано в законодательстве, так должно быть в идеале, к которому мы пока не дошли, но должны рано или поздно дойти. Все разделено: есть адвокат, который отстаивает интересы подсудимого, есть интересы потерпевшего, и есть прокуратура, которая поддерживает обвинение от имени государства, защищающего потерпевшего. Мы не можем напирать на судебную власть, чтобы она приняла какое-либо решение. Она сама определяет: поддержать обвинение или оправдать подсудимого. Суд — это правосудие, справедливость, он отделен от государства. А прокуратура работает в системе государственной власти. Поэтому я выскажу свое личное мнение, то есть мнение человека, который больше 30 лет проработал в прокуратуре и никогда не пребывал ни в партийных, ни в советских, ни в коммерческих структурах.
Насколько я понимаю, мотив данного решения коллегии Генпрокуратуры — должность прокурора должна быть более независимой. Насколько сильно влияние политиков и финансово-промышленных групп (ФПГ) на прокуроров, как вы это чувствует на себе, много ли зависит от личности прокурора?
— Вопрос о влиянии ФПГ и политиков на кого-либо — это всегда вопрос моральных устоев той или иной личности. Поэтому тот прокурор, который не выдерживает давления, который не прочь состоять на службе у олигархов, должен брать шинель и идти домой. Ему нечего делать на государственной службе. Он просто «перепутал» работодателя. Тот момент, когда действующий прокурор фактически становится начальником управления, отдела или подразделения в иерархической системе конкретного экономического клана, — это момент совершения должностного преступления.
И как с этим бороться? Ведь прокурор не подписывает контракт с экономической группой, и о том, что он отстаивает чьи-то интересы, можно лишь догадываться по косвенным признакам…
— Знаете, на самом деле все гораздо проще. Когда я принял прокуратуру Автономной Республики Крым, она была разделена на несколько группировок. Одни прокуроры обслуживали интересы группировки «Греки», другие — интересы формирования «Сейлем», третьи — «Башмаков», четвертые — «ютились» возле татарской группировки и т. д. Но в течение года мы ликвидировали всю эту «систему», из 27 прокуроров остался только один, все остальные были уволены, пришли новые силы, которые к 2000 году сделали так, что закончились расстрелы, беззакония, прекратилась Сицилия, перестала проливаться кровь. Вы скажете: а что, все чистоплотные и добросовестные? Нет. Потому что если бы все были добросовестные, была бы немного другая статистика. Но пусть каждый отчитывается за себя. Я могу говорить по Днепропетровской области…
Область непростая. И очень сложная ситуация вокруг прокуратуры Днепропетровской области…
— Это естественно: наш регион обеспечивает почти 20% ВВП, здесь сконцентрировались основные экономические силы — ГМК, машиностроение, металлургическая, добывающая отрасли, и если прокурор будет работать на группировки, не получится тех цифр, о которых мы можем говорить. А это — 321 дело в сфере экономики из 534, которые направлены в суд за 3 месяца текущего года. Вы можете у меня спросить: много ли это? Так вот я вам назову цифру: это в 2,5 раза больше, чем в какой-либо другой области Украины, включая ведущие промышленные регионы. Это статистика Генпрокуратуры, я ничего не придумал. 2/3 всех банков, которые есть в Украине, представлены в Днепропетровской области. Возбуждено 50 уголовных дел по нарушениям в их деятельности, 27 ушли в суд из 109, которые направлены в суд по Украине.
Я приведу еще одну цифру: мы направили в суд 167 уголовных дел в сфере экономики. Из 982 — всего по стране. Каждое 6-е дело — наше. Вот вам истоки «большой любви» некоторых экономических кланов к прокурору Днепропетровской области. Мы не ищем любви ФПГ, но обязаны так себя поставить, чтобы достигнуть уважения. Потому что чем сильнее с помощью мер прокурорского воздействия будет тормозиться деятельность тех людей, которые вышли из правового поля, тем больше будет уважения к закону и к нам. Прокуратура будет по праву занимать то место, которое ей предназначено. С другой стороны, можете меня спросить: ну направили вы 167 уголовных дел в суд. А что за этим следует? Отвечаю: за 3 месяца мы вернули государству 76,185 млн. грн. А непосредственно в бюджет — 31,132 млн. грн. То есть каждый пятый миллион по Украине отдан нашей прокуратурой.
То, что для вас — результаты и достижения, для тех или иных ФПГ — убытки. У них остается два выхода — либо взять вас на работу, чтобы минимизировать убытки, либо уволить с этой работы опять с той же целью…
— Да, это верно, но, как я уже сказал, прокурор служит либо государству, либо кланам, причем тогда он перестает быть прокурором, а становится должностным лицом, совершающим определенное противоправное деяние. Я — прокурор. Почти с 21 года занимаюсь этим делом. Если бы я нанялся в ФПГ, ко мне не было бы уважения как к прокурору ни со стороны коллег, ни со стороны руководства страны, меня бы не терпел Генпрокурор Украины. Как говорил один исторический персонаж, оскорблений и беды я получил много, награды — никакой, но ретивости к государственному делу не потерял и не потеряю. Примерно к такой формуле сводится девиз моей жизни. Меня часто называют «кучмистом», хотя 26 декабря 2003 года меня уволили под аплодисменты отдельных финансовых кланов, для которых 11 месяцев моего вынужденного «декретного отпуска» (шутка) стали чрезвычайно приятным опытом работы с прокуратурой. Опытом, который, к их сожалению, больше не повторится, пока я здесь. И я очень благодарен Президенту и его здоровой политике за моральность, за то, что не все покупается и продается. Я чувствую, что, несмотря на все проблемы, на государственный уровень мышления поднят принцип, что защищать интересы державы должны люди, которые ей преданны. Я горжусь тем, что Юрий Ехануров приходил к нам на коллегию, будучи здесь губернатором, и награждал нас за проделанную работу, высказывая поддержку. Это моменты доверия, чрезвычайно важные для тех, кто не работает на кланы.
Исходя из тезиса, что прокуратура — око государево, такой вопрос: вы в Крыму пресекли развитие «синдрома первичного накопления капитала на крови». Сейчас идет процесс вторичного передела собственности на грани закона (или за гранью), без выстрелов, но с помощью информационно-юридических войн. Причем это активно провоцирует одна финансово-промышленная группировка. Как бороться с таким явлением? Насколько оно опасно? Какими методами можно справиться с подобной дестабилизирующей деятельностью?
— Как бы то, что я вам скажу, ни было банально, но единственный способ решения этой проблемы — законодательное урегулирование. Законодательная база дает возможность существования тех негативных явлений в экономике и в жизни страны, о которых вы сказали. Нам, юристам, кажется, что парламент должен больше уделять внимание базису, а не надстройке. Лучше Маркса не скажешь. Построили базис, тогда думаем о надстройке. Если бы законодательного люфта для маневров не было, ни один экономический клан не мог бы допустить тех явлений, с которыми мы сталкиваемся.
В Крыму первичное накопление капиталов шло бандитскими методами: рэкет, вымогательство, забирались предприятия, целый комплекс санаториев действовал помимо государства, и для борьбы с этим нужна была просто воля и неподкупность правоохранительных органов.
Теперь, когда открылось явление беловоротничковой высокоинтеллектуальной преступности, нужно грамотно заделать «дырки» закона, чтобы лавировать было невозможно. Чтобы не было ситуации, когда беззаконные по сути действия совершаются в правовых рамках. Если закон будет однозначен, тогда не будет простора для схем. А если не будет схем, государство получит дополнительный эффект, прежде всего экономический.
Почему я так говорю? Вот смотрите: почти все самые крупные предприятия ГМК, металлургического комплекса, кроме «Криворожстали», убыточны. Завод имени Петровского — банкрот, ГОКи — убыточны и прочее. А неужели сильные мира сего работают в убыток себе? И это свидетельствует о том, что у нас очень большие проблемы с законодательством. Хотелось, чтобы новый состав Верховной Рады подумал, каким образом предприятия ГМК, увеличившие производство в 2—3 раза и отправляющие продукцию за рубеж по минимальным ценам, но реализующие ее там в несколько раз дороже (по мировым ценам), оказываются такими неприбыльными? Что получает от этого государство, его иждивенцы и служащие — от пенсионера до студента, врачи, учителя? Как бы государство ни хотело, кормят его одни и те же добросовестные налогоплательщики.
Прокуратура как защитник интересов государства не может ничего сделать, пока не отрегулированы рамки закона.
Я часто слышу высказывания о том, что общий надзор не нужен. Да назовите его, как хотите. Мы — общество, государство, власть — сейчас не готовы, чтобы какой-то другой орган взял на себя систему защиты экономических интересов в державе. Кто может эту роль исполнять? Милиция? Нет. СБУ? У них другая специфика. Минюст — не готов к этому. А контролирующие органы? А как же наши 32 дела, возбужденные по налогообложению? По налоговикам? Ведь это те структуры, которые должны решить вопросы защиты прав и государства, и отдельных его граждан. Почему 2/3 всех сумм задолженностей по зарплате возвращает прокуратура? В прошлом году мы отдали свыше 70 млн. грн. и свыше 100 уголовных дел в данной сфере направили в суд. Что тогда делали контролирующие органы? К кому будут обращаться депутаты? Сколько прокуратура получила из контролирующих органов материалов? Мало. В основном свои разработки.
Изменения должны быть, они естественны. Изменяются формы собственности. Становится другим характер экономической жизни в стране. Но не меняются интересы государства. Государство защищает своих людей. Кроме закона должно быть осознание необходимости выполнения требований закона. Забирала бы одна структура у другой собственность через хитроумные схемы, если бы не было «двусказанностей» в законе? И если бы оценка комбинатов сразу была реальной, была бы война за передел? Нет. Для нее не было бы оснований. А при каких условиях это сделать? Требования закона и морали должны быть на первом месте.
Вы согласны с мнением, что на информационно-юридические и корпоративные войны тратятся деньги, которые могли быть выплачены как дивиденды и налоги?
— Да, то, что тратится на войны, тратилось бы на улучшение технологий, на модернизацию процесса производства, на безопасные условия труда, на зарплату и улучшение социальной защищенности. Были бы проблемы в обществе? Была бы социальная напряженность? Ее не было бы. У нас достаточно денег, но деньги тратятся не на то.
Прокуратура все это видит, понимает, но законодательной инициативы не имеет, чем она может помочь государству понять еще не осознанную им опасность финансово-промышленных групп, которые превращаются в агрессоров?
— Мы живем во время назревших изменений, которые должны найти отражение в Конституции. Нужно дать право законодательной инициативы Генеральному прокурору. Кто, как не прокурор, владеет аналитическим состоянием, складывающимся в обществе, в социально-экономическом развитии в результате применения законов на практике? Располагая этими моментами и наблюдая узкие места, которые не дают возможности развития государства, прокурор в состоянии подготовить законопроект, который восполнит пробелы в законодательстве, о которых говорили выше. А решать судьбу проекта будут в Верховной Раде. У меня есть мечта, или пожелание, не знаю, как сказать, чтобы прокурор, тесно сотрудничая с законодателями, мог подсказывать, как отрабатывать законодательство. И тогда не будет захватов предприятий, не будет инспирированных в рамках информационно-юридических войн исков, не будет многих социальных проблем. Потому что эти проблемы возникают из-за того, что дыры в законодательстве позволяют финансовым кланам уклоняться от уплаты налогов, минимизировать прибыль и уходить от ответственности за эти и другие грехи. Почему у нас в ужасном состоянии система профтехобразования? Почему люди не стоят в очереди за Чеховым? Почему полки заполонили «Бешеный разбушевался», «Бешеный в гневе», «Бешеный что-то не то съел» и т. д.? Потому что деньги идут не на образование, не в науку, а на подкуп работников правоохранительных органов, исполнительного аппарата, судей, на схемы.
Как мы в Крыму решили вопрос декриминализации? Бандитское формирование питалось из экономических ресурсов. И когда им «прикрыли» выходы на нелегальную торговлю, контрабанду, осложнили рэкет и закрыли все остальные «доходные места», ресурсов для последующего подкупа чиновников и сотрудников правоохранительных органов стало меньше. И преступникам стало неуютно. Почему в Керчи не собиралась сессия городского совета? Потому что бандиты все разбежались — кворума не было. Не было кворума и в Симферопольском горсовете. И в Феодосии.
Что парадоксально: пока прокуратура обслуживала криминал, она находилась в ужасающих условиях. 50 лет следственное управление сидело в конюшне, где когда-то стояли лошади пристава, на которых он выезжал по делам. Благодаря здоровым силам в Верховной Раде, поддержке Генеральной прокуратуры, активной позиции самих работников были созданы нормальные условия труда, и это тоже вызывает уважение. Когда заходишь в конюшню, не чувствуешь мощь закона. Это психология.
Последнее время обсуждается ваш конфликт с «Приватом», и журналисты задаются вопросом, почему не совпали ваши интересы. В частности, совершенно четко конфликтность проявилась, когда Геннадий Корбан допустил возможность вашего участия в организации покушения на него…
— Это не конфликт Шубы с «Приватом» или Шубы с Корбаном. Это конфликт «Привата» с государством. Не совпали интересы государства с интересами конкретной ФПГ, моих личных интересов тут нет. Мы — прокуратура — ни против кого не идем. Мы отстаиваем принцип, что закон писан для всех. Все должны его выполнять. А тогда мы возвращаемся к тому вопросу, с которого начали: прокурор не должен обслуживать интересы клана, и если возникает конфликт с государством, если, например, осуществляются сделки, которые не соответствуют закону, если возмещается через фиктивные фирмы НДС, если продается продукция ниже себестоимости по схемам, чтобы уходить от налогов, я, естественно, беру сторону государства.
Я не могу сказать, кто организовывал публикации против меня. Это лишь догадки. Но когда сначала намекают, что вы не отдали дело в суд, чтобы там его прекратили (хотя мы возбудили дело по факту, и есть решение Верховного суда, что мы не обязаны эти дела давать), а затем следует грязная клевета в прессе, связь очевидна. Я говорю: если вы хотите, чтобы было объективное рассмотрение ваших вопросов, не давите, не пытайтесь подкупить прокурора, не прячьте ваших руководителей заводов. Мы думаем, что они уже стали черными от загара, потому что пребывают в Греции, на Сейшелах или других жарких курортах. И это руководители убыточных предприятий. Мы тоже хотим узнать истину по делу. Поэтому дайте нам его завершить и передать в суд. Может, суд скажет, что прокурор и следователь неправы. Но когда мы в течение месяца не можем найти руководителя завода, чтобы предъявить ему обвинение, когда мы просим МВД, СБУ найти руководителя то ли Премьер-банка, то ли «Сухой балки», то ли иного предприятия, где допущены нарушения, а те прячутся, появляется ощущение, что с нами играют. Не надо этого делать. Мы не то учреждение, с которым можно играть.
То же могу сказать в отношении дела Корбана. То, что он заявил, можно сказать следователю, оперработнику, но не кричать на всю Украину, бросая тень на мою честь как человека и прокурора. Генпрокуратура предложила ему в порядке ст. 95 УПК написать официальное заявление. Он отказался. Я понимаю, что была сделана попытка таким «макаром» отстранить меня от должности. Даже ценой того, чтобы пустить следствие в неверное русло. Но мудрость и доверие Генерального прокурора, то, что дело не было передано в другую область, которая не в курсе всех нюансов нашего региона, — все это помогло раскрыть тяжкое преступление за 17 дней. С непосредственным участием облпрокуратуры. Определенные моменты имели отношение к событиям 2002 года. Они создали основу для раскрытия преступления. Мы не тормозили расследование по делу, как заявляла сторона Корбана. Преступник был задержан, мы получили санкцию на его арест, доставили в Днепропетровск, начали следственные действия, провели воспроизведение обстоятельств события и в результате психологического контакта между задержанным и нашим следователем нашли вещдоки, которые помогли окончательному раскрытию преступления. Прокурор, не заинтересованный в раскрытии дела, ничего бы этого не делал. Сейчас мы работаем — нам нужен заказчик. То есть первый ответ на это обвинение — раскрытие преступления. Второе — мы обратились в Бабушкинский суд с иском о защите чести и достоинства. Г-н Корбан должен извиниться. Либо добровольно, либо по суду. При этом я могу гарантировать, что это не повлияет на чистоту, объективность, полноту расследования по делу. По-человечески я могу на него обижаться, но как прокурор должен защищать и Корбана, и всех остальных. Это моя работа.
Беседовала Галина Моисеева